Век криминалистики - Юрген Торвальд - Страница 4

Напротив, Ломброзо в отличие от Кетле сыграл весьма отрицательную роль как в истории изучения причин преступности, так и в истории уголовного права. Опираясь на результаты наблюдений над заключенными (он несколько лет работал тюремным врачом), Ломброзо в своей книге «Преступный человек» (1876) заявил, что им открыт особый тип людей – «прирожденный преступник», которого легко обнаружить по определенным физическим признакам («стигматам»), скажем по особенностям строения черепа, форме ушей, носа, губ и т. д. В изображении Ломброзо и его последователей, образовавших так называемую «итальянскую школу» в уголовном праве, преступность выступала в качестве не социального, а биологического явления, порождаемого в первую очередь биологическими (генетическими и т. п.) причинами. Тем самым, вопреки утверждениям Ю. Торвальда, учение Ломброзо по своей сути было попыткой не раскрыть подлинные причины преступности, а увести исследователей этой проблемы на неверные пути. Особенно же реакционный смысл имели те выводы, которые делали из учения Ломброзо его последователи в области уголовной политики, поскольку вместо судебной процедуры и ответственности за совершенные уголовные преступления ими предлагалась система выявления по соответствующим стигматам «потенциальных преступников», которых следовало «устранить» из общества, не дожидаясь совершения ими какого-либо преступления.

По этим причинам мы, разумеется, не можем согласиться с Ю. Торвальдом в оценке роли Кетле и Ломброзо, как и с рядом других его суждений по истории криминологии. Вместе с тем хотелось бы отметить, что некоторые ученые, упоминаемые в книге Ю. Торвальда в качестве видных криминалистов, были и довольно известными для своего времени криминологами, хотя Ю. Торвальд об этом и не говорит. Например, на страницах «Века криминалистики» много рассказывается об экспертизах, проведенных профессором судебной медицины в Лионе Лакассанем (1843–1924). Хотелось бы добавить, что Лакассань был одновременно и основателем так называемой «лионской школы» в криминологии, занявшей промежуточные позиции в споре между сторонниками двух основных направлений в криминологии – антропологического и социологического, и во многом предопределившей пути развития этой науки во Франции. Лакассань был участником многих международных конгрессов по вопросам причин преступности, одним из основателей и редакторов журнала «Архивы уголовной антропологии», на страницах которого им было сформулировано кредо «лионской школы»: «Социальная среда является бульоном, в котором развивается культура преступности. Преступник – это микроб, не играющий никакой роли до того момента, пока не окажется в бульоне, который заставит его активно функционировать».[16]

Нетрудно, разумеется, заметить, что терминология этого определения заимствована из учения великого биолога Луи Пастера и что так формулировать концепции в области причин преступности мог только тот, кто, подобно Лакассаню, был врачом или судебным медиком.

В своей книге Ю. Торвальд рассказывает также об итальянском профессоре медицины Оттоленги, активном стороннике введения системы «бертильонажа». Видимо, это не очень украсит облик профессора, но ради справедливости следует добавить, что Оттоленги был не менее активным последователем и учения Ломброзо. Особенно усердно он изучал носовую кость черепа и пришел к выводу, что по ней можно различать не только преступников и «обычных» граждан, но и определять, кто из преступников является прирожденным убийцей, кто вором, кто мошенником и т. п.[17]

Нуждаются в серьезных комментариях и те восторженные оценки, которые дает в своей книге Ю. Торвальд полицейским службам ряда капиталистических государств. Как правило, излагая историю создания полиции какой бы то ни было страны, Ю. Торвальд сначала рисует очень яркую, образную картину царившего разгула преступности, коррупции, беззакония и произвола в деятельности полицейских органов. Затем он переходит к описанию того, как с приходом Видока, Эдгара Гувера или другого реформатора наступает эра подавления преступности и торжества законности и порядка. При этом Ю. Торвальд справедливо подчеркивает, что необходимость реформ каждый раз была социально обусловлена и проводились они в тот момент, когда положение дел в борьбе с преступностью достигало поистине кризисного состояния. Однако у читателя может сложиться впечатление, будто многие из описываемых в книге пороков, присущих полиции капиталистических государств, относятся лишь к давно прошедшим временам, а ныне они полностью или почти искоренены. В действительности же дело обстоит далеко не так.

Скажем, по прочтении книги Ю. Торвальда может сложиться впечатление, будто реорганизация лондонского Скотланд-Ярда в 80-х гг. прошлого века, после того как некоторые его сотрудники были уличены во взяточничестве, привела к избавлению этой организации от ее пороков. Между тем и поныне время от времени всплывают на поверхность факты, свидетельствующие о размахе существующей в Скотланд-Ярде коррупции. В частности, в ходе расследования, начатого в 1978 г. и продолжающегося вот уже несколько лет (его проводят сотрудники провинциальной полиции), раскрыты факты взяточничества со стороны десятков рядовых и высокопоставленных чиновников Скотланд-Ярда, тесных связей многих из них с преступным миром, помощи преступникам в организации ограблений, сокрытии следов преступлений, устройстве побегов из тюрем и т. п. Многочисленные разоблачения, свидетельствующие о том, что лондонская полиция, от низших чинов до самой верхушки, была охвачена коррупцией, полностью дискредитировали ее в глазах населения.[18]

Столь же неправильно было бы полагать, будто в современных условиях утратили свою силу приводимые в книге Ю. Торвальда слова одного из руководителей нью-йоркской полиции Дж. Уоллинга, вскрывшего в 1887 г. чудовищные пороки этой организации и написавшего о них в стиле блестящего памфлета. И хотя Ю. Торвальд сопровождает слова Уоллинга комментарием, из которого следует, будто полиция в Соединенных Штатах была такой лишь в старые времена, нас, скорее, поражает то, до какой степени эта характеристика состояния американской полиции верна и сегодня.

В особенности неправильной представляется та явно идеализированная характеристика, которую дает Ю. Торвальд американскому Федеральному бюро расследований (ФБР) и его многолетнему главе Э. Гуверу. Кстати сказать, Э. Гувер до самой своей смерти (2 мая 1972 г.) прилагал немало усилий к тому, чтобы всячески рекламировать деятельность ФБР и его заслуги, большей частью мнимые, в борьбе с организованной преступностью, то есть именно в том плане, в каком ФБР и Э. Гувера рисует Ю. Торвальд. Видимо, в этих же целях в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне чуть ли не ежедневно организуются экскурсии, где демонстрируются и оборудованные по последнему слову Науки и техники лаборатории, и коллекции огнестрельного и холодного оружия, произведенного чуть ли не во всех странах, и фотографии, схемы, вещественные доказательства, подтверждающие якобы героические усилия ФБР в борьбе с гангстерскими бандами 20—30-х гг. (принять участие в такой экскурсии может любой американец или иностранец, приехавший в Вашингтон и располагающий хотя бы одним лишним долларом и часом времени).

Приходится лишь сожалеть, что Ю. Торвальд в описании ФБР пошел на поводу у рекламных сочинений, большей частью инспирированных самим Э. Гувером. В действительности Э. Гувер пришел в 1924 г. на пост руководителя Бюро расследований {так до предпринятой им в 1930 г. реорганизации называлось ФБР), имея за своими плечами опыт работы двоякого характера: клерка из отдела каталогизации библиотеки конгресса США и самого активного участника так называемых «пальмеровских облав» – преследований левых сил в США, организованных в 1919–1920 гг. министром юстиции Пальмером, в ходе которых на основании ложных обвинений около десяти тысяч американцев были подвергнуты арестам, а многие из них затем высланы из страны. Э. Гувер действительно, как это и отмечает Ю. Торвальд, придавал большое значение широкому использованию достижений науки и в особенности систематизации собранных его ведомством сведений самого различного характера. Однако вопреки Ю. Торвальду все это использовалось в первую очередь не для борьбы с гангстерами и другими опасными нарушителями федеральных законов, ради чего и создавалось Бюро расследований, а для организации полицейской слежки за миллионами американских граждан, проведения антисоветских и антикоммунистических кампаний, устройства травли и расправ над лидерами прогрессивных движений. (Из многочисленных преступлений американской охранки достаточно напомнить лишь об убийстве в 1968 г. выдающегося руководителя негритянского демократического движения Мартина Лютера Кинга, «причастность» к которому ФБР во главе с Э. Гувером не вызывает сомнений[19]).