Звук чужих мыслей - - Страница 24

Дэвид открыл глаза и потянулся.

— Клер, — позвал он.

— Я здесь, милорд и повелитель, — послышался голос из ванной, и Клер, плавно сгибаясь в поклонах, подошла к кровати с чашкой кофе в руках.

Платиновые ее волосы были откинуты назад, на ресницах темнела вчерашняя маскара, но губы были не накрашены, и ее лицо казалось сочетанием двух лиц: того, вечернего, из казино, и другого, более молодого, утреннего. На ней была пижама Дэвида, и ей пришлось закатать рукава и брюки. Она улыбалась.

— Простите, милорд, что ваш утренний кофе недостаточно горячий, но я ждала, пока повелитель соизволит открыть глаза.

У Дэвида мелькнуло ощущение, что все это уже было, что он уже видел когда-то этот гостиничный номер, пятна солнца на вытертом ковре и это улыбающееся лицо со следами вчерашней краски на ресницах. С самого детства в разных местах его вдруг иногда охватывало такое же тревожное чувство уже виденного, знакомого, но он никогда не мог найти потайную дверь в воспоминания. Но сейчас он мгновенно вспомнил. Он видел это утро в мыслях Клер, тогда, когда они стояли в его номере в Лас-Вегасе.

Он прислушался, но не мог разобрать ее мыслей. Они лениво мурлыкали в ее голове, словно сытые котята, то сворачиваясь клубком, то томно потягиваясь.

Он выпил кофе и протянул ей чашку.

— Благодарю вас, моя добрая Клер, и разрешаю сесть рядом с собой.

Она обняла его за шею и уткнулась носом в его плечо, как тогда там, в Лас-Вегасе. Он погладил ее волосы с уже начавшими темнеть корнями.

— Клер, — тихо сказал он, — тебе хорошо со мной?

Она едва заметно вздрогнула в его руках. «Хорошо? Это я всегда спрашивала, хорошо ли им со мной… Это не может продолжаться…» — подумала Клер.

— Почему? — спросил Дэвид. — Почему не может?

Она снова вздрогнула и испуганно посмотрела на него, садясь на кровати.

— Что «почему»? Что не может?

— Мне показалось, — сказал Дэвид, проклиная себя за то, что снова спутал мысли со словами, — что ты подумала о нас…

Котята в голове у Клер вскочили и выгнули спины, воинственно шипя. Она говорила то, что думала.

— Да, я подумала, что это не может продолжаться. Да, тебе хорошо со мной, я хорошая любовница, мне это все говорили, и ты этого не забудешь. Я не смогу жить с тобой, каждую минуту ожидая попрека. Может быть, ты и хороший парень, но ты же нормальный человек, ты не святой. Святые не играют в блэк-джек, не бьют ближнего пистолетом по голове и не думают о том, сколько запросит эта девка с крашеными волосами. — Из ее подведенных глаз выкатились слезинки, которые казались странно прозрачными рядом с густо накрашенными ресницами. Голос звучал враждебно. — Нет, я ни в чем не хочу упрекнуть тебя, я даже не знаю, кто ты и что ты. Я злюсь только на себя: дура, сентиментальная шлюха! Черт с тобой! Я думала о нас всю ночь, и я не хотела этой истерики. Двадцать пять долларов с вас, мистер, по таксе. Только наличными, кредита не даем. Ничего не поделаешь, я молода. Приходите через десять лет, будет дешевле. А еще лучше через двадцать, будет почти совсем задаром.

Она повалилась лицом на кровать, и плечи ее в полосатой пижаме Дэвида вздрагивали в такт всхлипываниям. На простыне около ее лица расплывались маленькие влажные пятнышки.

Дэвид почувствовал, как его подхватывает теплая мощная волна нежности и тянет, несет к ней.

— Не плачь, — сказал он и, чуть прикасаясь пальцами, погладил ее затылок. — Может быть, тебе особенно и нечем гордиться, но и мне нелегко. Я урод, понимаешь, урод.

Не поднимая головы, она пробормотала сквозь слезы:

— Я этого не замечала.

— Нет, Клер, я урод. Я не такой, как все. — «Зачем я ей все это говорю?» — пронеслось у него в голове, но он уже не мог остановиться. Нежность опьянила его, и он продолжал говорить. — Я слышу чужие мысли так же явственно, как слова, даже еще яснее. Я не хочу этого, но не могу заткнуть свои мысленные уши. Не знаю, как это у меня получается, но я слышу звук чужих мыслей, вижу образы, плывущие в чужих головах, и, честное слово, это не так приятно, как я думал вначале. Ты не представляешь, что это такое — вечно слышать жадные, лживые, трусливые, похотливые, глупые слова, которые, словно зловонная жижа, переполняют черепные коробки. Ты первый человек в мире, которому я рассказываю все это.

Клер смотрела на него широко раскрытыми глазами, и в них мерцал благоговейный страх.

— Значит, ты поэтому узнал о снотворном? — прошептала она.

— Конечно, — сказал Дэвид. — Я вышел из зала специально, чтобы ты смогла подсыпать мне в стакан этой дряни. Мы квиты. Клер. Сначала ты хотела угробить меня, потом спасла. Но дело не в этом. Конечно, я знаю, что ты потаскуха, но, как тебе сказать? У тебя и жадность какая-то непосредственная, детская.

— И ты знаешь, что я сейчас думаю? — спросила Клер.

— Конечно. Ты думаешь: странное дело, он несет какой-то бред, а я верю ему.

— А еще?

— А еще ты думаешь: черт с ним, с будущим, хорошо бы он прижал сейчас меня к себе.

— Почему же ты не делаешь этого?

— Я буду делать только то, о чем ты попросишь меня словами.

— Я прошу тебя.

— О чем?

— Чтобы ты прижал меня к себе.

Он обнял ее за плечи и медленно притянул к себе. Ее рот был прижат к его груди, и голос ее звучал приглушенно:

— И я не смогу прятать от тебя никаких мыслей?

— Нет.

— Но так же нельзя жить.

— Только так и можно жить.

— Ты глуп. Ты должен был бы быть священником. А если у меня появятся плохие мысли?

— Ты придешь и скажешь: «Дэвид, у меня плохие мысли».

— Дэвид? — Она засмеялась. — Значит, тебя зовут Дэвид? Я ведь до сих пор не знала твоего настоящего имени.

— Дэвид Росс.

— Дэвид Росс, пока у меня нет плохих мыслей, кроме мыслей о завтраке. Кроме того, мне нужно кое-что купить себе. Мы ведь удирали в такой спешке, что я даже забыла свою пижаму и зубную щетку.

— Возьми деньги, но зубную щетку я хочу преподнести тебе сам в качестве подарка.

— Благодарю, милорд, но у меня есть деньги. По крайней мере те, что я честно заработала у вас.

Она смеялась весело и беззаботно, как тогда, в первый вечер их знакомства.

Небо за окном было пасмурным, и в комнате было сумрачно. Юджин Донахью встал и зажег свет.