Welcome to Трансильвания - Юденич Марина - Страница 80

— Каким же образом?

— Не знаю. Ничего не знаю наверняка, но ощущение было такое. Поверьте, за годы работы у доктора Брасова я научился не только слышать то, что он говорил, но и чувствовать то, что он думал. Хотя в это, наверное, трудно поверить.

— Отчего же? И кстати, это кое-что объясняет…

— Что же?

— Скажите, Кароль, вы знакомы с материалами, которые доктор Брасов направлял герцогу Текскому? Особенно после того, как вопрос его приезда стал делом решенным?

— В принципе, я представляю, чему они были посвящены…

— Тогда уж — кому. Разумеется, Владу Дракуле. Но что именно содержалось в этих материалах, какие конкретно факты, доводы и так далее?

— Боюсь, что нет. Детали мне не известны. Он сам выбирал что-то из своих архивов и отправлял по электронной почте.

— И вы никогда в нее не заглядывали?

— Нет. У нас было два компьютера. Один — большой, на нем в основном работал я. Там хранилась общая корреспонденция. Кроме того, доктор Брасов пользовался своим note-book. У него был отдельный доступ в Интернет и, разумеется, пароли. Впрочем, я и так не имел обыкновения…

— Да, я помню, совать нос в дела шефа.

— Именно так. А вы что же, знакомы с этим материалами?

— Да. И, откровенно говоря, кое-что в них сильно меня удивило.

— Что же?

— Раздвоенность. Видите, ваш термин пришелся к слову. Прежде я говорила о неком алогизме.

— Это странно. Доктор Брасов был хорошим аналитиком, с логикой у него все обстояло прекрасно, можете мне поверить.

— Верю. Я и сама думала так же. И еще более удивлялась.

— Вы так и не скажете мне, в чем там было дело?

— Отчего же? Скажу. С одной стороны, доктор Брасов уверял герцога Текского в абсолютной исторической правоте Влада Дракулы. Его мужестве и так далее… С другой же — все больше приводил примеры беспримерной жестокости своего героя. И ни одного аргумента — в защиту. Только декларации.

— Это странно. Он обладал достаточным арсеналом аргументов. Да, это очень странно.

— Но объяснимо в свете того, что вы сейчас сказали о его сомнениях. Возможно, его отношение к приезду герцога было именно двойственным. С одной стороны, профессор почему-то очень ждал этого приезда и возлагал на него большие надежды. С другой же — едва ли не подсознательно пытался предупредить герцога о возможной опасности. Оттого и писал все больше о кровавых деяниях Дракулы. Однако я вас перебила. Простите. Речь шла о том, что вы не только знали, но и чувствовали, что происходит что-то неладное. В частности, эти визиты…

— Да. И в тот… в последний день я тоже чувствовал… Хотя он и не выпроваживал меня, как накануне. Но я чувствовал: он хочет, чтобы я ушел пораньше…

— Иными словами, в ту ночь он тоже ждал кого-то.

— И тот приходил. Я точно знаю…

— Откуда же?

— Запах. Когда под утро меня разбудили полицейские и вместе с ними мы вошли в квартиру профессора — там стоял этот запах. Необычный, пряный — скорее всего табачный. Такой же был в прошлый раз. И после первого визита. Я еще подумал тогда, что гость курил трубку. Или какие-то особенные ароматные и крепкие сигареты.

— Вы говорили об этом полицейским?

— Говорил, конечно. Но они, похоже, не слишком внимательно слушали.

— Значит, сначала сообщения по электронной почте, потом — три загадочных визита. Все это вкупе с серией таинственных убийств — и доктор Брасов начал сомневаться. А потом и вовсе оказался сломленным…

— Да, это очень точное определение. Он был сломлен, именно сломлен…

— А вслед за ним сломались и вы, Кароль?

— Я… я не знаю. Наверное, так. Но что бы вы делали на моем месте?

— Не знаю. Мне бы разобраться с тем, что должно делать — на моем. Впрочем, обещаю, к этому вопросу мы еще вернемся. А пока скажите мне вот что: в окружении доктора Брасова или среди тех людей, кто так или иначе оказался втянутым в водоворот этих событий, были врачи?

— Врачи?

— Врачи. Фельдшеры. Медсестры. Словом, люди, имеющие какое-то медицинское образование.

— Вроде нет… Хотя постойте! Этот грек из экспедиции доктора Эрхарда, Костас… Не помню его фамилии. Словом, тот, что остался жив… Он же врач. Да, совершенно точно. Про него так и писали — врач экспедиции…

— Действительно…

Газетная страница, воспроизведенная на экране монитора, вдруг совершенно явственно предстала перед глазами Полины.

Ночью в Лондоне, изучая бумаги герцога Текского, она изредка отрывалась от этого занятия, для разнообразия погружаясь в Интернет.

Поисковые запросы приносили некоторые плоды, на экране компьютера мелькали короткие информационные сводки и цветные копии газетных полос.

Эта была одной из многих.

Там было фото.

И подпись под ним.

«Врач экспедиции… — далее следовало длинное, труднопроизносимое греческое имя, — единственный из членов экспедиции избежал страшной участи».

На фото запечатлен был красивый смуглый мужчина, темноволосый и синеглазый.

«Прямо рекламный красавчик», — подумала она тогда.

И еще подумала, что такой могла быть реклама табака.

Теперь она вспомнила это точно, до мельчайших подробностей.

Впрочем, подробность была только одна.

Красивый грек на фотографии курил трубку.

Вечер в Констанце

— Боже правый, но почему вы не сказали мне всего этого раньше?

Он опрокинул стопку водки.

Еще одну.

Пятую или шестую по счету.

И снова вроде бы не почувствовал вкуса.

— Вы пьете как русский…

Стивен Мур внимательно наблюдал за Костасом Катакаподисом, удобно расположившись в мягких недрах роскошного кресла.

Голубой шелк, обильно расшитый золотом, — обшивка кресел и диванов в этом небольшом салоне, как, впрочем, и прочая обстановка, дышала византийской роскошью.

Тем же златотканым шелком были обиты стены каюты.

Золото вообще доминировало в этом пространстве: массивные позолоченные канделябры, золоченая бронзовая пантера, на спине которой покоилось массивное стекло низкого овального стола. Две других, похожих на лежащую в основании стола подругу как две капли воды, настороженно замерли у стойки бара.

Картины и зеркала в массивных золоченых багетах.

Пыльный, пятнистый комбинезон Стивена Мура откровенно диссонировал с помпезным интерьером «Ахерона».

Трое других мужчин, коротающих вечер на борту яхты, вписывались в него более органично.

Костас Катакаподис, доставленный сюда прямиком из подземного плена, первым делом запросился в ванну. Возможно, он несколько пришел в себя, разомлев в ароматной пене. Но как бы там ни было, облаченный в тяжелый шелковый халат, тоже, к слову, расшитый золотом, выглядел сибаритом — под стать общей атмосфере.

Вторым был лорд Джулиан. Этот расположился в позолоченном мире с обычным небрежным изяществом.

Третьим — хозяин яхты. Человек, предпочитающий теперь называться Ахмадом аль Камалем.

Встречу, назначенную лордом Джулианом накануне вечером, он предложил перенести из сонного Бухареста на побережье Черного моря, в Констанцу.

К ее причалу накануне плавно подошла роскошная яхта, вызвав в порту изрядный переполох.

Здесь давно не видали таких надменных красавиц.

Пожалуй, что со времен покойного диктатора Чаушеску, питавшего, как известно, слабость ко всевозможным роскошным штучкам.

Плавучим — в том числе.

Надо сказать, предложение переместиться на борт яхты поначалу прозвучало довольно неуверенно. Ахмад Камаль вовсе не был уверен в том, что лорд Джулиан примет его, и ожидал отказа.

Возможно — весьма резкого.

Крутой нрав Энтони Джулиана был хорошо известен по обе стороны Атлантики.

Причем довольно широкому кругу лиц.

Тони, однако, согласился неожиданно легко:

— Неплохая идея, старина. Я, знаете ли, начинаю несколько тяготиться местным сервисом.

— В таком случае, ваша светлость, сочту за честь… — Оставим реверансы, дружище. Сказал же: совсем не прочь злоупотребить вашим гостеприимством.