Антиквар - Бушков Александр Александрович - Страница 4

– Смазал бы ты щеколды, что ли… – поморщился Смолин. – Выдать копеечку на масло?

– Ничего подобного, товарищ командир! – отрезал старикан. – Когда все скрипучее, вмиг услышишь, если полезет кто-то…

– А зачем к тебе лезть, сокол ясный? – лениво поинтересовался Смолин, без церемоний проходя в комнатку. – Сокровищ не накопил, капиталов не имеешь…

– Времена нынче предельно криминогенные, – гладко ответил Кузьмич. – А изобретательность преступного элемента известна не понаслышке. Опыт имеем, знаете ли… Повышенная бдительность – не фигура речи и не преувеличение, а насущная предосторожность…

– Ладно, ладно… – проворчал Смолин.

Он взял с узкого подоконника черный десятикратный бинокль, чуть отступил в глубь комнаты и перенастроил окуляры по своим глазам. Блочная пятиэтажка была от барака всего-то метрах в сорока, а теперь, вооружившись оптикой, Смолин и вовсе видел гостиную бабушки Фаины так, словно стоял на балконе ее дома. Картина наблюдалась самая идиллическая – вся троица восседала за столом, только что начавши гонять чаи с теми самыми вареньицами-печеньицами. О чем они там беседуют, было, разумеется, не понять, не умел он читать по губам – но сразу видно, что разговор самый беспечный: сидят люди, давно друг друга знающие, чирикают улыбчиво, спокойно, о вещах наверняка мирных и приятных… Точно, на неделе же всажу микрофон, подумал Смолин, кладя бинокль на подоконник. Законный процент с трехсот тысяч баксов – это сумма, ради которой и сдавший в последние годы Кащей трезвый рассудок сохранит елико возможно дольше…

– Журнал наблюдений, – отрапортовал Кузьмич, подавая ему знакомую тетрадку. – Как уже отмечено, не имея возможности определять, кто именно входит в квартиру к объекту, и фиксируя таковых лишь в случае незадернутых штор посредством оптики, запечатлеваю, согласно указанию, номера машин, имевших остановиться у подъезда, равно как и лиц, туда входящих…

Смолин бегло изучил достижения прошедшей недели: одни обозначены как «жилец» или «жиличка», другие охарактеризованы двумя-тремя фразами – нужно признать, достаточно профессионально, нехилую свою зарплатку Кузьмич отрабатывал качественно. Номера машин… А если вернуться на месяц назад…

Ах ты ж, мать твою… Впервые вишневая «восьмерка», стоящая сейчас идиллически у подъезда, зафиксирована наружкой в лице Кузьмича месяц и восемь дней назад. Всякий раз на ней прибывали Дашенька с Мишенькой… Следовательно, старушку начали пасти давненько…

– Кузьмич… Эта парочка из «восьмерки», прежде чем появиться на машине, раньше приходила пешком? Поодиночке?

– Дайте свериться… – старый вертухай, морща лоб, полистал тетрадку, поиграл кустистыми седыми бровями, потом уверенно заключил: – Не фиксировались. Первый раз прикатили сразу на данной машине, как и обозначено…

Бросив тетрадку на подоконник, Смолин хотел задать следующий вопрос, но краем глаза увидел на столе нечто интересное – и, не церемонясь, поднял толстую пеструю бульварную газету и вытянул за уголок еще одну тетрадочку. Едва ее раскрыл, определил, что там прилежно отмечены все до одного его собственные визиты за время их двухмесячного сотрудничества: дата, время, продолжительность даже…

– Вот оно как, старинушка? – спросил он, ухмыляясь. – Второй рукой, стало быть, и меня освещаешь?

Старикан, столь же непринужденно усмехаясь, не отвел взгляда, пожал плечами с видом совершеннейшей невинности:

– Яковлич, ты ж не пацан, чтоб обижаться… Жизнь нынче сложная и замысловатая. Я ж не темный пенек, прекрасно знаю, что у бабки дома картин на хренову тучу денег… Знаю я, почем картиночки толкают…

– Откуда?

– Слухом земля полнится. Интересно ж…

– Понятно, – сказал Смолин. – И меня, на всякий случай, тоже следует фиксировать? Вдруг я ее не охраняю, а намерен совсем наоборот поступить? А?

– Бдительность – вещь небесполезная, – сказал Кузьмич. – Я тебя, командир, ни в чем таком не подозреваю, боже упаси, но порядок должен быть, когда рядом такие материальные ценности. Ты, сокол, хотя мне и платишь нехило, человек все ж загадочный… да и сидевший, уж извини за откровенность… Я ж не говорю, что я на тебя куда стучу, я просто фиксирую абсолютно все, что вокруг ценностей происходит… – он поднял указательный палец. – Культурных ценностей, заметь! Мы ж не темные, мы в допусках, как барбоска в блохах…

– Интересно, – сказал Смолин, улыбнувшись не особенно и добро. – И какая сорока тебе на хвосте принесла, что я сидел?

– А зачем сорока? Я, ежели помнишь, сорок лет присматривал за контингентом. И станови ты мне любую толпу, а я в ней всех до единого чалившихся высмотрю в сжатые сроки…

– Штирлиц ты наш… – хмыкнул Смолин. – Вот только я, Кузьмич, оба свои срока тянул за то, что преступлением да-авно не считается и изъято из кодекса вовсе…

– Да мне какая разница? Я одно говорю: порядок должен быть решительно во всем…

Не было смысла обижаться всерьез, устраивать выволочку – коли уж он не собирался замышлять против старухи что бы то ни было. Следовало просто учесть привычки Кузьмича, вот и все. Поскольку наблюдатель из него, следует признать, был хороший – да и нет замены пока что…

– Ладно, – сказал Смолин, достал бумажник и извлек пару ассигнаций. – Благодарю за службу, вот тебе зарплата за полмесяца. Начихать мне, по большому счету, что ты и на меня тетрадочку завел, но вот если что-то нехорошее случится, а ты, ветеран невидимого фронта, прошляпишь… Прости за откровенность, придушу, как проститутку Троцкого…

– Не гоношись, Яковлич, – сказал старикан веско. – Криминала не допустим ни в каком плане. Ты на меня зла не держи, я тебе очень даже благодарен за то, что вновь, так-скать, поставил в ряды, наполнил жизнь смыслом… но порядок, извини, должен быть во всем. Ни с чьей стороны криминалитета не потерплю, так воспитан партией и правительством…

Сволочь, подумал Смолин. Но сволочь полезная, с его бессонницей, зорким глазом и тоской по работе. «Журнал наблюдений» получается отменный, что ни говори…

За спиной звякнула цепочка, проскрипел засов, скрежетнул ключ. Спустившись по рассохшейся лестнице, Смолин не спеша подошел к «тойоте» и плюхнулся на сиденье рядом с развалившимся за рулем Шварцем. Тот глянул вопросительно.

– Посидим, – сказал Смолин вяло. – Чапай думать будет…

Ни о чем особенном он не думал – просто сидел, откинувшись на спинку сиденья, прикрыв глаза. Команда безмолвствовала, оберегая покой шефа, – старые были сподвижнички, дисциплинированные, сыгранные …

Человеку постороннему его команда могла показаться странноватой, но только тому, кто в жизни не сталкивался с мирком антикварной торговли, о котором обыватели знают примерно столько же, сколько о секретах сейфов Генерального штаба. Специфический мирок, знаете ли, никогда не стремившийся к публичности и славе, вовсе даже наоборот. Подавляющее большинство обывателей с ним так и не сталкивается за долгую жизнь. Миллионы людей отроду не видели живого, настоящего шпиона. Точно так же миллионы в жизни не столкнутся с живым, натуральным антикваром. А общее между шпионом и антикваром то, что оба стремятся к максимальной конспирации, старательно притворяясь, что их не существует вовсе… И шпион, и антиквар попадают на страницы газет и становятся героями очередной сенсации, только проколовшись. Мотивы поведения, правда, не вполне схожи. Шпион изначально занят исключительно тем, что нарушает законы. Антиквар законы нарушает постольку-поскольку, только там, где без этого никак не обойтись, – а в безвестности должен пребывать еще и в заботах о клиентуре. Серьезный коллекционер вовсе не хочет, чтобы окружающие точно знали, сколько и чего ценного у него расставлено, разложено и развешано по углам (что касается не только нашего беспокойного отечества, но и всего, пожалуй, благополучного зарубежья, где тоже не особенно принято светить коллекции). И наконец, что на российских просторах, что за пределами оных собиратели, народ фанатичный и решительный, сплошь и рядом не озабочены стопроцентным соблюдением законности. Все это, вместе взятое, и приводит к тому, что антиквар иной раз конспирируется почище шпиона: за всяким шпионом стоит держава, которая своего человечка попытается вытащить так или иначе, а вот антиквар такой роскоши лишен изначально…