История Хэйкэ - Ёсикава Эйдзи - Страница 28

На следующее утро – 19 января – Сайгё оставил свое пристанище и отправился в столицу на Четвертую улицу. Валил снег, и он испытывал искушение повернуть назад, но мысль о письме, доставленном Гэнго, заставляла его продолжать путь. Сайгё довольно давно не видел своих знакомых дам, и кто мог сказать, какие изменения произошли с ними и что ждало их всех впереди? Перейдя мост, покрытый глубоким снегом, он направился в сторону дворца госпожи Тайкэнмон. На одном из перекрестков, несмотря на бурю, собралась толпа. Раздавались крики:

– Их высылают!

– Двое узников!

– Это муж и жена, но кто они такие? В чем их преступление?

Сайгё попытался свернуть на другую дорогу, но и она оказалась запружена людьми и лошадьми. Офицеры Полицейского ведомства были готовы подавить попытки сопротивления со стороны нескольких воинов, казавшихся вассалами важного придворного.

– Смотри, без седел! Как жестоко – а они такие приятные люди! – всхлипывали какие-то женщины, вытягивавшие шеи, чтобы взглянуть поверх толпы, и быстро закрывавшие лица рукавами.

В этот момент появилось несколько мелких чиновников с бамбуковыми палками. Они грубо отгоняли толпу и кричали:

– Назад, назад! Очистить дорогу!

Они принялись теснить людей назад. От ворот усадьбы появились две расседланные лошади, и к их спинам были привязаны мужчина и женщина. Процессию возглавлял чиновник, державший шест с надписью: «Мориюки из дома Гэндзи и его жена Симако высылаются в край Тоса за то, что действовали по приказанию госпожи Тайкэнмон, за колдовство и пожелания смерти супруге его величества госпоже Бифукумон».

Сайгё знал седовласого Мориюки и его жену, старых и верных слуг госпожи Тайкэнмон. Потрясенный тем, что с ними случилось, Сайгё не мог сдержать горестного вскрика. Этот звук побудил толпу хлынуть к супругам с криками:

– Прощайте, достопочтенный Мориюки, прощайте, мы грустим вместе с вами! Будьте всегда в добром здравии!

Люди шли в ногу с продвигавшимися вперед лошадьми, будто сопротивлялись отъезду супругов. Тогда чиновники-надзиратели принялись направо и налево размахивать бамбуковыми палками и сердито кричать:

– Эй, вы, простолюдины, как вы посмели приблизиться!

Запугать Сайгё было делом нелегким; достаточно проворный, чтобы увертываться от молотивших рядом палок, он позволил толпе понести себя, но все-таки поскользнулся на снегу. Когда он упал, чиновничья лошадь ударила его копытом, и Сайгё потерял сознание. Очнувшись, он увидел, что все так же лежит на грязно-белом снегу. Толпа и лошади исчезли. Вокруг него стояла полночная тишина, кружась, падали снежинки и стирали все следы, а с ними вместе и все происшедшее оборачивалось сном.

В тот день Сайгё не нанес госпоже Тайкэнмон намеченный визит.

Появились слухи, что обвинения в колдовстве были справедливы, другие называли их ложными, а все это дело – заговором. Истина так никогда и не открылась. Внешне город Киото оставался все той же столицей мира и покоя, хотя внутри бурлили страсти.

Прошло не так много времени, и прежний император Тоба постригся в монахи, а его первая супруга, госпожа Тайкэнмон, стала монахиней в храме Ниннадзи. Сайгё узнал это от дам из ее свиты, написавших, что в возрасте сорока пяти лет их госпожа велела побрить себе голову и удалилась от мира.

Из своего уединенного жилища Сайгё наблюдал за наступлением весны по пению птиц.

Строительство большого моста Годзё через реку Камо наконец завершилось. За несколько лет до этого некий монах Какуё обратился к населению за поддержкой, попросив их дать потом и кровью заработанные гроши на строительство. Он сам принял участие в работах: носил камни, помогал рыть яму для фундамента и жил в маленькой лачуге на берегу все время, пока строился мост.

О нем простолюдины говорили: «Хотя есть служители и монахи, слоняющиеся без дела и поджигающие друг у друга храмы и монастыри, но среди них нашелся, по крайней мере, один святой человек».

С появлением моста столица разрослась в южном направлении, вплоть до гор, на которых стоял храм Киёмидзу. Там, где когда-то находилась пустошь, покрытая высокой травой и лесом, после расчистки образовался участок для внушительной усадьбы, строительство которой шло бурными темпами, и народ терялся в догадках, кто бы мог стать ее владельцем, но сие никому не было известно.

В начале лета 1145 года, еще до того, как на стенах высохла штукатурка, прибыли члены семьи и многочисленная челядь, и выяснилось: хозяином усадьбы оказался сам Киёмори из дома Хэйкэ, вновь назначенный глава правительственного Центрального ведомства.

Повернувшись к жене Токико, Киёмори с гордостью спросил:

– Теперь ответь мне, что ты думаешь об этом доме, хотя его и трудно сравнивать с домом твоего отца?

Токико, ставшая матерью троих детей, радовалась новому дому вместе с мужем. С семилетним сыном Сигэмори они осмотрели дом, пройдя одну за другой все пахнувшие свежим деревом комнаты и галереи.

– Твой отец, – продолжил Киёмори, – еще более странный человек, чем мой, он говорит, что предпочитает этой усадьбе свой старый дом и отказывается переезжать сюда и жить с нами. А, ладно, раз уж ему нравится там, пусть остается. Восемь лет мне пришлось ждать этого дня.

Всего лишь восемь лет прошло с их свадьбы, и ни Киёмори, ни Токико не мечтали, что у них так скоро появится собственный дом. Оглядываясь назад, на прошедшие годы, Киёмори часто удивлялся, как ему это удалось. Какими короткими и нереальными казались теперь те годы лишений. Число их вассалов, горничных и слуг возросло десятикратно, и в конюшне уже стояла дюжина лошадей.

Тадамори, его отец, также процветал, занимая высокий пост в Ведомстве правосудия, у него появились земли в провинциях Тадзима, Бидзэн и Харима.

Тамэёси из дома Гэндзи также восстановил свое состояние. Киото был переполнен отрядами воинов с востока, вассалов из владений Тамэёси в провинции Бандо. Его сыновья стали чиновниками высоких рангов, и каждый имел свой отряд тяжеловооруженных самураев, и воинский престиж Гэндзи свидетельствовал, что этот дом входит в столице в число сильных мира сего.

Однако знатные вельможи с тревогой наблюдали за ростом богатства воинов и повышением их могущества. Никто, однако, не отрицал, что опасности, обрушившиеся на существовавший порядок, сделали эти перемены неизбежными и правивший класс должен был искать защиты у воинов, потому что власть трона находилась под угрозами как извне, так и изнутри. Последнее сдерживавшее влияние на императора-инока Тобу и его сына, отрекшегося императора Сутоку, оказалось утрачено, когда госпожа Тайкэнмон удалилась в монастырь, и вражда между двумя прежними императорами приняла открытые формы. В придворных кругах предвидели борьбу за власть, двор уже разделился на группировки, заговоры и интриги, следовавшие друг за другом, создавали неразбериху. И вдобавок к преобладавшему беспокойству воинствующее монашество храмов на горе Хиэй и города Нара в полном пренебрежении к указам трона угрожало развязать войну между собой. Перед Тадамори и Киёмори из дома Хэйкэ и перед Тамэёси из дома Гэндзи была поставлена задача подавлять драчливых монахов и охранять трон.

Жаркими летними ночами 1146 года по всей столице обеспокоенные лица поворачивались вверх, к небу, где огненный шар тащил за собой светящийся хвост.

– Комета! И сегодня ночью опять…

– Там, на северо-востоке, видишь, какая огромная комета!

– Что-то должно произойти – и к тому же ничего хорошего.

Жители столицы, зная о зловещих отчетах, сообщавших, как монахи Нары собирали в то же время огромную армию и готовились объявить войну соперничавшему с ними монастырю, были уверены, что это явление в небе предвещало бедствие. Утром и вечером из Нары начали прибывать верховые гонцы, а Тамэёси с его отрядами направился в Удзи.

Оцепенение охватило двор. Созвали жрецов и астрологов, чтобы они сказали, к добру ли этот небесный знак или к злу. Священнослужители читали молитвы и заклинания, отвращая беду.