История Хэйкэ - Ёсикава Эйдзи - Страница 112

Вызвав на совет своих родственников и приближенных, Киёмори обратился к каждому из них и потребовал ответа на вопрос:

– Кто отдал приказ о мобилизации? – Все молчали, и хозяин Рокухары продолжал: – Что, так мне никто и не ответит? Кто отдал приказ о мобилизации войск? Ты, Мунэмори?

– Господин…

– Мотомори, ты тоже отказываешься отвечать мне?

Тот угрюмо произнес:

– Никто конкретно, но, поскольку вы оказались так заняты при дворе, у нас не было возможности обратиться к вам за приказами. Мы с братьями решили, что нам лучше быть готовыми ко всему, в том числе и к тому, чтобы нанести первый удар.

Киёмори в задумчивости кивнул.

– Я не вижу Норимори, – вдруг сказал он.

– Он занял место на главной дороге. Вы хотите видеть его?

– Да. Позовите его кто-нибудь.

Ожидая появления брата, он по очереди задавал вопросы сыновьям:

– По всему этому делу советовались ли с Сигэмори?

– Да.

– Что он сказал?

– Сигэмори посоветовал нам сначала переговорить с вами. Он сказал, что войска следует призывать только в том случае, если этого требует ситуация.

– Так я и думал. Он не такой, чтобы ни с того ни с сего потерять голову.

Тут как раз прибыл Норимори, и Киёмори обратился к нему:

– Насколько мне известно, во время императорских похорон на Фунаоке произошло какое-то недопонимание между монахами храмов Энрякудзи и Кофукудзи. Как ты урегулировал это дело? Я слышал что-то о беспорядках, но хочу, чтобы ты рассказал мне подробности.

– Нет особых подробностей, о которых можно было бы много рассказывать. Тогда там находился Таданори, и я приказал ему восстановить порядок среди монахов Кофукудзи, пока я смотрел за другими.

– Но до того, как это произошло, ты, случайно, не получал каких-нибудь приказов от двух советников, посланных Го-Сиракавой?

– Ходили разговоры, что получал, но ты думаешь, я бы их послушался?

– Итак, это было.

– Да. Факт, что монахи с горы Хиэй не питают никакой любви к Хэйкэ, и я знаю два или три случая, когда они клеветали на нас экс-императору. И вот два его советника стали говорить мне, что все это затеяли монахи Энрякудзи с горы Хиэй, и тогда же потребовали от меня принять жесткие меры и против них, и против Кофукудзи – если потребуется, ранить и убивать, – утверждая при этом, что они все должным образом урегулируют с его величеством.

– И что ты тогда сделал?

– Я выслушал их, но проигнорировал их указания. Таданори задал монахам Кофукудзи хорошую трепку, а я только встал между двумя сторонами и некоторым образом их успокоил.

– Тогда, как я понимаю, монахи с горы Хиэй ничего против нас не имеют?

– Для этого нет причин.

– Тогда что же стоит за тревожными слухами, которые ходят в последние несколько дней?

– Полагаю, что советники Го-Сиракавы подстрекают монахов с горы Хиэй так же, как они пытались подстрекать меня.

– Хорошо! Это все объясняет! – воскликнул Киёмори с заметным облегчением.

Потребовав письменные принадлежности, он быстро написал короткое послание и обратился к брату, который сидел в дальнем углу комнаты:

– Таданори, в столице тебя не слишком знают в лицо, и потому ты лучше всего подходишь для этого дела. Оставь свои доспехи, отнеси письмо в монастырь на горе Хиэй и позаботься о том, чтобы его получил один из настоятелей. Ответ?.. Я думаю, не надо. Но будь осторожен – агенты из дворца бывшего императора могут за тобой следить.

Когда Таданори ушел, все остальные уставились на Киёмори – их разбирало любопытство: когда и откуда у него возникли такие отношения с настоятелями храмов на горе Хиэй, что он мог вести с ним переписку.

– Мы попали в беду, – неожиданно сказал Киёмори. – Принесите мои доспехи. Возможно, мне тоже надо готовиться к худшему. – Потом он нехотя поднялся и добавил: – Я очень устал и сейчас скорее бы поспал, чем занимался делами. – Натягивая черные латы и завязывая шнурки наголенников, Киёмори бормотал сквозь зубы: – Слишком любит соваться не в свои дела. Его окружают люди самого худшего пошиба. Слишком упрям на свою же голову. Если бы он только не вмешивался!

К вечеру того же дня стали появляться сообщения, что монахи с горы Хиэй в большом количестве прибывают в столицу. Киёмори тяжело вздохнул. Неужели его письмо дошло до горы Хиэй слишком поздно? Киёмори приказал сыновьям ехать с подкреплением ко двору и там сообщить, что он останется в Рокухаре, чтобы защищать ее.

Тем временем остатки воинов Хэйкэ и Полицейского ведомства, которые ушли в Западный Сакамото и на север по реке Камо, чтобы дать отпор монахам, прибыли обратно в тускло освещенную столицу с ошеломляющей новостью – монахи разгромили войска Хэйкэ. Весь город охватила такая паника, будто на него обрушилось землетрясение. Люди ожидали военных действий между Киёмори и экс-императором. Но в самый разгар этих волнений вдоль Пятой улицы по мосту Годзё в Рокухаре прокатилась императорская карета.

– Его величество Го-Сиракава! – с удивлением услышал доклад слуги Киёмори и поспешил, чтобы встретить гостя.

– Здравствуйте, Киёмори! – Го-Сиракава, улыбаясь, поднял занавески своей кареты. – Дайте руку… Помогите мне спуститься, – сказал он в своей обычной дружеской манере.

Глава дома Хэйкэ некоторое время глазел на обезоруживающую улыбку экс-императора, потом двинулся, как лунатик, вперед помочь ему и ввел его в дом.

– Но, мой государь! Чем я удостоился чести этого визита и почему так поздно вечером?

Киёмори, который справлялся с любыми ситуациями, был совершенно ошарашен таким поворотом дела. Но экс-император продолжал невозмутимо улыбаться. Вид у него был торжествующий, как бы говорящий о том, что он не тот человек, которого можно одурачить.

– Я застал вас врасплох, Киёмори?

– Да, действительно, мой государь.

– А что же еще мне оставалось делать? Если бы я позволил продолжать распространяться этим возмутительным слухам, то неизбежно произошло бы кровопролитие.

– Значит, все тревожные сообщения последних дней не более чем слухи?

– Вы все еще сомневаетесь во мне, Киёмори? Разве же я не приехал сюда – к вам?

– Конечно же, мой государь, – запинаясь, ответил хозяин Рокухары.

Неужели он мог так ошибиться, и Го-Сиракава совсем ни при чем? В таком случае экс-император вправе считать его человеком неблагодарным, недостойным доверия. Киёмори внутренне передернулся от такой мысли, а на глазах показались слезы.

– Киёмори, вы плачете?

– Это слезы благодарности, мой государь.

– Как комично, Киёмори! Вы вооружили своих воинов – и после этого вы в слезах!

– Действительно комично. Я смеюсь над собой, как над дураком.

– Ну тогда все хорошо. Давайте будем довольны тем, что между нами больше нет недопонимания. Пусть вас слухи более не обманывают. Верьте в меня, доверяйте мне.

С этими словами Го-Сиракава уехал, сопровождаемый эскортом войск из Рокухары.

Вскоре после его отъезда прибыл старший сын Киёмори.

– Император уехал? – спросил он. – Я только что узнал от братьев о его визите.

– Сигэмори, ты не при доспехах?

– Нет, я считал и говорил это другим – у экс-императора нет намерения ополчаться против Хэйкэ.

– Ты так считаешь, да? А я все еще ломаю голову, – сказал Киёмори, у которого после отъезда Го-Сиракавы вспыхнули в отношении его прежние подозрения.

– Почему?

– Все это не могло бы происходить, если бы враждебных намерений у его величества не было вовсе. У него внушающая опасение улыбка. У Го-Сиракавы наверняка есть тайные замыслы в отношении Хэйкэ.

– Это маловероятно, отец. Вот все, что я могу сказать. Но вы должны стараться не делать чего-то такого, что повернет его против нас. Я молюсь за то, чтобы вы служили ему даже еще более преданно.

– Мне об этом напоминать не надо. Но боюсь, ты не понимаешь, что стоит за его манерами. Я же знаю, но от этого мне не легче.

– Я уверен, что, если вы будете служить его величеству от всего сердца, вас будет хранить Небо.