Десять меченосцев - Ёсикава Эйдзи - Страница 14

Кто-то окликнул ее, когда она подбежала к подножию холма, на котором стоял храм. Она увидела силуэт человека, сидящего на камне под деревьями. Это был Такуан.

– Благодаренье небесам, это ты! – сказал он. – Я уже начал беспокоиться. Ты никогда не задерживалась так поздно. Пошел искать тебя, когда стало совсем темно.

Он взглянул на ее ноги.

– Почему ты босая?

Оцу с рыданиями бросилась ему на грудь.

– О, Такуан, это ужасно! Что делать?

– Может, все не так уж плохо? – пытался он успокоить Оцу. – На свете много вещей, которые действительно ужасны. Успокойся и расскажи, что произошло.

– Они связали Огин. Матахати не вернулся домой, и теперь они бьют ногами Огин, а ведь она такая нежная и хрупкая. Такуан, мы должны что-то сделать!

Всхлипывая и дрожа, она припала к молодому монаху, положив голову ему на грудь.

Был полдень, стоял тихий и влажный весенний день. Такэдзо шел через горы сам не зная куда. По лицу молодого человека градом катил пот. Он устал до изнеможения, но все же мгновенно настораживался от шороха вспорхнувшей птицы. Несмотря на утомление, его покрытое грязью тело, движимое инстинктом самосохранения, напрягалось, как пружина.

– Мерзавцы! Ублюдки! – рычал Такэдзо. Яростным взмахом меча из черного дуба он срубил с дерева толстую ветку. Белый сок, выступивший из среза, напомнил ему молоко кормилицы. Он долго стоял и смотрел на срез. Лишенный матери, Такэдзо с малых лет был обречен на одиночество. Казалось, даже родные горы и ручьи смеются над ним, вместо того чтобы утешить.

– Почему все деревенские так не любят меня? – спрашивал себя Такэдзо. – Стоит мне появиться, как они доносят обо мне страже. От меня же улепетывают, как будто я бешеный.

Вот уже четыре дня Такэдзо скрывался в горах Санумо. Сквозь полуденную дымку он мог видеть дом своего отца, где сейчас в одиночестве жила его сестра. Прямо под ним у подножия горы приютился храм Сипподзи, крыша которого виднелась из-за деревьев. Он знал, что ему нельзя появляться в родных местах. Он рисковал жизнью, когда в день рождения Будды пришел к храму, и это несмотря на то, что там было полно народу и можно было затеряться в толпе. Когда его окликнули по имени, ему пришлось бежать. Если бы его обнаружили, он не только поплатился бы головой, но и сильно подвел бы Оцу.

Когда ночью он пробрался к дому сестры, там, как нарочно, оказалась мать Матахати. Какое-то время он стоял, заглядывая сквозь щелку в сёдзи, и собирался с духом, чтобы рассказать о Матахати, но здесь его обнаружил солдат. Снова пришлось бежать. С тех пор (как он мог убедиться из своего убежища в горах) самураи Токугавы стали его усиленно выслеживать. Они не только перекрыли все возможные пути, но и заставили крестьян прочесывать горы.

Такэдзо хотелось разузнать об Оцу. Он начал подозревать, что и она настроена против него. Такэдзо совсем упал духом, решив, что все до единого в деревне относятся к нему враждебно.

– Было бы жестоко рассказать Оцу всю правду о том, почему ее жених не вернулся домой, – размышлял Такэдзо. – Может, лучше открыть все старухе? Я ей объясню, а она найдет способ осторожно передать новость Оцу. Тогда мне больше незачем будет оставаться в Миямото.

Такэдзо решительно зашагал дальше, но он понимал, что до наступления темноты к деревне подойти нельзя. Булыжником он надробил камешков. Запустив камень в пролетавшую птицу, он сбил ее на лету. Такэдзо, слегка ощипав ее, вонзил зубы в живое теплое мясо. Жуя на ходу, он продолжал путь, но вдруг чей-то сдавленный крик заставил его остановиться. Какой-то человек сломя голову убегал от него, продираясь сквозь кустарник. Такэдзо, взбешенный тем, что его так боятся, ненавидят и преследуют без причины, громко приказал тому остановиться и, словно рысь, бросился вслед за бегущим. Догнать беглеца не составило труда. Это оказался знакомый односельчанин, который занимался в горах выжигом древесного угля. Схватив крестьянина за шиворот, Такэдзо выволок его на прогалину.

– Почему ты удираешь? Разве ты не знаешь меня? Я твой земляк Симмэн Такэдзо из Миямото. Я не собираюсь съесть тебя живьем. Разве не знаешь, что верх невоспитанности убегать от человека, даже не поздоровавшись с ним?

– Виноват, господин…

– Сядь!

Такэдзо отпустил его, но крестьянин тут же снова бросился бежать. Нагнав его, Такэдзо дал ему хорошего пинка и для острастки замахнулся мечом. Крестьянин, закрывшись руками, заскулил, как собака.

– Не убивай! – взмолился он.

– Отвечай на мои вопросы!

– Я все скажу, только не убивай! У меня жена и дети! – Никто и не собирается. Скажи, в горах много солдат?

– Да.

– Храм Сипподзи у них под наблюдением?

– Да.

– Сегодня деревенские охотятся за мной? – Ответа не последовало.

– Ты один из них?

Человек вскочил на ноги, тряся головой, как глухонемой.

– Нет, нет, нет! – замычал он.

– Довольно, – сказал Такэдзо и, сжав руку на его горле, спросил: – Что ты слышал о моей сестре?

– Сестре?

– О моей сестре Огин из дома Симмэн? Не придуривайся, ведь ты обещал отвечать на вопросы. Я не виню крестьян за то, что они ловят меня, их заставляют самураи, но я уверен, что они не тронут мою сестру. Или я не прав?

– Я ничего не знаю, – ответил углежог, прикидываясь простачком. Такэдзо поднял меч.

– Берегись! Я вижу, ты врешь! Что произошло? Говори, или я расколю твою башку!

– Не надо, я все скажу!

Углежог, дрожа и протягивая в мольбе руки, рассказал, что Огин схватили и что по приказу властей все, кто предоставит Такэдзо еду и убежище, будут считаться его сообщниками. Ежедневно солдаты выводят в горы на облаву отряд крестьян, для чего с каждого двора полагается посылать через день по одному человеку.

От этой новости Такэдзо покрылся гусиной кожей. Его охватил не страх, а ярость. Такэдзо переспросил, чтобы убедиться, правильно ли он понял:

– Какое преступление совершила сестра?

В глазах Такэдзо заблестели слезы.

– Никто не знает. Мы все боимся уездного наместника. Мы делаем то, что нам приказывают.

– Куда отправили сестру?

– Говорят, в острог в Хинагуре, но я точно не знаю.

– Хинагура… – повторил Такэдзо. Он окинул взглядом хребет, по которому проходила граница между провинциями. На скалах уже лежали тени от серых вечерних облаков.

Такэдзо отпустил углежога. Глядя, как тот поспешно уходит, радуясь, что остался живым, Такэдзо подумал о человеческом коварстве и трусости, которые заставляют самурая сражаться с беззащитной женщиной.

Такэдзо некоторое время размышлял над случившимся. Наконец он принял решение.

– Я должен освободить Огин. Обязательно! Бедная сестра! Я убью их всех, если они обидели ее.

Широким шагом он начал спускаться к деревне.

Часа через два Такэдзо со всеми предосторожностями приблизился к храму Сипподзи. Только что смолк вечерний звон. В темноте хорошо были видны огни в храме, в кухне и в комнатах служителей, мелькающие тени людей.

– Только бы Оцу вышла! – молил Такэдзо.

Он сидел, скорчившись под переходом. Открытая с обеих сторон, но защищенная навесом, галерея соединяла комнаты служителей с главным храмом. В воздухе плыл запах еды, вызывая в воображении Такэдзо видения риса и дымящегося супа. Несколько последних дней Такэдзо не ел ничего, кроме сырой дичи и трав. Желудок мучили спазмы. Горло сводило от изжоги, от которой он громко рыгал, хва-тая ртом воздух.

– Что это? – спросил кто-то.

– Наверное, кошка, – ответил прямо над головой Такэдзо голос Оцу, которая шла с подносом по галерее. Он хотел окликнуть ее, но из-за приступа тошноты не смог издать членораздельный звук. Это его спасло, потому что тотчас чей-то мужской голос спросил:

– Как пройти в баню?

Мужчина был в кимоно, взятом напрокат в храме, с узкого пояса свисал узелок с бельем. Такэдзо узнал в человеке одного из самураев из Химэдзи. По всей видимости, тот был достаточно высокого ранга, чтобы жить при храме, есть и пить в свое удовольствие по вечерам, тогда как его подчиненные и крестьяне прочесывали горы в поисках беглеца.