Честь самурая - Ёсикава Эйдзи - Страница 34

— А это что за пугало бежит?

Ничего не ускользало от взора Нобунаги. Несколько пеших воинов, заметивших Хиёси раньше предводителя, кинулись к нему по высокой, по плечи, траве. Хиёси просидел в зарослях весь день в надежде встретиться с молодым князем. Он следил за тем, что происходило утром на реке. Его заметили и прогнали дозорные, поэтому он, решив подстеречь Нобунагу на обратном пути в крепость, притаился в высокой придорожной траве.

«Сейчас или никогда», — думал Хиёси. Он словно не чувствовал себя, сосредоточившись на князе Овари. Хиёси надрывно закричал, сам не понимая вылетавших из его глотки слов. Он знал, что рискует собственной жизнью. Хиёси могли заколоть длинной пикой, прежде чем он успел бы приблизиться к своему кумиру, но он не испытывал страха. Или он сделает шаг к великой цели, или расстанется с жизнью.

Вскочив на ноги, он увидел Нобунагу и с закрытыми глазами бросился навстречу ему:

— Умоляю! Пожалуйста, возьмите меня к себе на службу! Я мечтаю служить вам и отдать за вас жизнь!

Хиёси хотел произнести эти слова, но когда стражи преградили ему дорогу скрещенными пиками, от волнения голос его сорвался, и речь превратилась в бессмысленный лепет.

Он выглядел ничтожнее самого последнего оборванца. Грязные волосы были в пыли и колючках. Пот и грязь размазались по лицу коричневато-серыми пятнами. Живыми на этом лице оставались только глаза, но и они не разглядели скрещенные пики. Один из воинов зацепил Хиёси за ноги древком копья, но юноша все же прорвался на расстояние в десять шагов от того места, где восседал на лошади Нобунага.

— Прошу вас, мой господин! — закричал Хиёси, ухватившись за конскую сбрую.

— Ну и свинья! — грозно произнес Нобунага.

Воин, стоявший за спиной у Хиёси, сгреб его за ворот и швырнул наземь. Он было занес над ним пику, но внезапно Нобунага воскликнул:

— Не трогай!

Настойчивая мольба жалкого заморыша заинтересовала князя. Он, возможно, почувствовал и отчаянную надежду, горевшую в душе странного создания.

— Говори!

Хиёси мгновенно забыл о боли, причиненной стражем.

— Мой отец служил у вашего отца пешим воином. Его звали Киносита Яэмон. Я его сын, Хиёси. После смерти отца я жил с матерью в Накамуре. Я хотел поступить к вам на службу и долго искал человека, который за меня поручился бы, но понял, что мне суждено обратиться прямо к вам. Ради этого я рискую собственной жизнью. Меня можно убить прямо на месте. Я без колебаний отдам жизнь за вас, служа вам. Соизвольте распорядиться моей жизнью. Сбудется наша мечта — отца, покоящегося под листьями и травой, и сына, рожденного в этой провинции.

Он говорил быстро и сбивчиво, как в бреду, но его бесхитростная откровенность тронула Нобунагу. Сильнее слов об искренности Хиёси свидетельствовала одержимость его поведения и речей.

Нобунага усмехнулся.

— Забавный парень, — сказал он одному из приближенных и обратился к Хиёси: — Значит, ты хочешь служить мне?

— Да, мой господин.

— А что ты умеешь делать?

— Ничего, мой господин.

— Ничего не умеешь и просишься ко мне на службу.

— У меня нет ничего, кроме желания умереть за вас.

Нобунага пристально вглядывался в юношу.

— Ты несколько раз назвал меня своим господином, хотя тебе не дано право быть моим подданным. Почему ты называешь меня так?

— Родившись в Овари, я всегда считал, что если я поступлю на службу, то моим господином непременно окажетесь вы. Наверно, поэтому я и называю вас «мой господин».

Нобунага одобрительно кивнул.

— Забавный, — сказал он, обращаясь к Дайскэ.

— Действительно. — Дайскэ выдавил из себя улыбку.

— Хорошо, беру тебя. С сегодняшнего дня ты у меня на службе.

Хиёси не сдержал слез радости. Многие из свиты Нобунаги удивились такому решению, но подумали, что их господин, по обыкновению, поддался капризу. Хиёси, ликуя, ворвался в ряды воинов, но его встретили хмурые взгляды.

— Не сюда! Ступай в самый конец войска и держись за хвост лошади, груженной поклажей.

— Да, да, конечно!

Переживая неземное блаженство, Хиёси послушно побежал в последние ряды колонны.

Войско приближалось к Нагое, и дорога перед ним пустела, словно ее выметали громадной метлой. Мужчины и женщины падали ниц и на обочине, и на пороге собственного дома.

Нобунага не утруждал себя приличиями даже при народе. Он одновременно шумно прочищал глотку, беседовал с подчиненными и смеялся. Мог есть дыню в седле, выплевывая семечки на дорогу.

Хиёси впервые шагал не по обочине, а по середине этой дороги. Не спуская глаз со своего нового повелителя, он думал: «Вот она, дорога! Значит, я ступил на мой единственный Путь».

Перед ними выросла крепость Нагоя. Вода во рву была болотного цвета. Миновав мост Карабаси, процессия проследовала через площадь и скрылась за воротами крепости. Хиёси много раз доведется ходить по этому мосту и входить в крепостные ворота, но сегодня он впервые приблизился к замку.

Наступила осень.

Поглядывая на жнецов в рисовом поле, невысокий самурай быстрым шагом шел по направлению к Накамуре. Дойдя до дома Тикуами, он остановился и громко закричал:

— Матушка!

— Неужели! Это же Хиёси!

Онака родила еще одного ребенка. Сидя посреди разложенных на просушку красных пеленок, она баюкала дитя на руках, подставляя его бледное тельце последним лучам еще жаркого солнца. Увидев, как изменился ее старший сын, Онака разволновалась. Радовалась она или горевала? Губы у нее задрожали, а на глазах выступили слезы.

— Это я, матушка! Как вы поживаете?

Одним прыжком Хиёси оказался на соломенной циновке рядом с Онакой. Мать обняла его так же ласково, как баюкала младенца. От нее исходил запах материнского молока.

— Что случилось? — спросила она.

— У меня выходной. Сегодня я в первый раз покинул крепость с тех пор, как там очутился.

— Какое счастье! Твой внезапный приход испугал меня. Подумала, что у тебя новые неприятности.

Она облегченно вздохнула и улыбнулась. Теперь Онака внимательно оглядела повзрослевшего сына. Она рассматривала его чистую шелковую одежду, прическу, два меча за поясом. К удивлению Хиёси, мать разрыдалась.

— Матушка, надо радоваться! Я ведь состою на службе князя Нобунаги. Порой мне приходится выполнять черную работу, но я правда зачислен на самурайскую службу.

— Ты давно мечтал о ней. Ты немалого добился в жизни. — Онака закрыла лицо руками.

Хиёси обнял мать:

— Я специально переоделся в чистое и причесался, чтобы вас порадовать. Но дело не в этом! Я докажу вам, на что способен, и сделаю вас счастливой. Матушка, вы проживете долго-долго!

— Когда я услышала о том, что случилось летом… Я уже и не чаяла с тобой свидеться!

— Отовака вам рассказал?

— Да, зашел к нам и сказал, что ты подкараулил князя, и он взял работником к себе в крепость. Я едва не умерла от счастья.

— Если такой пустяк так обрадовал вас, то представляете, как счастливы вы будете потом? Мне разрешили теперь носить родовую фамилию.

— И какую ты взял?

— Киносита, как у отца. Изменили и мое собственное имя. Теперь меня зовут Токитиро.

— Киносита Токитиро.

— Да. Красиво, правда? Вам придется пожить в бедности еще какое-то время в этом жалком доме, но наберитесь терпения! Вы — мать Киноситы Токитиро!

— Впервые в жизни я такая счастливая! — повторила Онака, и слезы катились у нее из глаз.

Хиёси радовался от всей души. Кто, кроме матери, заплачет от счастья, видя успех сына. Хиёси подумал, что годы скитаний, голода и унижений не пропали даром, воспоминания о них делали нынешнюю встречу еще отраднее.

— А как поживает Оцуми?

— Она в поле убирает урожай.

— Она здорова?

— Она такая же, как всегда, — ответила Онака, вспомнив о безрадостной юности дочери.

— Расскажите ей, пожалуйста, что скоро ее невзгодам придет конец. Недалек тот день, когда у нее будет и узорчатый шелк, и накидка с золотым гербом, и все приданое для свадьбы. Ха-ха-ха! Вы, конечно, считаете, что я, как всегда, мечтаю о невозможном?