Волчьи логова: Адольф Гитлер на войне, в политике, в быту - Яровой Аркадий Федорович - Страница 48

Гитлер сказал:

«Лучше я умру здесь, в Берлине, чем погибать где-нибудь на улице».

Наступило 29 апреля. Ожесточённый артобстрел и беспрерывные бомбардировки. Сгорел вместе с машинами гараж. Русские войска заняли район Потсдамского вокзала и Тиргартен. Просьбу доктора Геббельса и его жены вылететь на небольшом самолёте из Берлина Гитлер отклонил. Да это было бы и невозможно, так как улица Аксе вся была изрыта воронками.

29 апреля 1945 года после обеда Гитлер последний раз говорил с личной охраной.

Раттенхуберу сказал следующее:

«Я ухожу из жизни. Благодарю вас за службу и отпускаю вас. Пробейтесь с ударной группой через кольцо…»

Около десяти часов вечера фюрер приказал собраться всем сотрудникам штаба. Он сказал почти то же самое, что и несколько раньше сказал охране:

«Я решил уйти из жизни. Благодарю вас за добросовестную службу. Постарайтесь вместе с войсками вырваться из Берлина».

При этом присутствовали генерал Бургдорф, Кребс, адмирал Фосс, группенфюрер Баур, штандартенфюрер Бец, оберштурмбанфюрер Хегль, оберштурмбанфюрер Линке и Гюнтче.

Обращаясь к Линке и Гюнтче, Гитлер высказал им свою просьбу: сжечь трупы его и Евы Браун, на которой он женился за два дня до этого…

…30 апреля около трех часов ночи Гитлер вышел, по просьбе имперского руководителя молодёжи Аксмана, в верхнее помещение бункера и приветствовал сестёр лазарета, который находился в бункере под новой имперской канцелярией…

…Ночь с 29 на 30 апреля Раттенхубер бодрствовал, лишь часам к десяти утра, проверив посты, он лёг отдохнуть.

…Проснулся около часа дня от какого-то нехорошего предчувствия. В саду имперской канцелярии рвались снаряды. Раттенхубер обошёл посты личной охраны фюрера и в начале четвёртого пришёл в приёмную Гитлера.

Навстречу ему поднялся начальник группы личной охраны номер один Хегль.

— Наш фюрер… покончил с собой! — с волнением произнёс он.

— ?!

— Линке пришлось выполнить самый тяжёлый приказ фюрера…

Линке был личным слугой Гитлера.

«Покончил с собой? Фюрер? — До Раттенхубера все ещё не доходил смысл сказанного Хеглем. — Да, а при чем тут Линке?»

Войдя в приёмную, Раттенхубер ощутил запах горького миндаля!.. Это уже потом он узнал, что Гитлер отравился цианистым калием.

— Откуда этот запах? И какой «тяжёлый приказ фюрера» выполнил Линке? — спросил Раттенхубер Хегля.

Тот не успел ответить. Из личного помещения Гитлера в приёмную вошёл Линке. Раттенхубер в первую очередь обратил внимание на его глаза. Они были бездумными. Бессмысленными. Они ничего не выражали и казались остекленевшими.

Обращаясь к Раттенхуберу, Линке тихо, почти шёпотом, произнёс:

— Гитлер мёртв…

— Это был тот самый тяжёлый приказ… который ты выполнил? — спросил его Хегль.

— Да, конечно…

— Какой ты «тяжёлый приказ» выполнял? — переспросил Раттенхубер несколько раз.

Линке, ничего не ответив, пошёл дальше…

— Линке имел приказ от Гитлера войти в его комнату через десять минут после принятия яда, — рассказывал Хегль. — Фюрер боялся, что яд не подействует, и тогда… Он приказал Линке пристрелить его…

Глаза Раттенхубера вылезли из орбит:

— И он стрелял? Линке стрелял в фюрера?!

Сработала профессиональная психология личного охранника фюрера: никто не должен, не может стрелять в фюрера! «Слуга убил… хозяина?»

…Хегль рассказывал ещё о каком-то пятне крови на ковре, где сидел Гитлер… И что кто-то из них — Хегль или Линке — предложил сжечь ковёр…

Раттенхубер, оглушённый известием, поднялся из бомбоубежища наверх, чтобы глотнуть свежего воздуха…

…Через некоторое время Раттенхубер вновь оказался в приёмной Гитлера, где стоял имперский руководитель гитлерюгенда Аксман.

…Из личного помещения Гитлера, как привидение, снова выплыл Линке. В руках у него был «вальтер» Гитлера! Его Раттенхубер узнал бы из тысячи! Узнал по сильной истертости воронения…

Раттенхубер впился глазами в пистолет «хозяина» и не слышал, о чем говорили Линке и Аксман.

Он только явственно услышал, как Линке, передавая оружие Аксману, сказал:

— Этот пистолет…

Аксман сказал, что он сохранит его «до лучших времён».

…В последние дни Гитлер беспрерывно принимал какие-то возбуждающие средства, и, конечно же, опасения его в отношении нейтрализации яда были оправданы. Пистолет сделал своё дело…

Все знали и ранее от доктора Штумпфеккера, что он должен был снабдить фюрера и его жену цианистым калием. Тем не менее все были потрясены сообщением Линке, несмотря на то что присутствовали вчера при прощании Гитлера…

…Узнав о самоубийстве Гитлера, Раттенхубер длительное время просидел в прихожей, которая вела в личные помещения фюрера.

Около шести часов вечера к нему спустился Менгерсхаузен — обершарфюрер СС из «команды сопровождения» Гитлера.

— Мы сожгли трупы Гитлера, его жены и любимой собаки, но не совсем, — сказал он. — Наверху невозможно стоять из-за вони, которая исходит от трупов…

— Какую жену?! — удивился Раттенхубер, привыкший за многие годы служения фюреру к тому, что тот убеждённый холостяк.

Он не сразу сообразил, что «жена» — это та самая Ева Браун, которая ещё вчера значилась в его списках в «должности» любовницы. Зато сразу понял, о какой «любимой» собаке идёт речь — о Блонди, восточно-европейской, эльзасской овчарке, к которой Гитлер был необычайно привязан и которую накануне взял с собой из Бергхова в Берлин, а сегодня утром 30 апреля, перед самоубийством, приказал её умертвить.

— Самых близких и дорогих ему живых существ — жену и собаку взял с собой на тот свет, а телохранителя оставил, — с болью и какой-то детской обидой прошептал не менее верный ему, чем Блонди, Раттенхубер.

Из оцепенения его, наконец, вывел все тот же начисто лишённый сентиментальности, практично мыслящий и хозяйственный обершарфюрер из «команды сопровождения» Менгерсхаузен…

Менгерсхаузен просил достать бензина, чтобы сжечь тела. Раттенхубер посоветовал сходить к начальнику гаража штурмбанфюреру СС Кемпке…

Сколько времени прошло, Раттенхубер не знал. Он сидел все в той же позе в прихожей, пока из раздумий его не вывел все тот же Менгерсхаузен.

— Чего тебе ещё?

— Знамя! Надо достать знамя…

— ??

— Чтобы прикрыть им останки… Гитлера и Браун…

Знамени так и не нашли…

Незадолго до полуночи с 30 на 1 мая Раттенхубер поднялся по лестнице на наблюдательную вышку. Возле отверстия, образованного открытой половиной двери, стоял все тот же Менгерсхаузен. В саду беспрерывно рвались «русские» снаряды…

— Покажи, где лежат останки фюрера…

— Зачем?

— Хочу попрощаться…

Менгерсхаузен указал место в десяти метрах от башни.

— Мы их в воронку… от снаряда… — уточнил Менгерсхаузен.

Несколько минут Раттенхубер стоял с обнажённой головой у этой необычной могилы, пока рядом не разорвался снаряд.

Эх, ведь у него же сегодня день рождения! Гитлер всегда дарил подарки Раттенхуберу в этот день. А сегодня он сделал, пожалуй, самый дорогой подарок и ему, и другим. Соратникам и противникам — свою жизнь!

…Вернувшись в бомбоубежище он нашёл бутылку яичного ликёра и, впервые в своей жизни, осушил её в одиночку.

Раттенхубер поднялся на наблюдательную вышку к Менгерсхаузену, который продолжал стоять на посту.

Отсюда хорошо просматривался сад имперской канцелярии. По сути дела, «вышка» являлась выходом из личного бомбоубежища Гитлера в сад и представляла собой железобетонный четырехугольник, возвышавшийся на два с половиной метра над уровнем земли. Бронированная дверь была сделана так, что её верхняя половина открывалась отдельно и через образовавшееся отверстие постовой мог вести наблюдение за садом, не выходя наружу.

Раттенхуберу бросилось в глаза, что у Менгерсхаузена и других сорваны эсэсовские значки…

— Почему вы это сделали? — спросил он.

— Гиммлер предал Гитлера, и поэтому мы сорвали значки эсэсовцев, — ответил за всех Менгерсхаузен.