Мемуары папы Муми-тролля - Янссон Туве Марика - Страница 5

— Удивительно! До чего удивительно!

— Конечно! — с благодарностью произнес я.

— А хемули просто отвратительны, — заявил Фредриксон и, рассеянно вытащив из кармана пакет с бутербродами, отдал мне половину, пояснив: — Ветчина.

Потом мы с ним немного посидели, глядя, как заходит солнце.

За время своей долголетней дружбы с Фредриксоном я не раз удивлялся тому, как он может успокаивать и убеждать, не произнося сколько-нибудь значительных и громких слов. Но я намерен продолжить свой рассказ… К моему вящему удовольствию, день кончился чудесно, и я рекомендую каждому, у кого неспокойно на душе, посмотреть на искусно сделанное водяное колесо, которое стрекочет посреди ручья.

Искусству изготовлять такие колеса я научил позднее и моего сына Муми-тролля. (Это делают так: вырезают два маленьких колышка и втыкают их в песчаное дно ручья на некотором расстоянии друг от друга. Затем находят четыре длинных листа и протыкают их прутиком, чтобы они вместе составили что-то вроде звездочки. Эту несложную конструкцию укрепляют двумя тоненькими веточками. Под конец прутики с листочками осторожно кладут на распорки, и водяное колесо начинает вертеться.)

Когда в лесу совсем стемнело, мы с Фредриксоном вернулись на мой зеленый лужок и легли спать. Мы провели ночь на веранде моего дома, хотя Фредриксон об этом и не подозревал. Во всяком случае мне стало совершенно ясно, что дом готов и мне больше не надо думать об этом.

Единственное, что имело значение, — я нашел своего первого друга, и для меня началась настоящая жизнь.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

В то утро, проснувшись, я увидел, что Фредриксон закидывает в ручей сеть.

— Привет! — поздоровался я. — Здесь водится рыба?

— Нет! — ответил Фредриксон. — Это подарок ко дню рождения.

Реплика была совершенно в духе Фредриксона. Он просто хотел сказать, что рыболовную сеть получил в подарок от своего племянника, который сам сплел ее и очень огорчится, если сеть не побывает в воде. Слово за слово, и я узнал, что племянника зовут Шнырек[2] и что родители его погибли во время генеральной уборки. Этот зверек жил теперь в банке из-под кофе, ну, той, что голубого цвета, и коллекционировал главным образом пуговицы. Рассказ Фредриксона не отнял у меня много времени. Фредриксон был скуп на слова и никогда не тратил их особенно много за один раз.

Затем он поманил меня легким движением уха и повел в лес. Когда мы подошли к кофейной банке, Фредриксон вытащил свисток и трижды свистнул. Крышка моментально отскочила, оттуда выпрыгнул Шнырек и кинулся к нам.

— Доброе утро! — с нескрываемой радостью закричал он. — Вот здорово! Как раз сегодня ты и собирался устроить мне большой сюрприз? Это кто с тобой? Какая честь для меня! Жаль, что я еще не успел прибраться в банке…

— Не смущайся! — успокоил племянника Фредриксон. — Это Муми-тролль.

— Здравствуйте! Добро пожаловать! — затараторил Шнырек. — Я сейчас… Извините, мне надо взять с собой кое-какие вещи…

Он исчез в своей банке, и мы услышали, как отчаянно он там роется. Через некоторое время Шнырек снова выскочил с фанерным ящичком под мышкой, и дальше мы пошли уже втроем.

— Племянник! — сказал вдруг Фредриксон. — Ты умеешь писать красками и рисовать?

— Еще бы! — воскликнул Шнырек. — Однажды я нарисовал карточки всем моим кузинам! Каждой по карточке, с указанием места за праздничным столом. Хочешь, и тебе нарисуем такую замечательную карточку? Или лучше написать какие-нибудь изречения? Извини, но что именно тебе нужно? Это связано с твоим сюрпризом?

— Это тайна, — ответил Фредриксон.

Тут Шнырек так разволновался, что начал подпрыгивать; шнурок, которым был завязан ящичек, развязался, и на поросшую мхом землю вывалилось все его имущество: медные спиральки, резиновая подвязка, сережки, сушеные лягушки, ножи для сыра, окурки сигарет, куча пуговиц и среди прочего открывалка для минеральной воды.

— У меня был такой хороший шнурок, но он потерялся! Извините! — пропищал Шнырек.

— Ничего, ничего, — успокоил его Фредриксон, складывая все обратно в ящичек.

Потом он вынул из кармана обрывок веревки, перевязал ящичек, и мы пошли дальше. Поглядев на уши Фредриксона, я понял, что он переполнен своей тайной и очень волнуется. Наконец мы остановились возле зарослей орешника, и Фредриксон, повернувшись, серьезно посмотрел на нас.

— Твой сюрприз там? — благоговейно прошептал Шнырек.

Фредриксон кивнул. Мы пробрались сквозь заросли и очутились на поляне. Посреди поляны стоял пароход, большой пароход! Широкий и устойчивый, такой же надежный и крепкий, как сам Фредриксон.

Я ничего не знал о пароходе, но меня тут же охватило какое-то доселе незнакомое мне сильное чувство, можно сказать, возникла идея парохода; мое сердце — сердце искателя приключений — гулко забилось. Я представил, как Фредриксон мечтал об этом пароходе, как он чертил его, как шел каждое утро на поляну, чтобы его строить.

Должно быть, он занимался этим уже давно, но никому об этом не рассказывал, даже Шнырьку, и, опечалившись, я чуть слышно спросил:

— Как ты назвал пароход?

— «Морской оркестр», — ответил Фредриксон. — Так назывался сборник стихотворений моего покойного брата. Имя будет написано небесно-голубой краской.

— И это можно сделать мне, да? — прошептал Шнырек. — Это правда? Клянешься хвостом? Извини, но что, если я выкрашу весь пароход в красный цвет? Можно? Тебе это понравится?

Фредриксон кивнул:

— Только не закрась ватерлинию.

— У меня как раз есть большая банка красной краски! — радостно затараторил Шнырек. Он так волновался, что у него дрожали усы. — И маленькая банка небесно-голубой!.. Какая удача! Вот здорово! А сейчас мне надо домой, приготовить вам завтрак и прибраться в банке… — И он тут же исчез.

Я снова посмотрел на пароход и сказал Фредриксону:

— Какой ты молодец!

Тут Фредриксон разговорился. Он говорил очень много и все больше о конструкции своего парохода. Потом вытащил бумагу и ручку и стал показывать на чертеже, как будут работать колеса. Я не все понимал, но видел: Фредриксон чем-то огорчен. Кажется, у него что-то не ладилось с рулем.

Я очень ему сочувствовал, но полностью разделить его переживаний не мог — ах, вопреки всему есть несколько областей, где мой талант не проявился так, как бы хотелось. И одна из этих областей — машиноведение. Меня больше заинтересовал маленький домик с остроконечной крышей, который поднимался в самом центре парохода.

— Ты живешь в этом домике? — спросил я. — Он похож на беседку для муми-троллей.

— Это навигационная каюта, — чуть недовольно заметил Фредриксон.

И я погрузился в свои мысли. Домик был слишком обыкновенный. На мой вкус, окна можно сделать куда интересней. А на капитанском мостике были бы уместны легкие поручни с фигурками обитателей моря. А крышу надо бы украсить деревянной луковицей, которую, пожалуй, можно и позолотить…

Я отворил дверь каюты. Кто-то лежал на полу и спал, прикрывшись шляпой.

— Это кто — ваш знакомый? — удивленно спросил я у Фредриксона.

Заглянув через мое плечо, Фредриксон сказал:

— Юксаре.

Я стал его рассматривать. Мягкий, странного, пожалуй, светло-каштанового цвета, Юксаре выглядел каким-то неопрятным. Шляпа на нем была очень старая, цветы, некогда украшавшие ее, давно завяли. Казалось, что Юксаре давно не умывался и вообще не любил это делать.

Тут примчался Шнырек и заорал:

— Кушать подано!

Юксаре проснулся от крика, потянулся, словно кот, и, зевнув, сказал:

— Хупп-хэфф!

— Позволь, а ты что делаешь на пароходе Фредриксона? — грозно спросил Шнырек. — Разве ты не видел, что там написано: «Вход воспрещен»?