Летняя книга - Янссон Туве Марика - Страница 18

— Как хочешь, — раздраженно сказала бабушка. — Они пировали и веселились. А мы не веселимся с кем ни попадя.

— Нет, я веселюсь, — горячо возразила София. — Я веселюсь с кем ни попадя, когда можно потанцевать! И папа тоже!

— Ну и пожалуйста, — ответила бабушка и побрела вдоль берега. — Танцуйте с жуликами, если хотите. Лишь бы ноги держали, а все остальное неважно.

Мусор с корабля выбрасывали прямо за борт, это был роскошный мусор, по нему можно было определить, чем там угощались. Обертки и очистки валялись на берегу, вынесенные прибоем.

— Они ели апельсины и карамель. И раков! — сказала София с нажимом.

— Всем известно, что жулики обожают раков, — заметила бабушка. — А ты не знала?

Она устала от этого разговора, который, честно говоря, был не вполне безупречен с воспитательной точки зрения.

— Да и почему бы жулику не есть раков?

— Ты не понимаешь, о чем идет речь, — стала объяснять София. — Подумай сама. Я говорю, что папа ел раков с жуликами и совсем позабыл о нас. В этом-то все и дело.

— Хорошо-хорошо, — согласилась бабушка. — Придумывай сама, раз тебе не нравится моя история.

Пустая бутылка из-под виски болталась у берега. Очень может быть, что он вовсе не забыл о нас, а просто ему захотелось пойти одному. Вполне понятное желание.

— Я догадалась! — воскликнула София. — Они подсыпали папе снотворного! Как раз когда он собирался пойти за нами, ему подмешали огромное количество снотворного в стакан, поэтому-то он и спит так долго!

— Нембутала, например, — предположила бабушка, ее клонило в сон.

София испуганно вытаращила глаза.

— Не говори так! — закричала она. — Вдруг он теперь вообще не проснется!

София отвернулась, упала на землю, громко плача от страха, заколотила руками и ногами. И в эту самую минуту, на этом самом месте она кое-что заметила — у болотной кочки, прижатая камнем, лежала большая коробка шоколадных конфет. Яркая розово-зеленая коробка была красиво перевязана серебряной лентой. Цвета окружающего пейзажа поблекли рядом с этими красками, и не было никаких сомнений, что чудесная коробка предназначалась кому-то в подарок. В банте виднелась записка. Бабушка надела очки и прочла: «Сердечный привет тем, кто слишком стар или слишком молод, чтобы присоединиться к нам».

— Какая бестактность, — пробормотала бабушка сквозь зубы.

— Что там такое? Что там написано? — теребила ее София.

— Тут написано вот что, — сказала бабушка. — «Мы вели себя очень плохо, простите нас, если можете».

— Мы можем их простить? — спросила София.

— Нет, — ответила бабушка.

— Можем. Мы должны их простить. Ведь согрешивших надо прощать. Вот здорово, значит, это все-таки были жулики! Как ты думаешь, конфеты отравлены?

— Нет, я так не думаю. Да и снотворное наверняка было слабым.

— Бедный папа, — вздохнула София. — Ему едва удалось спастись.

Так оно и было. До самого вечера папа не мог ничего есть и не работал, потому что у него раскалывалась от боли голова.

ВИЗИТ

Папа вытряхнул кофейную гущу из кофейника и вынес цветочные горшки на веранду.

— Зачем он это делает? — спросила бабушка. София сказала, что цветы лучше чувствуют себя на веранде, когда папа уезжает.

— Уезжает? — переспросила бабушка.

— На целую неделю, — подтвердила София. — А мы поедем жить к кому-то в шхеры, пока он не вернется.

— Я не знала, — сказала бабушка. — Мне никто об этом не сказал.

Она ушла в свою комнату и открыла книгу. Конечно, комнатные растения нужно перенести туда, где им будет лучше, неделю они переживут на веранде. А когда уезжаешь надолго, приходится искать, кому их пристроить, это хлопотное дело. Даже к цветам нужно относиться ответственно, как и ко всему, о чем взялся заботиться и что не может само позаботиться о себе.

— Иди есть! — позвала ее София из-за двери.

— Я не голодна.

— Ты заболела?

— Нет.

Ветер дул и дул. Вечно на этом острове ветер, то с одной стороны, то с другой. Убежище для того, кто работает, заповедник для того, кто подрастает, все дни сливаются в один бесконечно долгий день, а время уходит.

— Ты сердишься? — спросила София, но бабушка не ответила.

Проплывая мимо, Эвергорды завезли папе почту. Выяснилось, что поездка в город отменяется.

— Вот и хорошо, — сказала София. Бабушка промолчала. Она вообще стала молчаливой, не мастерила больше кораблики из древесной коры, а когда мыла посуду или чистила рыбу, выглядела печальной. В ясные теплые утра бабушка уже не сидела подолгу на поленнице, подставив лицо солнечным лучам и расчесывая волосы. Она только все время читала, да и то без особого интереса.

— Ты умеешь делать бумажного змея? — спросила София.

Бабушка ответила, что нет, не умеет. Шло время, и с каждым днем София чувствовала, что они с бабушкой отчуждаются все больше и больше, их отношения становятся почти враждебными.

— Скажи, это правда, что ты родилась в девятнадцатом веке? — спросила как-то раз София, заглянув к бабушке в окно, ее снедало любопытство.

— Да, в одна тысяча восемьсот восемьдесят втором году, если только тебе это о чем-нибудь говорит, — чеканя каждое слово, ответила бабушка.

— Ни о чем, — весело ответила София и спрыгнула с окна.

Каждую ночь над островом проливался благотворный теплый дождь. Множество деревянных обломков проносило мимо и выбрасывало на берег. В эти дни не было ни гостей, ни почты, только вот зацвела орхидея. Вроде бы все шло хорошо, как обычно, а все-таки непонятная глубокая тоска точила сердце. Стояла прекрасная августовская погода, чуть штормило, но бабушке казалось, что дни проносятся друг за другом суетно и пусто, как сор, подгоняемый ветром. Папа, не вставая, работал за письменным столом.

Однажды вечером София просунула под дверь бабушкиной комнаты письмо. В нем значилось:

Я тебя ненавижу.

С самыми теплыми пожеланиями, София.

Письмо было написано без единой ошибки.

София сама склеила воздушного змея. Описание она взяла из газеты, которую нашла на чердаке. И хотя она в точности выполнила все указания, змей получился плохой. Цветные планки не хотели скрепляться как следует, тонкая бумага рвалась, и все было перепачкано клеем. Змей не желал летать и снова и снова падал на землю, будто хотел разбиться, пока в конце концов не угодил в болото. Тогда София положила его перед дверью бабушкиной комнаты и ушла.

Маленькая, а хитрая, подумала бабушка. Змей… Узнаю ее штучки. Она уверена, что рано или поздно я сдамся и сделаю ей змея, который будет летать, но только дудки… Оба они одинаковые.

В один ясный день вдали показалась белая лодка с подвесным мотором.

— Это Вернер, — сказала бабушка. — Опять он здесь со своим хересом.

С минуту она раздумывала, пойти ли ему навстречу — она плохо себя чувствовала, но потом пересилила себя и стала спускаться с горы. На нем был спортивный костюм, а на голове, как всегда, полотняная шляпа. Маленькая лодка, на таких обычно плавают в шхерах, выглядела очень нарядной. Она была отделана свиной кожей. Отказавшись от помощи, Вернер вылез на берег с раскрытыми для объятий руками и воскликнул:

— А, дорогой друг, ты жива еще!

— Как видишь, — сухо ответила бабушка и дала себя обнять.

Она поблагодарила за бутылку хереса, а Вернер сказал:

— Видишь, я все помню. Вино той же марки, какой было тогда, в десятых годах.

Как это глупо, подумала бабушка. Почему я так и не решилась сказать ему, что терпеть не могу херес. А теперь уже слишком поздно.

Становилось грустно при мысли, что она уже достигла того возраста, когда можно позволить себе говорить правду, хотя бы по мелочам.

Они наловили в болоте несколько окуней и сели ужинать раньше обычного. Вернер поднял рюмку и торжественно произнес, обратившись к бабушке:

— Как прекрасен этот пейзаж на склоне жизни и лета. Вокруг такая тишь, все идет своим чередом, а мы сидим посреди моря, любуясь тихим закатом.