Спартак - Ян Василий Григорьевич - Страница 7

Римский военачальник Клодий Пульхр, лежа у костра на пестром ковре, был занят обильным ужином.

— Теперь бунтовщики в моих руках, — объяснял Клодий своим центурионам (сотникам). — Куда может от меня спастись Спартак? Этот грубый гладиатор ловко владеет мечом на арене цирка, но разве он сможет управлять целым войском? Разве благоразумно было взобраться на вершину Везувия, куда ведет только одна тропинка? Мы будем спокойно ждать, пока разбойники начнут подыхать с голоду. Тогда, обессиленные, они сами один за другим спустятся сюда к нам в лапы, и мы будем их хватать, чтобы потом снова показать на арене цирка, где они найдут свою смерть! Они сами притащат мне связанного Спартака! — и Клодий самодовольно поглядывал на лиловую вершину Везувия, которая темными зубцами вырисовывалась на вечернем оранжевом небе.

В это же самое время Спартак и несколько его товарищей обходили обрывистые края горы, выискивая место, где бы можно было им спуститься. Но скалы были отвесны, и всюду виднелись глубокие ущелья, над которыми летали громадные орлы.

— Вот наше спасение! — воскликнул Спартак и приказал всему отряду рубить лозы одичавшего винограда и связывать их вместе ивовыми прутьями.

Вечером и всю ночь при свете костров гладиаторы упорно плели висячую лестницу из гибких длинных ветвей.

Перед рассветом лестница была осторожно спущена в пропасть… На конце лестницы был привязан камень весом более тяжести человека, чтобы испытать ее прочность.

Первым вызвался спуститься маленький Гета. Темная бездна разверзлась под смелым мальчиком. Казалось, лестнице не будет конца; ветер раскачивал неуклюже связанные виноградные лозы. Наконец Гета достиг дна и свистнул два раза, что означало благополучный спуск.

За ним последовали другие воины. Долго продолжалось это опасное путешествие. Последний сперва спустил на веревке оставшееся оружие. Это был великан Крикс. Лестница тревожно скрипнула под его грузным телом.

Римляне, уверенные в своей безопасности, беззаботно храпели внизу другой стороны горы. Часовые сонно следили за тропинкой, ожидая, что скоро появятся первые перебежчики, измученные голодом.

Вдруг среди ночи часовые подняли тревогу и вызвали начальника Клодия.

Им послышались шум и шаги на тропинке, у кого-то из-под ног скатывались камни. Клодий с мечом в руке всматривался в темноту.

— Стой! Ни с места! — закричал передний часовой.

В ответ раздался дикий рев, и на свет костра вышло несколько ослов.

— Смотрите! — воскликнул часовой, — у этого осла на шее повешена доска, на ней что-то написано!

Один из воинов прочел:

— «Мудрому и смелому Клодию Пульхру. Ослы, оставшиеся на вершине Везувия, умоляют о прощении и просят их накормить. Спартак»…

— Это хороший знак, — сказал один сотник, желавший понравиться начальнику. — Гладиаторы самих себя назвали ослами за то, что подняли бунт. Они, вероятно, умирают с голоду и просят о прощении!

В то время как начальник Клодий Пульхр и его надменные помощники смеялись над тем, что «грязные бунтовщики умирают от голода и страха на горе», Спартак со своими смелыми товарищами в темноте подкрадывался к римскому лагерю.

В полной тишине, нарушаемой только шорохом крыльев испуганной птицы или хрустом сухой ветки, рабы приближались к безмолвному лагерю противника.

С воинственными криками они внезапно напали на спавших римских солдат. Клодий Пульхр первый ускакал на испуганном коне без чепрака и сбруи. Легионеры, охваченные ужасом, побежали от нападавших, не думая о защите. Весь римский лагерь, со всем оружием, амуницией и припасами, достался Спартаку почти без боя.

В Риме происходили очередные празднества.

Громадные объявления, написанные краской на стенах домов, обещали исключительное зрелище в большом цирке: «Охота львов на диких быков», «Бой десяти скифов с десятью свирепыми медведями», «Состязание в скорости нумидийских всадников с „заморским воробьем“[19] , у которого ноги длиннее лошадиных, шея похожа на копье, в хвосте всего одно перо и любимая пища которого — камни, гвозди и медные монеты».

Кроме того, были обещаны комические представления веселых канатоходцев, глотателей огня, прыгунов, фокусников и танцоров. Наконец, объявлялись гладиаторские игры — сражения между карликами и борьба трехсот пар обученных воинов.

Представление продолжалось целый день. Бои гладиаторов были жестокие.

Напрасно раненые отбрасывали щиты и поднимали пальцы левой руки, прося пощады. Возбужденные кровавым боем зрители кричали: «Добей его!» — и опускали вниз большой палец правой руки, требуя этим смерти побежденного.

— Никакой пощады гладиаторам! — говорили богатые зрители. — Скоро Клодий Пульхр приведет сюда в цепях Спартака и его дерзких товарищей.

Посмотрим, как они на арене перебьют друг друга!

В то время как слуги разносили по рядам зрителей подносы с различной едой и начиналась свалка среди желавших получить даровое угощение, в мраморную ложу, где сидели два консула[20] , вошел запыленный гонец.

Почтительно склонившись и протянув руку вперед, гонец передал свиток, перевязанный красным шнурком с восковой печатью.

— От кого письмо? — лениво протянул консул, занятый боем на арене.

— От Клодия Пульхра.

Сенаторы и другие окружающие в ложе следили за выражением бритого морщинистого лица консула, пока тот читал письмо. Он не мог сдержать волнения. Наклонившись к другому консулу, он, задыхаясь от бешенства, шептал:

— Неслыханный позор! Рабы, вооруженные кольями, разбили и разогнали весь отряд Клодия Пульхра! Он сам едва спасся. Весь лагерь, все оружие попало в руки грязных оборванцев!

— Но ведь это уже грозит безопасности Рима! — воскликнул второй консул. — Теперь Спартак может идти куда угодно, собирать новые силы, бунтовать рабов… Где Клодий Пульхр?

— Он укрылся в загородной вилле и пишет оттуда, что посыпал голову пеплом, сидит закутанный в плащ, обливаясь слезами, отказываясь от еды.

— Какая нам польза от того, плачет он или нет? Надо предать его суду и казнить! Надо спешно созвать новые войска, назначить смелого начальника, чтобы немедленно же затушить это опасное пламя, зажженное дерзкими разбойниками.