Считайте это капризом… - Яковлева Елена Викторовна - Страница 1

Елена Яковлева

Считайте это капризом…

Глава 1

ЧУДЕСА ЕЩЕ СЛУЧАЮТСЯ

Кто-то проводит отпуск на Канарах, кто-то на Багамах, а кто-то на собственном диване, изрядно продавленном из-за продолжительного лежания. До недавних пор Марине Виноградовой, почти натуральной платиновой блондинке тридцати пяти лет, доставался последний из вышеперечисленных вариантов. Не по ее воле, конечно, а в силу объективных причин, главная из которых состояла в том, что Марина была малообеспеченной матерью-одиночкой. Ну, не совсем одиночкой, поскольку у ее четырнадцатилетнего сына Петьки отец хоть и чисто номинально, но имелся. Впрочем, толку от этого было чуть! И это «чуть» выражалось в грошовых алиментах да еще в подарках, кои бывший Маринин супруг делал сыну аккурат один раз в год, по случаю очередного дня рождения. Подарки эти были недорогие, но исключительно практичные. Например, ботинки на вырост или эспандер.

В общем, если бы не горящая десятипроцентная путевка, каким-то мистически непостижимым образом спустившаяся сверху в их скромнейшее бюро научно-технической информации, очередной отпуск Марина провела бы традиционным образом, то есть вдали от Канар и Багам. Только не надо думать, что путевка отправляла ее именно туда, нет, но зато она отправляла ее в пансионат, находящийся в непосредственной близости от Черного моря, точнее, на его песочном побережье.

Марина поначалу сильно сомневалась, стоит ли ей брать эту путевку, потому что не привыкла к таким резким переменам в жизни, ей нужно было все планировать за год или, по меньшей мере, за полгода, а тут хватай себя в охапку и несись сломя голову.

— Нет, девочки, ничего не выйдет, — покачала она головой, когда сотрудницы начали наперебой ее уговаривать. — Я за такое время даже собраться не успею. И потом, на кого я Петьку оставлю?

«Девочки», в возрасте от двадцати до шестидесяти, истошно запричитали в один голос, горячо убеждая Марину, что она будет последней дурой, если откажется, поскольку подобный шанс в ближайшие сто лет ей вряд ли представится. Да когда вообще в их бюро НТИ «забредала» льготная путевка в сезон отпусков? Такого даже старожилы не припомнят! Что касается Петьки, то он уже взрослый парень, ну или почти взрослый, и вообще его нужно приучать к самостоятельности. Опять же она его не на луне оставляет, отец у него есть, вот пусть и займется им Марина несколько заколебалась. А уж когда она позвонила своей тетке и та с ходу заявила: «Езжай-езжай, за Петькой я пригляжу», Маринино внутреннее «я» начало швырять от стенки к стенке, как при десятибалльной качке.

Впрочем, когда улеглось беспокойство о Петькиной судьбе, возникли другие проблемы, и Марина не была бы женщиной, если бы они не возникли. Она вспомнила, что купальник у нее старый, купленный еще во времена студенческой юности, а прочий гардероб настолько отстал от моды, что уже не за горами тот день, когда по закону цикличности он снова станет последним писком. Однако было ясно, что в этом пляжном сезоне такого уже не случится.

И снова скромные труженицы научно-технического прогресса проявили солидарность, буквально завалив Марину несметным количеством платьев и юбок, на разбор и сортировку которых ушел чуть ли не весь трудовой день. Маринины сослуживицы так увлеклись этим интересным занятием, что даже к трезвонящим телефонам не подходили.

— Смотри, — раздавалось то с одной, то с другой стороны, — эта сиреневая блузка идеально подходит к той черной юбке!

Марина смущалась от такой заботы и вежливо отнекивалась, а «девочки» наставляли ее дружным хором:

— Бери, бери и учти: мы не просто так тебе все это даем. У тебя задача не просто хорошо отдохнуть, но еще и найти себе там мужчину, а еще лучше не одного, а нескольких!

Марина же в ответ дала им шуточную клятву укладывать таковых в штабеля вдоль линии Черноморского побережья от Адлера до Туапсе.

Еще Марину беспокоило то обстоятельство, что как раз на период нежданного льготного отдыха приходился день ее рождения, и не какой-нибудь рядовой, а круглая дата — тридцатипятилетие. Так сказать, очередная веха на тернистом пути. Эту самую веху она собиралась отметить традиционно, то есть сначала на работе с тортом и бутылкой сухого вина, потом дома — с салатом «оливье» и пирожками. И с обязательным Петькиным присутствием. Кроме того, события разворачивались столь стремительно, что ей так и не удалось получить причитающиеся отпускные. Короче, горящая путевка резко и бесцеремонно меняла ее ближайшие и долгосрочные планы, а это не могло не беспокоить Марину, привыкшую к спокойной, размеренной жизни, которую некоторые, возможно, сочли бы скучной и в которой сама Марина находила неизъяснимую прелесть.

Учитывая вышеизложенное, стоит ли удивляться, что уезжала Марина вся на нервах. До мозоли на языке повторяла наставления для Петьки, охала, вздыхала, и глаза у нее все время были на мокром месте. Петька не разделял ее переживаний и, провожая маму на Курском вокзале, беспокойно вертел головой на тонкой цыплячьей шее и, шмыгая носом, повторял:

— Да ладно тебе, мам, не на веки расстаемся, а на двадцать четыре дня. Все будет о'кей.

У Марины с сыном были прекрасные доверительно-дружеские отношения, она знала, что может на него рассчитывать, но традиционное беспокойство ее не оставляло. Ничего удивительного, впрочем, ведь она впервые в жизни покидала Петьку дольше, чем на десять часов: ровно столько времени занимал ее рабочий день в бюро НТИ плюс два часа на дорогу.

Поезд Москва — Адлер уже отходил от перрона, а она все не сводила глаз с Петькиного лица и повторяла, как заклинание:

— Только слушайся тетю Катю!

Слава богу, до пункта назначения Марина добралась без происшествий, если не принимать во внимание то обстоятельство, что поезд опоздал на полчаса, а автобуса из пансионата, который, если верить написанному в путевке, должен был ее встречать, на стоянке не оказалось. Зато она увидела табличку с надписью: «Автобус пансионата „Лазурная даль“, а словоохотливая бабенка-аборигенка, подыскивавшая себе на вокзале постояльцев, пояснила:

— Так у них же заезд вчера был, а они только в день заезда автобус подают.

И то верно, Маринина путевка была настолько горящей, что один из ее законных двадцати четырех дней уже «сгорел». Пришлось Марине выяснять, как проехать к пансионату, а потом, чертыхаясь, топать полтора квартала до остановки городского автобуса. Несмотря на раннее утро, жара стояла бешеная, и Марина, навьюченная вещами, отдувалась и фыркала, как ломовая лошадь.

В пансионате она оказалась в половине десятого утра, когда по его стеклянному фойе вовсю разносились запахи манной каши и какао из столовой. Около часа ушло у нее на размещение. Сначала пришлось ждать директора, потому что только он и никто другой(!!!) ведал расселением счастливых обладателей заветных путевок, минут десять потребовалось на заполнение каких-то анкет и изучение «прав и обязанностей отдыхающих», львиную долю которых составляли инструкции по пользованию утюгом, после чего Марина была наконец препровождена в предназначенную ей комнату под номером сорок один.

Комната, небольшая, но светлая, с лоджией, была рассчитана на двоих, и лучшую кровать у окна уже успела занять пока неизвестная Марине соседка. Кстати, знаки ее присутствия виднелись повсюду, в том числе и на тумбочке, которая, по логике вещей, полагалась Марине, поскольку стояла впритык к свободной кровати. Словом, Марине ничего не оставалось, кроме как аккуратно, но несколько брезгливо переставить этот самый знак в виде пузырька с лаком для ногтей на подоконник, где уже стояла бутылочка дезодоранта. Потом Марина открыла скрипучий двустворчатый шкаф, чтобы развесить одежду, и обнаружила, что все плечики, за исключением поломанных, уже заняты разномастными нарядами. В шкафу же, занимая добрую его половину, расположился большой чемодан из рыжей кожи, с блестящими металлическими замками и прочными ремнями, словно злой пес, стерегущий хозяйское добро.