Снайпер - Яковенко Павел Владимирович - Страница 23

Ирина Николаевна Воробьёва имела в городе Ташкенте, почти в самом центре, трехкомнатную благоустроенную квартиру. Она работала преподавателем в близлежащей школе, а муж также занимался педагогикой — работал в районной ДЮСШ. За время совместной жизни супруги нажили двух детей — девочек, хорошие отношения с соседями, уважение в трудовых коллективах, и считали себя людьми достойными и благополучными.

Но в 1992 году изменилось все. Как-то в один момент стали Воробьевы гражданами второго сорта. Если взрослые начали задирать нос, но пока в лицо гадости не говорили, то дети не церемонились. Они слышали кухонные разговоры взрослых, впитывали их в свои молодые мозги, и не в силах по молодости лет удержать в себе полученные знания, щедро выливали их на русскую учительницу на уроках. Но еще страшнее показалось Ирине Николаевне, что коллеги по работе не реагировали на это, внутренне соглашаясь с детскими выкриками; а многие и посмеивались, и нагло смотрели в лицо Ирине Николаевне, отчего та бледнела, а дома пила успокоительное. Когда у мужа на работе случились неприятности — его избили ученики — и ему пришлось уйти с работы, то ситуация стремительно покатилась к катастрофе. Зарплату нещадно задерживали, и при прочих равных условиях в первую очередь деньги получали узбеки. Таким образом несколько месяцев в семью Воробьевых не поступало ни копейки. А тут еще к подраставшим девочкам начала проявлять нездоровое внимание подростковая дворовая шпана. На местную милицию не рассчитывали ни муж, ни жена. В результате дочери сидели в четырех стенах, не имея возможности даже выйти погулять. Жить так становилась невозможно.

В России у Воробьевых родственники были весьма условные: какое-то ответвление по линии двоюродного брата мужа, которых сам Валерий Сергеевич никогда в жизни не видел и не слышал. Но после мучительных ночных разговоров и раздумий супруги приняли решение об отъезде.

«Нам от них много не надо. Пусть только помогут с жильем на первое время, а там мы приспособимся как-нибудь… Но оставаться нельзя! Девочки и так бледные, и не выпустишь на улицу. А вдруг еще и на квартиру к нам придут!» — уговаривала себя и мужа Ирина Николаевна. И все же уезжать было нелегко. Вся жизнь прошла в этих местах — и молодость, и зрелость. И первая любовь, и первые разочарования — короче, вся романтика.

Романтика вылетела из головы, когда однажды Ирину Николаевну встретили на улице молодые узбеки, силой усадили на скамейку, и завели разговор о квартире.

— Вам, милая, давно пора в Россию! А вашу квартиру согласен купить за разумные деньги один очень уважаемый человек. Мы думаем, вам не стоит упрямиться — цены на квартиры падают каждый день… Подумайте, хорошо подумайте!

В полуобморочном состоянии, на ватных ногах, Ирина Николаевна пришла домой.

— Валера! Звони в Россию. Надо срочно уезжать!

Муж даже не удивился, он всегда ожидал чего-то в этом духе. Грозовые неприятности постоянно витали в воздухе — когда-нибудь молния должна была ударить. Выслушав жену, Валерий Сергеевич оделся, и ушел на Главпочтамт, заказывать разговор.

Через несколько дней те же молодые люди и толстый омерзительный пожилой узбек ввалились в квартиру Воробьевых за окончательным ответом. Цена, которую предложил главный, была мизерной, за такие деньги в России можно было купить только халупу, но Ирина Николаевна была на грани нервного срыва от постоянного ожидания опасности. Она прекрасно знала, что большинству несговорчивых неизвестные личности проламывали головы, и многим до смерти. Некоторых насиловали — и то же неустановленные личности.

Ирина Николаевна представляла себя изнасилованной, мужа — убитым, и ее способность к сопротивлению стремилась к нулю.

Квартиру они продали за десять минут. Оказалось, что у узбека все документы готовы. Оставалось малость — подписи бывших владельцев. Дождавшись их, главный вытащил из внутреннего кармана пачку денег небрежно швырнул на стол и грубо сказал:

— Через три дня чтобы вас здесь не было!

Можно сказать, что Воробьевым повезло. Их денег действительно хватило на халупу. Приезжавшие позже уже и этого не могли себе позволить. Но когда супруги вошли в свой новый дом, огляделись, а жена вспомнила покинутую квартиру, то опустилась на пол и заплакала. Валерий Сергеевич опустился вместе с ней, обнял, и начал утешать:

— Мы прорвемся милая, прорвемся! Все будет хорошо. Зато отсюда нас уже никто не выгонит. А девочки у нас красавицы, выйдут замуж, заживут по-человечески, среди своих…

Ирина Николаевна, вытирая слезы, согласно кивала головой. И все же они текли из глаз, и текли, и текли…

Девочки стояли во дворе, смотрели на улицу, и одна говорила другой:

— Неужели можно ходить на дискотеку? Это здорово!

— И меня возьмешь?

— Возьму, конечно.

Они улыбались. Им было весело. Теперь можно ходить по улицам, нормально учиться в школе, и знакомиться с мальчиками. Остальное их не очень волновало.

Супруги Воробьевы устроились на работу в Новопетровскую среднюю школу. Проблем с этим не возникло — в школе ощущался некомплект преподавателей. Другое дело — почему он возник — этот не комплект. Зарплата учителя не догоняла инфляцию, и отставание с каждым месяцем становилось все заметнее; и даже эту, фактически урезанную зарплату умудрялись задерживать на два, на три месяца. Воробьевым рассчитывать, кроме как на самих себя, было не на кого. Поэтому они страдали сильнее остальных. А девочкам хотелось одеться, хотелось погулять: они вступили в тот непростой возраст, когда материальные возможности родителей больнее всего сказываются на детях. И Ирина Николаевна страдала. После очередной двухмесячной задержки денег, когда они с мужем решали непростую проблему, что завтра будут есть, поздним вечером к ним в калитку постучали.

Муж накинул куртку, вышел во двор, но быстро вернулся с озадаченным видом.

— Там какой-то ханыга предлагает ящик левой водки по оптовой цене.

— По оптовой — это сколько?

— По десять тысяч за бутылку. Ящик — двести тысяч рублей.