Новорусская баллада - Высоцкий Михаил Владимирович - Страница 21

– Леля, Леля, Соловей. Не притворяйся. Ничего ты не забыл.

– Не забыл, Олег. Это ты прав. И ты не забыл, наверно, как Лелька твоя чуть вдовой не стала? – улыбка постепенно сходила с уст Соловья, а в голосе его появлялось все больше и больше железа.

– Не забыл. Но не стала же, – все столь же беззаботно отвечал Олег.

– Повезло. Но ведь не всегда везет – ты ведь, Олег, не хочешь, чтоб твоя новая пассия раньше срока овдовела? Тосковала, грустила в одиночку…

– Ты, – усмехнулся Олег, – за Зинку Лобную не переживай. Эта грустить точно не будет, не удивлюсь, если она и тебя, и меня еще переживет!

– А тем не менее. Поосторожнее бы ты, князь…

– Соловей. Сам знаешь, не князь я. Что помог сыну старого боевого приятеля на ноги встать, так сказать, да о предках его в память о деде и прадеде позаботился – это да, было[12]. И не надо со мной своими отвлеченными замечаниями говорить. Не первый век знакомы. Говори сразу, что надо? Горыныч послал? На змия работаешь?

– Я, Олег, ни на кого, кроме себя, не работаю. Что до Горыныча – ну да, попросил помочь, с тобой разобраться… Только ведь я, сам знаешь, миром все люблю решать. Вот и хочу тебе предложение сделать.

– Делай, – пожал плечами Олег.

– А предложение простое – ты отсюда прочь уходишь. Немедленно. Один ли, со своими спутниками – нам это не важно. А мы тебя не трогаем. Отпускаем, только слово дай не возвращаться никогда. Честное вампирское. Заметь, даем назад, на родную Русь уйти. Стоит ведь еще Русь?

– Стоит, как ей не стоять! – усмехнулся вампир. – Что с Русью сделается? Все по-прежнему, между востоком и западом метается, путь свой ищет, князья теперь президентами назвались, а свары междоусобные как были, так и осталось. Ничего не ново, все было под луной.

– Соломон?

– А кто ж еще… С моей диктовки писал, между прочим. Я ему рассказывал за бокалом доброго вина, что было, а он писал. Только ты, Соловей, с темы не съезжай. Предлагаешь мне уйти? Я уйду. Тогда, когда захочу, туда, куда захочу. Отпустишь? Ну спасибо тебе, разбойник! Только, обрати внимание – ты меня еще как бы не поймал, чтоб отпускать. Так что твое предложение я, так и быть, проигнорирую, и даже обижаться на тебя не буду.

– Совсем ты не изменился, Олег, – покачал головой Соловей, – мнишь себя, как и прежде, бессмертным… Что же – твое право. Ты уж извини, не могу я в вашу с Горынычем схватку не вмешаться. Хотел бы в стороне остаться, да не могу, а коли идти сам не хочешь – что же, придется гнать… Ладно, князь, ты зла на меня не держи, сам знаешь, нет у меня обиды к тебе, просто не жить нам под одним небом. Не жить.

– Тебе виднее, Соловей, – усмехнулся вампир. – У тебя все?

– Пожалуй, да. Удачи тебе желать не буду, а до свидания скажу – свидеться нам еще придется…

– Ну бывай, Соловушка! Горынычу привет передавай, а то он что-то мне давно на глаза не попадался…

Темный князь Соловей, отдав Олегу символический прощальный поклон, развернулся и исчез средь степи, как будто и не было никогда.

– Ну че? – спросил Колян, когда вампир вернулся в машину. – Добазарился с ментом? Вижу, свалил? Свистеть не будет?

– Свалить-то свалил, да обещал вернуться. Причем не один…

– Менты только пустой базар и могут разводить, – уверенно успокоил Колян, – на понт берут, а чуть что – сами первыми валят!

– Этот не свалит, будет нас до последнего гнать! – уверенно заявил Олег.

Однако в голосе его не было страха или тревоги – вампир был абсолютно спокоен, и, заметивший это Всемир, поинтересовался:

– Олег, ужель не тревожит тебя сей новый, неведомый враг?

– Это Соловушка-то? Разбойник муромский? Неведомый? – Олег рассмеялся. – Всемир, да о таком враге только мечтать можно! Это просто сказка, а не враг. Самовлюбленный, самонадеянный, мнит себя великим мудрецом и интриганом, а на деле как был Соловушка-Дуб, так дубом и остался. Силой природа-матушка его не обделила, умениями чудными наградила, свистеть зычно может, а вот ума не досталось. Всемир, да теперь Горыныч и вовсе не страшен – если змей что умное и придумает, Соловей любую задумку так испоганит, что нам и вмешиваться не придется. Вот увидишь. Я ведь его специально отпустил, а не упустил, как Горыныча – с таким врагом дела иметь приятно! Мало того, что шут гороховый, попрыгать, удаль молодецкую показать, видите ли, захотелось. Так еще и вежливый, о Зинке моей, Лобной, беспокоится… Поехали, Толян!

И они поехали. В прежнем направлении, строго вперед. На запад.

Однако Олег немного ошибся. Соловей за те века, что в темных землях прокняжил, изменился, поумнел. Понял, что своим умом ему многого не придумать, а потому слуг себе подобрал, умных да хитрых. Вот и собрал вокруг себя совет, как врага, такого-этакого, со свету изжить. Слуги у Соловья собрались хоть и умные, но хитрые – поняли, что если сам Соловей с Горынычем против такого врага бессильны, то куда уж им, простым смертным, на гибель верную идти. Но отказывать темному князю не принято. А то разозлиться может, свиснуть, и не будет больше советников, ни умных, ни дурных. Вот и весь выбор – так умереть, или этак. А так как советники все же умные были, то и умирать никак не хотели, подумали, посовещались, и предложили:

– А не послать ли нам против врага злобного Хайта-Нагулта, с витязями его? – сказал второй, самый умный советник (первый был самым хитрым).

Сказал, зная уже, что всем эти слова в сердце западут. Соловью, потому что решение верное нашлось, Хайт-Нагулт да витязи его еще никогда поражений не знали, любой враг был им по силам. Советникам, потому что не им драгоценными шкурами рисковать предстояло, а Хайту-Нагулту да витязям его, которых, как известно, не жалко. Ну а уж как Хайт-Нагулт да витязи его рады остались! Еще бы, о них ведь не просто вспомнили, а с просьбой о помощи обратились, да не кто-то там, а сам темный князь, Соловьем прозванный, с Горынычем, драконом треглавым. Хайт-Нагулт да витязи его хоть власти князя не признавали, дракону не кланялись, но уважать – уважали.

И вот из руин замка, некогда возвышавшегося над горным перевалом, потянулась черная цепочка – не водица это, и не масло, что из-под земли фонтанами бьет. Это Хайт-Нагулт, да витязи черные его – сила страшная и неодолимая, поражений не знающая. И не скачут их черные кони, а над землей несутся, звука быстрее, что за ними земля дыбом стает[13]. Лежит их путь далече, от самых северных гор, что темные земли от ледяного окияна ограждают, почти до самого Вечного Леса, где под ветвями могучих эльфийских деревьев не догнать им уже странного железного коня на четырех колесах.

Скачут черные витязи, усталости не ведая. Ведет их сам Хайт-Нагулт, черный князь, коий, когда час пришел, костлявую встречать отказался, Китеж-град покинул, в поисках эликсира бессмертия со смертью наперегонки весь мир объехал, да нашел его лишь там, в северных горах. И хоть велика была цена, заплатил ее князь – не душу свою за бессмертие он продал, а все темные земли, на которые с тех пор проклятье наложено. Не достала его смерть, но и назад пути, в Китеж-град, ему не было, ибо прокляли его люди, из хроник вымарали, из памяти людской выкинули. Тогда же нашел он себе слуг, витязи, как и он сам, лишь о боевой славе да подвигах мечтавших, и стал над ними княжить, пока…

Долго можно рассказывать кровавую историю жизни Хайта-Нагулта. Да вот некогда – волшебные кони витязей, со скоростью реактивного истребителя скачущие, нагнали уже железного коня своих врагов, хоть и быстрого, да им не чета. Догнали, и в кольцо взяли, в низине между четырех холмов заперли, и стали черным строем. Лишь плащи развиваются.

Вышел вперед сам Хайт-Нагулт, и стал речь держать. Говорил он много и красиво, на языке волшебном, что в горах северных выучил. Слушали его витязи, и наполнялись их сердца отвагой, готовились они рваться в бой, и ждали лишь одно слово, чтоб копья опустить и коней своих вниз, на коня железного, одиноко стоящего, направить.