Четвертый вектор триады - Белов Юрий - Страница 12

— Ты еще ребенок, — улыбнулась Эола.

— Да, я помню, ты говорила, что в любой войне проигрывают обе стороны. Выигрывают только Темные Иерархии. Но ведь в той битве они и были одной из сторон?

— Конечно. И они проиграли. Так же, как и мы.

Рука няни скользнула в складки легкой накидки, и глазам Ксаны предстал изумительной красоты перстень из голубоватого серебра с великолепным сапфиром, сияющим ярче эльфийских глаз Эолы.

— Какое чудо! — восхитилась Ксана. — Почему ты ни разу не показывала мне его раньше?

— Чем больше глаз смотрит на этот камень, тем труднее становится будить его память.

— Память у камня? — Ксана не могла оторвать глаз от перстня.

— Да. Все драгоценные камни имеют душу. Они живут очень медленно, но запоминают все, что происходит вокруг. Твои соплеменники, как неразумные дети, не понимают их истинной ценности. Но блеск камней будит в них смутные воспоминания, и, подобно сомнамбулам, они стремятся завладеть камнями, проливая потоки крови. Из-за этого многие древние талисманы уже превратились в сосуды горя и смерти.

Кроме того, цари и князья, эмиры и кесари выставляют камни на обозрение подданных, стремясь возвыситься не трудом своего сердца, но за счет зависти окружающих. И десятки подлинных сокровищ погасли навсегда, захватанные грязными руками, зализанные завистливыми, алчущими взорами. Помни, Ксана, что истинная красота всегда интимна, как, впрочем, и истинная любовь, и истинная мудрость.

— И ты разрешаешь мне смотреть на него?

— Да. Твоя мать очень любила это делать в годы своей молодости. Этот перстень когда-то принадлежал моему деду Тильнару, или Огнесвету на вашем языке. В незапамятные времена дед участвовал в Кармагеддонской битве.

— Дед? Ох, Эола, я как-то забываю, что вы, эльфы, живете очень долго.

— Срок нашей жизни с каждым поколением уменьшается. И это тоже следствие наших былых поражений, выглядевших как победы. — Эола надолго замолчала.

— А я… — неуверенно начала Ксана, — я могла бы разбудить его память?

Эльфийка молчала, устремив взгляд куда-то вдаль.

«Это сделать очень нелегко, иначе любой из грабителей и убийц стал бы посвященным древнего знания». Губы Эолы не шевелились, и слова возникли в голове Ксаны сами собой.

«Я слышу твои мысли!» — изумленно воскликнула Девушка. Точнее, хотела воскликнуть и вдруг поняла, что совсем не обязательно напрягать голосовые связки и язык, совсем не нужно производить шум.

«Ну вот наконец это и произошло», — улыбнулась Эола.

«Это все из-за перстня. Это он помог мне! — Ксана ласково смотрела на игру света в гранях камня. Спасибо тебе, ты такой красивый, и добрый, и…» — Она не могла подобрать нужное слово и просто потянулась к сапфиру теплой волной любви и благодарности.

И именно в этот момент камень «раскрылся»…

Подмирье

Спецсектор Промежутка

— Вот, слизь, опять Остроухая. Теперь уже не полукровка, а настоящая, из Истинных. Вот не повезло-то! Вляпались мы с тобой по самое не балуйся! Ясно как ночь — затеяли Верхние что-то.

— А Его Превосхосамость прозрел все их козни и свою интригу раскручивает?

— Молодец, Лупоглазый, верно рассуждаешь. Только, думаю, все отсюда не прозреешь. Знаешь ведь: несоответствие времен, то, се… Да простит меня Сам Гагтунгр Величайший, но все даже он не знает. А то бы мы давно всех эйнджелов попередавили бы. И лучаров. И серахвимов всяких.

— Не поминал бы ты к утру! И так жуть берет… Не хватает тебе торчания в Промежутке? Хорошо, хоть Наверх не гонют. Я, конечно, прынцеску бы с превеликим аппетитом, но у няньки ее сила немереная. И лет ей за тыщу. Это же сколько у нас тут будет? Две гвиндюжины с тремя нулями? Охренеть!

— Спать иди, арихметик хренов! Завтра с утра опять в магический шар пялиться. Как в Теллусе, ей-сам! Помнишь, я Страха Видлу из теллусийского сектора подменял? Ну подранили его пукалкой какой-то? Так вот, у них там в Теллусе все не так, как в нашем Лэйме. Даром что миры параллельные. У них особая магия развилась — Те-Хни-Ка. Ну слышал небось — движущиеся железяки всякие? Вот! А кроме тех железяк есть такие ящики, в которых картинки всякие бегают. Ну точь-в-точь наш магический шар. Так вот руконогие перед теми ящиками целыми сутками сидят и на картинки эти пялятся. Прям как мы с тобой все последнее время.

— Не знаю, как им, но нам ничего стоящего не показывают.

— Я тебе даже больше скажу. По-моему, наши предсмертники уже догадываются. Готовят что-то. По крайней мере Лысый. Он тихий, но здоровый. Я его боюсь. Видал, как по сторонам зыркает? Чистый дракон!

— Давай завтра за другим смотреть. Там у него под боком чмырь нашенский. Там никаких неожиданностев не предвидится!

Слог 6

УЧЕНИК КОЛДУНА

Лэйм

Дом на улице Прорицателей

Ночь

Алекс, морщась и чертыхаясь, растирал в деревянной миске помет летучих мышей. Осталось еще истолочь несколько желчных камней, добавить кровь лягушки, убитой серебряным ножом, и смешать с заранее приготовленным ядом очковой змеи.

Серые окаменевшие комочки помета поддавались с трудом, желчь нещадно пахла, а лягушачья тушка, подвешенная за лапки, подергивалась и наводила на грустные размышления.

«Все-таки я почти привык», — подумал Алекс, откладывая в сторону миску. «Видимо, можно привыкнуть к чему угодно», — угодливо подсказало Эго, но память тут же зажгла в сознании мертвенно-лиловый свет над жертвенным алтарем. Колдун в черном плаще и шипастой короне склоняется к подбежавшему слуге. И вот в зловещей, гулкой тишине зала страшным диссонансом звучит крик младенца. Маленькое, замерзшее до голубизны тельце беспомощно дергает полусогнутыми ножками и заходится скрипящим плачем…

Этот сон, поразительно реальный и подробный, повторялся уже несколько раз. И каждый раз Алекс просыпался от собственного крика.

«Случись такое наяву, и я бы на него бросился. Пропади пропадом его туманные намеки и сомнительные знания! — подумал Алекс и с содроганием отогнал страшное видение. — Видимо, настало время уходить. Где искать девушку, о которой говорил Георг, я наконец знаю. А Колдун? Он уже ничего не может мне дать, да и то, что дал, лучше бы оставил при себе!»

Действительно, год, проведенный в ученичестве у Колдуна, подверг Алексову любовь к магии серьезному испытанию.

Еще совсем недавно это был мир чудес и открытий. Приятно было слушать отголоски глубинных вибраций мира, разбуженных громовым заклинанием или тихой мантрой, хлопком в ладоши или щелчком пальцев. Неизъяснимую радость давала власть над ветром и дождем, летящим камнем и остановившейся водой. Великую мудрость открывал для себя Видящий, когда чувствовал приближающуюся грозу и закончившееся вчера землетрясение, когда определял на глаз слабую точку в стене и на слух направление камнепада.

Сухие, не пахнущие животными испражнениями слова и знаки представлялись Алексу друзьями и помощниками: то благородными воинами, готовыми к любой битве, то утонченными дипломатами, улаживающими любые конфликты, а то, что уж греха таить, преданными и нежными возлюбленными… Симметричный и отвлеченный мир магических формул пленял Алекса утонченностью и целесообразностью, совершенством и красотой.

Но Колдун почему-то упрямо не хотел замечать его привязанностей. Он, с навевающим тоску однообразием, снова и снова заставлял Алекса резать и вытягивать, вскрывать и свежевать. Потоки крови и слизи, желчи и экскрементов густым слоем заливали небесное совершенство, непреодолимыми путами тянули к земле, страшной тяжестью давили на плечи.

Алекс последний раз перемешал вонючую жижу и озорства ради начертил каменной ложкой в воздухе Знак Мухи. Склянка из мутного, зеленоватого стекла неуверенно приподнялась над полкой. Не обращая на нее прямого внимания, подмастерье заставил знак задрожать и извлек из дальнего угла слабое жужжание. В неровном свете свечи склянка двинулась к столу. В ее тени, скользящей по стене, явно обозначились суматошно мельтешащие крылышки. В момент, когда Алекс протянул за ней руку, на его ладони вдруг возник противно шевелящийся мохнатый паук размером с собачью голову. Надо было, конечно, спокойно смотреть, как паук ловит стеклянную «муху», но юноша непроизвольно отдернул руку. Паук вместе со склянкой рухнул на стол, угодив при этом в миску со снадобьем.