Исс и Старая Земля - Вэнс Джек Холбрук - Страница 42

Несмотря на все старания и вино, девушка все же не могла избавиться от мыслей о Бохосте и о том, как он обманул доверчивого Пири Тамма. Ее мучил один вопрос: откуда Джулиан узнал о пропаже Хартии и гранта? Никаких явных путей к этому не было. Теперь ее секрет уже не секрет, а может, и не был им никогда, во всяком случае в последние двадцать лет.

Уэйнесс сидела, залитая лучами заходящего солнца и рассматривала прохожих — спешащих по своим делам жителей старого Киева. Тени становились все длиннее, площадь пустела, и девушке стало неуютно и холодно. Она вернулась в гостиницу и решила подремать. Проснувшись, разведчица обнаружила, что шесть часов давно миновало, однако Задурого так и не было. Тогда она вышла в холл, взяла первый попавшийся журнал и стала читать статьи про археологические раскопки в Хорезме, продолжая краем глаза следить, не появится ли тощая высокая фигура.

И фигура в конце концов появилась, остановившись у ее кресла, несмотря на все ее старания, совершенно неожиданно. Девушка подняла голову — рядом действительно стоял Задурый, но в совершенном другом одеянии, которое решительно его изменило. Он, по-видимому, специально для предстоящего вечера облачился в длинные полосатые брюки в обтяжку, розовую рубашку с зеленовато-желтым галстуком, жилет из черной саржи и длинное гороховое пальто, распахнутое сверху донизу. Костюм этот дополняла низкая широкополая шляпа, надвинутая глубоко на лоб.

Уэйнесс с трудом сдержала удивление, а Левон, в свою очередь, тоже поглядел на нее с подозрением.

— Вы, как я вижу, сменили наряд, и к лучшему, много к лучшему!

— Благодарю вас. — Уэйнесс встала. — Я даже не узнала вас сразу… без формы.

Длинное лицо Левона дрогнуло в сардонической улыбке.

— Вы, что, думали опять увидеть меня в черной робе?

— Ну, нет, конечно… однако превращение такое резкое…

— Все это чушь и предрассудки! Я одеваюсь в первое, что попадет мне под руку. К стилю я совершенно равнодушен.

— Хм. — Уэйнесс еще раз оглядела его с ног до головы, то есть от черных ботинок колоссального размера до полей мягкой шляпы. — А я не уверена. Ведь покупая эти вещи, вы их все-таки выбирали и причем, как мне представляется, весьма тщательно.

— Никогда! Все, что я ношу, я просто набираю в секонд-хэндах охапкой. И надеваю лишь то, что подходит мне по размеру и согревает. Вот и все. Так мы идем или нет? Ведь вы очень беспокоились, чтобы вернуться в гостиницу до заката, так что я пришел немного раньше, чтобы успеть показать вам побольше.

— Как вы считаете нужным.

Выйдя из гостиницы, Левон вдруг остановился.

— Вот первое — эта площадь. Вы, наверное, уже прочитали про церкви, которые восстанавливаются уже в который раз — и все же они восхитительны. А вы знакомы хотя бы немного с нашей историей?

— Практически нет.

— И вы не студентка отделения древних религий?

— Нет.

Тогда говорить с вами о церквах будет бессмысленно. А мне так они и просто надоели, все эти купола, кресты и так далее. Мы лучше займемся чем-нибудь другим, более интересным.

— Займемся так же, как площадью? Но, простите, такие экскурсии мне скучны.

— О, не бойтесь, ведь вы находитесь со мной!

Они пересекли площадь и направились к холмам Старого города. По пути Левон называл достопримечательности.

— Эти гранитные плиты привезены сюда с Понта на баржах, говорят, что под каждой было похоронено по четыре человека. — Он бросил взгляд на Уэйнесс. — Но почему вы так странно подпрыгиваете и подскакиваете?

— Я не знаю, куда в таком случае поставить ногу.

— Ах, оставьте эти сантименты! Здесь погребены простолюдины. В любом случае, разве, поедая мясо, вы думаете о коровах?

— Пытаюсь не думать.

— А вот здесь, на этих железных решетках Иван Грозный поджаривал жителей Киева за их преступления. Правда, это было давно, и гриль ныне реконструирован. И прямо здесь теперь поставили киоск, видите, теперь здесь жарят сосиски. Но вкус у них отвратительный.

— Не сомневаюсь.

Левон снова остановился и указал на крест, возвышающийся над Старым городом.

— Видите эту колонну? У нее сто футов высоты. Один аскет по имени Омшац пять лет стоял на вершине этой колонны, громогласно каясь в своих грехах. Куда он исчез — неизвестно. Одни говорят, что он просто пропал из виду, хотя около колонны всегда стояло много народу, а другие утверждают, будто в него ударил сноп света и унес на небо.

— Вероятно, оба предположения правильны.

— Возможно, возможно… Но теперь мы в самом сердце города. Слева квартал купцов пряностями, справа — торжище. Оба места равно интересны.

— Но мы ведь пойдем еще куда-нибудь?

— Да, хотя с вами, как с человеком из другого мира, явно возникнет много недоразумений и элементарного непонимания.

— Но пока что я все время вполне вас понимала. Во всяком случае, мне так кажется.

Левон проигнорировал последнее замечание и продолжал:

— Позвольте мне все-таки проинструктировать вас. Киев — город с богатыми художественными и интеллектуальными традициями, как вы, может быть, знаете. — Уэйнесс издала какой-то неопределенный звук. — Итак, продолжим. В этом заключается наша сильная основа, и город вполне заслужил право называться истинным центром творчества всей Сферы Гаеан.

— Интересно услышать такие новости.

— Киев подобен огромной лаборатории, где эстетические доктрины прошлого сталкиваются с фантастическими доктринами будущего — и в этих столкновениях как раз и рождается будущее, рождаются удивительные его достижения!

— Но где же все это происходит? — улыбнулась девушка. — В музее Фьюнасти?

— Не обязательно. В частности этим занимаются продромы — небольшое избранное общество, в которое входим и мы с Тэдью Скандером, тем молодым человеком, что подходил к нам сегодня в кафе. Но чтобы понять все это, надо просто ходить по Киеву, видеть, слышать и чувствовать такие места, как «Бобадил», «Ним», бистро у Лены или «Грязный Эдвард», где печенку и жареный лук подают прямо на тачках. А в «Каменном цветке», например, устраивают тараканьи бега и какие, доложу вам, там есть экземплярчики! В «Универсо» все ходят голые и стараются собрать на своей коже как можно больше разных подписей. Некоторым счастливчикам в прошлом году удалось обзавестись подписями самой Сончи Темблады и с тех пор они, разумеется, не моются!

— Но где же обещанные прекрасные формы нового? Пока я слышу лишь о тараканах и подписях — но это все старо.

— Вот-вот, я и говорю. Вам трудно понять, что именно каждая возможная мутация цвета, света, текстуры, формы, звука и всего остального и есть новое. Единственный источник нового — это сама постоянно обновляющаяся, постоянно возрождающаяся человеческая мысль! И только она объединяет людей.

— Вы говорите о понятии «разговор»? — удивилась Уэйнесс.

— Что ж, употребленное вами слово вполне годится.

— По крайней мере, это недорого.

— Вот именно! И посему разговор есть самая равноправная дисциплина среди всех креативных дисциплин!

— Я счастлива, что вы, наконец, объяснили мне это. Так мы идем к Лене, правда?

— Правда. Капустные шарики прелестны, а за ними мы и поговорим о ваших проблемах, хотя не знаю, подоспеет ли к тому моменту столь необходимая для вас информация. А почему вы на меня так смотрите?

— Как смотрю?

— Когда я был маленьким, моя бабушка однажды обнаружила, что я надеваю на нашего старого толстого пуделя ее лучший кружевной чепец. Я не могу описать выражения ее лица — некое беспомощное фаталистическое удивление и бессилие перед тем, что еще может прийти мне в голову. А почему же вы смотрите на меня приблизительно так же?

— Возможно, я объясню вам это несколько позже.

— Ба! — Левон натянул шляпу на лицо. — Не понимаю ваших загадок. Деньги-то при вас?

— Которые мне нужны — да.

— Отлично. Теперь уже близко, через Воронью Арку и немного вверх.

Они пошли дальше, Левон, шагая крупно, Уэйнесс почти вприпрыжку. Они прошли квартал купцов пряностями, миновали низкую каменную арку и поднялись наверх по каким-то кривым улочкам, по обеим сторонам которых над ними нависали вторые этажи домов, почти закрывая небо. Улицы становились все извилистей и все уже, и, наконец, вывели их на крошечную площадь.