Дворец любви - - Страница 3

– У меня нет явных врагов, но здесь недавно умерло несколько человек…

Сегодня, вроде бы, все в порядке. – Он указал на чахлый кустарник со светлой корой и желтыми круглыми листьями. – Некоторые зовут его «денежное дерево», другие – «все за ничего». Он абсолютно безвреден, как в естественном виде, так и после обработки. Вы можете попробовать любую его часть: листья, кору, почки, корни – и отделаетесь легким расстройством желудка. Один из наших мастеров, досадуя, что от растения нет никакого толку, потратил несколько лет на исследования и недавно выделил вещество необычайной мощи. Будучи растворенным в метицине и распыленным в воздухе, оно проникает в тело через глаза, вызывая вначале слепоту, затем немоту, а потом и полный паралич. Вы только подумайте! Из бесполезного растения извлечь полезный и эффективный яд! Это ли не доказательство человеческой настойчивости и изобретательности!

– Поразительное достижение! – подхватил Джерсен, а Ифигения промолчала.

Эдельрод продолжал:

– Нас часто упрекают в приверженности к ядам естественного происхождения и пренебрежении к лабораторным исследованиям и синтезу.

Однако природные яды, изначально связанные с живой тканью, более действенны.

– Я бы скорее предположил наличие каталитических добавок в естественных ядах, – возразил Джерсен, – нежели какую-либо метафизическую связь.

Эдельрод заметил назидательно:

– Вы недооцениваете роль разума. Возьмем… Здесь где-то поблизости должен быть… Да, вот! Погладите на эту рептилию.

Под покровом бело-голубых листьев затаилось мелкое ящероподобное создание.

– Это – менг. Из одного его органа получают вещество, которое затем продают под разными названиями – «улгар» и «фурукс». Повторяю: одно и то же вещество! Однако, когда его продают под названием «улгар» и применяют соответственно, у жертвы наблюдаются спазмы, укушение языка, потеря рассудка. Если же ему присваивают название «фурукс», происходит размягчение костей. Что скажете? Разве это не метафизика чистой воды?

– Конечно, интересно… Гм… А что случается, если вещество продают под видом, ну, воды?

Эдельрод подергал себя за нос.

– Очень интересный эксперимент… Я полагаю… Но это не удастся подтвердить на опыте. Кто будет покупать воду, да еще за такую цену?

– Я недостаточно обдумал свое предложение, – согласился Джерсен.

Эдельрод извиняюще кивнул.

– Вовсе нет, вовсе нет. На этом можно построить интересные вариации.

Например, сероцвет. Кто догадывался, что запах способен отравить? А грандмастер Штрубал подвесил сероцвет венчиком вниз и оставил на месяц в темноте, в результате чего он стал смертельно ядовитым. Одно лишь дуновение убивает. Достаточно медленно пройти мимо объекта.

Ифигения остановилась, чтобы подобрать маленький кварцевый голыш.

– Какое ужасное вещество вы извлекаете из этого камня?

Эдельрод оторопел:

– Вообще никакого… насколько я знаю. Хотя мы используем такие камешки в качестве жерновов, когда размалываем семена фотиса. Не беспокойтесь, галька вовсе не так безопасна, как кажется.

Ифигения с раздражением отбросила камешек.

– Невероятно, – пробормотала она, – чтобы люди посвятили себя подобной деятельности!

Эдельрод пожал плечами:

– Мы приносим пользу: каждый человек хоть однажды ощущает нужду в яде.

У нас к этому особые способности, и мы обязаны реализовать их. – Он с любопытством поглядел на Ифигению. – Обладаете ли вы подобным умением?

– Нет.

– На постоялом дворе продается буклет «Основы искусства приготовления и использования ядов». Думаю, в него входит рецептура основных алкалоидов.

Если вы заинтересуетесь…

– Благодарю, у меня нет подобных намерений.

Эдельрод вежливо кивнул, признавая, что каждый выбирает в жизни собственный путь.

Тем временем лес начал редеть, тропа расширилась и вернулась в степь.

На краю города возносились к небу восемь шпилей строения из окованных железом бревен, десять железных дверей которого выходили в степь. Рядом притулилось множество лавчонок.

– Караван-сарай, – объяснил Эдельрод. – Здесь заседает Конвент, который выносит приговоры. – Он указал на платформу наверху, где четыре человека за решеткой безнадежно таращились на площадь. – Последний справа – Какарсис Азм.

– Я могу поговорить с ним сейчас? – спросил Джерсен.

– Пойду выясню. Пожалуйста, подождите в этой лавочке, моя бабушка заварит вам отличный чай.

Ифигения с сомнением оглядела убранство лавочки. На плите яростно кипело какое-то варево. Сотни склянок с загадочными травами, корнями и зельями пылились на полках.

– Все абсолютно чистое и безвредное, – успокоил Эдельрод. – Располагайтесь. Я вернусь с хорошими новостями.

Ифигения молча уселась на лавку. Перемолвившись парой слов с бабушкой Эдельрода, Джерсен принес поднос с мягким стимулятором – вербеновым чаем.

Из степи возвращался караван. Впереди катила восьмиколесная механическая колымага, везущая святыни, палатку гетмана и цистерны с водой, за ней тянулось несколько дюжин повозок, больших и маленьких, гудящих, клацающих. Все они несли на себе надстройки, на которых размещались люди, тогда как вещи и товары были сложены внизу. Несколько человек ехало на мотоциклах, другие теснились в повозках, которыми управляли старухи и рабы. Дети бежали сзади, неслись на велосипедах или же цеплялись за бамперы повозок.

Караван остановился. Женщины и дети установили треноги, подвесили котелки и начали стряпать. Рабы разгружали из повозок товары: меха, древесину редких пород, связки трав, бурдюки, набитые агатами и опалами, птиц в клетках, сосуды с латексом, ядами и двух пленных хэрикапов, созданий с зачатками разума, служивших на Саркое для жестокой забавы – хэрбайта. Мужчины сбились в кружок, чтобы попить чаю, а потом наведаться на базар. В одиночку они туда не заглядывали – боялись, что обманут.

От караван-сарая рысцой трусил Эдельрод. Джерсен буркнул Ифигении:

– Сейчас начнет объяснять, что нужно еще денег.

Однако Эдельрод налил себе слегка пригоревшего айолу и молча сел.

– Ну? – спросил Джерсен.

Эдельрод вздохнул и покачал головой:

– Все мои договоренности обратились в ничто. Главный Исполнитель объявил, что встреча невозможна.

– Ну и ладно, – махнул рукой Джерсен. – Я только хотел передать ему соболезнования от Виоля Фалюша. Сделаем это иначе. Где он будет сотрудничать?

– На постоялом дворе «Отрава» – там резиденция Конвента в Панге.

– Будем надеяться, я улучу возможность шепнуть ему пару слов или, по крайней мере, сделать ободряющий знак. Пойдем пройдемся.

Расстроенный Эдельрод повел их по базару. Только в рядах, где торговали ядами, он слегка оживился, торговался, хвалил особенно замечательные препараты.

– Поглядите на это смертельно опасное вещество. – Саркоец поднял шарик серого воска. – Я держу его без страха, потому что невосприимчив к такому яду. Но если вы потрете им любой предмет, принадлежащий вашему врагу, – расческу или зубочистку, – считайте, что он уже мертв. Либо напылите его на ваши идентификационные документы, и чересчур рьяный таможенник дорого поплатится за свое усердие.

Ифигения глубоко вздохнула:

– Каким образом саркоец умудряется дожить до зрелого возраста?

– Два слова, – важно ответил Эдельрод, подняв в назидание два пальца, – осторожность, иммунитет. Я невосприимчив к тридцати видам яда. Ношу с собой индикаторы, уберегающие от клюса, мератиса, «черной вдовы» и вольи.

Я соблюдаю чрезвычайную осторожность, когда ем, обоняю, одеваюсь или ложусь в постель с незнакомой бабой, ха-ха. Не ухмыляйтесь – многие чересчур пылкие любители удовольствий попались на этот крючок. Но продолжим. Я осторожен везде, всегда подхожу с наветренной стороны, хотя у меня иммунитет на мератис. Осторожность становится второй натурой. Если я подозреваю, что у меня есть враг либо вот-вот появится, я стараюсь свести дружбу и отравить, чтобы уменьшить риск.

– Возможно, вы доживете до старости, – протянул Джерсен.