Страж штормов - Вурц Дженни - Страница 23

Дрожащими от нетерпения руками он схватил недоуздок. Лошадь попятилась, кожаный недоуздок обжег Джарику ладони, а звон кольца, к которому была привязана вороная, спугнул с чердака голубей. Джарику невольно вспомнились напевные уговоры, которые он с детства слышал в кузнях, — раньше ему никогда не удавался такой трюк, но сейчас лошадь послушалась его. Вороная перестала показывать белки, опустила голову с белой звездочкой и раздула ноздри, издав негромкое вопросительное ржание.

Джарик неуклюже надел на нее уздечку, и лошадь терпеливо снесла неловкость мальчика. Седло с притороченным к нему мечом в ножнах было слишком тяжелым, Джарик не смог поднять его выше плеча, поэтому взобрался на кормушку и уже оттуда дотянулся до спины лошади. Кенси вернулась как раз в тот миг, когда, затянув подпругу, Джарик спрыгнул на пол. Он вывел лошадь из стойла, и Кенси пристегнула седельные сумки, продолжая болтать и ничуть не смущаясь молчанием постояльца.

— Матушка взяла с тебя одну серебряную монету за постой, конюший взял половину монеты за корм для лошади и за подкову. В кошельке осталось еще шесть монет, я положила его в левую седельную сумку. Еду и твой плащ положила в правый. — Обернувшись, она увидела, что Джарик осматривает заднее копыто лошади. — Ну как, доволен работой?

Джарик отпустил копыто и выпрямился.

— Сойдет.

Сработано было плохо, но он постарался скрыть свое неудовольствие. С четырех лет опекуны вбивали ему в голову, что надо делать свое дело как можно лучше, но сил на работу с молотом у него не хватало, поэтому Джарику осталось лишь сожалеть о неумелости конюшего. Он повел лошадь из конюшни, стараясь ступать так, чтобы копыта не отдавили ему ноги.

Пора было садиться в седло и продолжать путь, но Кенси все еще топталась неподалеку. Лошадь зашагала через лужи у источника, поднимая тучи брызг, потом начала пить, а Джарик вставил ногу в стремя.

— Подожди! — вдруг выпалила Кенси, развернулась и убежала в таверну.

Джарик помедлил, чувствуя, как заклятие покалывает его, понуждая не тратить времени зря. Он приготовился сопротивляться приближающейся дурноте, но Кенси уже выбежала из гостиницы, держа в руках пару башмаков из хорошей кожи, отделанных бисером и мехом.

— Держи. — Кенси сунула башмаки в руки Джарика. — Это тебе. Их оставил человек, который умер в нашей гостинице от лихорадки. В Большой Гайре дорогие вещи никому не нужны, а тебе нельзя ехать дальше босиком, пусть даже на пари.

Джарик покраснел, убедившись, что никого не обманул своей ложью. Щедрость Кенси смутила его, и он быстро наклонился примерить подарок, не желая, чтобы девушка сочла его неблагодарным.

Ботинки оказались ему велики и свободно болтались на тонких, как хворостинки, ногах.

Джарик закусил губу и встал.

— Я буду вспоминать тебя с благодарностью при каждом шаге, — с улыбкой сказал он Кенси; с такими словами мог бы обратиться дворянин к одной из придворных дам Морбрита. — Пусть процветает ваш постоялый двор, пусть судьба почаще посылает вам достойных гостей.

Он хотел быстро сесть на лошадь, но вороная прянула вбок, испортив его эффектный жест. Кенси поймала уздечку и удерживала вороную, пока Джарик не забрался в седло. Наконец мальчик подобрал поводья, и девушка, посмотрев в его большие темные глаза, ярко блестевшие на осунувшемся испуганном лице, тихо сказала:

— Ты такой маленький…

Она тут же пожалела о своих словах.

Джарик гневно закусил губу. Кенси дала ему башмаки из сострадания — но он же ни о чем не просил! Он был вполне доволен своей тихой мирной жизнью и работой в библиотеке! А заклятие волшебника вдруг одним махом лишило его всего, превратив в достойного жалости беглеца. Теперь он зависел от милости незнакомых людей так же, как последний нищий, ночующий в канаве.

Сжав губы, Джарик вырвал поводья из руки Кенси, ударил лошадь пятками и поскакал по южной дороге, прочь из Большой Гайре.

За его спиной девушка вытерла ободранные пальцы о фартук. На душе у нее было скверно от того, что она нанесла гордости мальчика такой удар. Не будь он таким хилым и тощим, подумалось Кенси, можно было бы восхититься не только его мужеством… Но стук копыт уже стих вдалеке, и девушка вспомнила о неотложных делах, от которых отвлеклась из-за необычного постояльца. Она направилась было к двери, как вдруг перед ней возникла Хозяйка источника.

Старуха почесала живот через дырку в своем кожаном балахоне и обратила слепые глаза к дороге, по которой только что ускакал Джарик.

— Знаешь, что я тебе скажу, — старуха ухватила Кенси за рукав, — парень и двадцати шагов не проковыляет в этих башмаках.

У девушки перехватило дыхание; резко оттолкнув Хозяйку источника, она бросилась на кухню, и даже мать не смогла дознаться, отчего Кенси такая бледная.

Лошадь графа перешла на галоп, скоро крыши Большой Гайре скрылись вдали. Обработанные поля уступили место колючему кустарнику, и гнев Джарика утих, осталось только щемящее чувство одиночества. Дорога тянулась через широкую долину, пустынную и окутанную дымкой. Темная земля под перламутровым небом казалась заброшенной и пустынной. Все, что было дорого сердцу Джарика, осталось далеко позади…

Он попытался натянуть поводья, но лошадь только прижала уши и припустила еще быстрей, и наконец ее развевающаяся грива захлестала по рукам Джарика, а земля под копытами стала казаться расплывчатым пятном.

Испуганный мальчик ругался, натягивал поводья до тех пор, пока у него не заболели плечи, но все было напрасно. В ту ночь, когда он украл вороную, ее уже порядком загнал хозяин, но теперь, отдохнувшая и сытая, лошадь была слишком сильна для Джарика. Мальчику было просто не справиться с ней и, глотая слезы бессильного отчаяния, он крепко вцепился в гриву, надеясь лишь на то, что лошадь не вздумает свернуть с дороги.

Копыта ритмично и гулко стучали, вздымая облачка пыли, ветерок ласкал и теребил гриву и хвост лошади и легкие волосы Джарика. Могучие мускулы лошади перекатывались под коленями мальчика: вороная наслаждалась своей силой, этим прохладным утром галоп был для нее не работой, а удовольствием. И наконец Джарик смирился, а потом его паника постепенно сменилась восторгом. Он ослабил поводья, лошадь вытянула шею и пошла еще быстрее.

Когда край солнца поднялся над горизонтом, раскрасневшийся от волнения Джарик чувствовал себя в седле лучше, чем когда-либо. Словно ощутив уверенность всадника, лошадь пустилась рысью. Тут Джарик пришел в себя и натянул поводья, заставив лошадь перейти на шаг. Он невольно подумал, что его выносливость и в подметки не годится выносливости резвого коня, и после испытанного только что радостного возбуждения ему стало еще горше. С острой печалью Джарик осознал, что здесь не библиотека Морбрита и что здесь за отсутствие жизненного опыта он может заплатить по самой высокой цене.

7. ПЕРЕКРЕСТОК

СОЛНЦЕ поднялось выше, дорога больше не была безлюдной. Ближе к полудню Джарик уже ехал сквозь тучи пыли, поднятые скотом, который гнали на рынок. Вороную толкали овцы и коровы, заставляли шарахаться торопящиеся мимо гонцы. Джарик с трудом успокаивал лошадь, которая нервно гарцевала, навострив уши. Вороная была вся в мыле, а спина и плечи Джарика болели после долгого пути. Еще не наступил полдень, а мальчик чувствовал себя так, как будто его избили. Но как он ни устал, призыв волшебника не позволял ему сделать передышку. Похоже, ему придется продолжать путь, пока он не свалится замертво.

Наконец грунтовая дорога, по которой Джарик ехал от самой Большой Гайре, вышла на мощеный каменный тракт, тянувшийся вдоль Красной реки до города Корлина. Здесь было еще многолюдней, у Джарика закружилась голова от грохота телег с впряженными в них быками и от неумолкающих криков гуртовщиков. Глаза мальчика запорошила пыль, а руки были так натерты поводьями, что он боялся слезть с лошади: если вороная взыграет, он ни за что не удержит узду. Джарик не мог даже дотянуться до еды, которую Кенси упаковала в седельную сумку; он устало сгорбился в седле, надеясь, что серебра, оставшегося в кошельке, хватит, чтобы заплатить в Корлине за баню и ночлег.