Страж штормов - Вурц Дженни - Страница 16

Хеарвин послушно сделал жест перед лицом юноши. На фоне черных волн зажегся красный знак, потом колдун щелкнул пальцами, и знак угас. Эмиен заморгал, вздрогнул, отсутствующее выражение на его лице сменилось отчаянием, когда он окинул взглядом находившихся на пинасе.

Не сводя глаз с Эмиена, Татагрес ждала, когда он убедится, что его сестры здесь нет. Юноша ничего не сказал, но задрожал от еле сдерживаемого гнева.

Татагрес начала думать, как использовать этот гнев, и при виде плещущей под ногами морской воды ей пришла в голову дельная мысль. Она взяла ведро и сунула его в руки Эмиену.

— Вычерпывай, — велела она негромко. — Наши жизни зависят от того, удержится ли лодка на плаву.

Эмиен сжал ручку ведра так сильно, что побелели костяшки пальцев; взгляд его стал жестким. Татагрес поняла: юноша решил жить, чтобы отомстить за сестру.

Она улыбнулась в темноте. Парень был крепок, как сталь, и полон гнева, как грозовая туча. В ее руках он превратится в отличное оружие.

Успокоенная этой мыслью, Татагрес прислонилась к банке и закрыла глаза.

Из всех спасшихся на пинасе только Эмиен оглядывался назад, надеясь хоть на секунду увидеть оставленный корабль. «Ворон» едва держался на плаву, волны швыряли его, будто игрушку, в весельных люках болтались тела рабов. Эмиен смотрел на корабль, и по щекам его текла лишь дождевая вода. Раньше он заплакал бы о погибшей сестре, но теперь его горе заглушала жгучая ненависть. Если он выживет, Анскиере придет конец!

Эмиен продолжил вычерпывать воду.

Покинутый галеас медленно опускался в морскую могилу. Ни одна живая душа не видела, как из трюма, окруженный веером пузырьков, выплыл бочонок из-под бренди, на краю которого примостилась крачка, раскинув крылья, сиявшие магическим светом. Хотя волны бурлили под порывами ветра, словно вода под ударами мельничного колеса, бочонок только тихо покачивался в центре гладкого, ровного круга спокойной воды: лишь одному из нынешних волшебников было под силу такое чудо. Внутри бочонка крепко спала Таэн.

Заклятие Анскиере помогло бочонку целым и невредимым миновать разбросанные по штормовому морю обломки флота Кисберна, а потом погнало на запад, в открытое море.

5. НАСЛЕДНИК ИВЕЙНА

ЖАРКИМ ЛЕТНИМ ВЕЧЕРОМ Джарик неподвижно лежал на кровати в своей комнате над кузницей замка Морбрит. Не один целитель поил его снадобьями, но мальчик так ни разу и не пришел в себя с тех пор, как два дня назад потерял сознание в саду лекарственных трав. Он неподвижно лежал под одеялами и не видел, как у окна мансарды в изголовье его постели вспыхнул свет, не слышал, как лестница задрожала от чьих-то шагов. Подмастерье писца не знал, что его болезнь привлекла внимание главного лекаря и, что еще более странно, самого графа Морбрита.

Слуга в ливрее поднял над кроватью фонарь, и пламя осветило заострившиеся черты и впалые щеки больного мальчика, бескровные губы и лежащие на одеяле руки, которые казались хрупкими, как выброшенные прибоем раковины.

— Он смахивает на мертвеца, — сказал граф.

Наклонился и поднял руку Джарика, блеснув изумрудами своих колец. Рука мальчика была холодна, как лед, в сравнении с ладонью графа она казалась по-девичьи тонкой. Господин замка Морбрит сглотнул, почувствовав жалость. Джарика вырастила гильдия кузнецов, но он оказался слишком хрупким для кузни и теперь оплачивал стоимость своего воспитания из заработков переписчика. С удивлением увидев на руке больного волдыри, граф повернул ее к свету.

— Ты видел?

Главный лекарь утвердительно прищелкнул языком.

— Сильный солнечный ожог, — проговорил он мрачно. — Мальчик несколько часов пролежал на открытом солнце, пока его не нашли. Его лицо с одной стороны тоже обгорело, но ран я не нашел. Симптомы не похожи на симптомы ни одной известной мне болезни. Говорю вам, господин, его наверняка настигло злое колдовство!

Граф опустил руку Джарика на одеяло и шагнул назад, вспоминая Керайна, сына кузнеца, которого повесили за убийство собственной невесты. На суде преступник под присягой поклялся, что всего лишь хотел помешать женщине убить ее новорожденного сына. Молодой человек утверждал, что выхватил младенца из-под ножа, и тогда она обратила нож против себя. Граф поморщился, вспомнив это. Приговоренный к смерти Керайн захотел признать осиротевшего ребенка своим — таково было его последнее желание. В архивы замка Морбрит мальчика записали как Джарика, сына Керайна, воспитанника гильдии кузнецов. Теперь, спустя шестнадцать лет, граф всматривался в тонкое лицо Джарика, окончательно убеждаясь, что коренастый черноволосый Керайн не был его отцом. Если Джарик — отродье волшебника, тогда понятно, почему мать пыталась его убить: на потомков волшебника переходила ненависть его врагов, так что на всех их близких часто обрушивались ужасные несчастья.

Граф вытер вспотевшие виски. Знай он тогда правду, он оставил бы в живых Керайна, но приказал бы убить ребенка. Однако прошлое есть прошлое. А теперь ему предстояло принять куда более трудное решение.

Скрепя сердце он проговорил:

— Пусть мальчика перенесут в башню убежища за святилищем Коридана.

Лекарь удивленно ахнул.

— Нет, это невозможно!

Башня находилась далеко за стенами замка, с другой стороны ярмарочной площади. Негоже нести больного мальчика по шумным улицам после заката.

— Состояние Джарика очень серьезное, господин!

Граф раздраженно выпрямился.

— Перенесете его быстро и без шума. Я пошлю на помощь гвардейцев. Ясно?

— О да. — Лекарь взволнованно поклонился. — Но вы рискуете жизнью больного…

Граф промолчал, не желая признаваться в своих тревогах. Разве лекарь поймет, что этому мальчику лучше умереть? Если Джарик и вправду отродье волшебника, он может навлечь беду на весь Морбрит.

Завернутый в одеяла Джарик не почувствовал, как его подняли с кровати. Главный лекарь внимательно наблюдал за гвардейцами, пока они несли больного вниз по лестнице, туда, где поджидали другие воины. Даже при открытых дверях в кузнице было душно и жарко, но Джарик по-прежнему был холоден, как лед; его невидящие глаза ярко блестели, зрачки расширились при свете ламп.

— Клянусь Кором, он холодный, как рыба, — сказал один из гвардейцев. — Да жив ли он?

Под тревожными взглядами товарищей он опустил мальчика на носилки.

— Будь он мертв, мы бы не торчали здесь ночью, — резко отозвался лекарь.

Схватив суму со снадобьями, он вышел из кузницы, гвардейцы с носилками двинулись за ним — уже не так быстро.

— С носилками по ярмарочной площади не очень-то пройдешь, — пробормотал тот, что шел.

Он был прав. Кочевники, которые каждое солнцестояние собирались на пустоши у замка, отличались буйным нравом и не любили иноплеменников. Днем купцы вели с ними меновую торговлю, но вечером горожане старались не задерживаться за стенами замка.

Шагая через площадь с бесчувственным мальчиком на носилках, гвардейцы словно напрашивались на то, чтобы на них напали. Но никто в Морбрите не смел ослушаться приказа графа.

Остановившись у сторожевого поста, гвардейцы проверили свое оружие.

Лежащая внизу долина пестрела огнями костров, в вечернем воздухе крики и смех переплетались с пронзительным пиликаньем скрипок. Гвардейцы построились, окружив лекаря и мальчика живым барьером, и двинулись вперед.

Едва захлопнулись ворота замка, отряд захлестнула толпа. Гвардейцы старались держать строй, понимая, что, если начнется суматоха, от их оружия будет мало толку. Джарик ни разу не пошевелился, хотя его толкали, пихали и дергали пахнущие потом и выпивкой размалеванные кочевники. Он не слышал шума, не видел пыли, не чувствовал толчков, пока воины графа прокладывали дорогу среди скопищ людей. Когда гвардейцы наконец добрались до дальнего конца площади, они порядком вымотались после множества мелких стычек с пьяными кочевниками, которые чуть что хватались за ножи.