Корабли Мериора - Вурц Дженни - Страница 64

— Перед тем как мы с тобой встретились, я напился из придорожного ручья, — соврал Дакар, не желая вызывать подозрений. — Правильно говорят, что из таких ручьев лучше не пить.

В ответ возница произнес несколько дурацких и совершенно бессмысленных фраз, будто разговаривал не с человеком, а со своими волами. Дакар слушал их лишь краем уха; жгучая, неутихающая боль разрывала ему живот, отдаваясь в чресла. Пытаясь хоть как-то ее унять, он не заметил разительной перемены в поведении торговца. Вместо дружелюбной, сочувственной болтовни Безумный Пророк вдруг услышал сердитую брань.

Когда Дакар открыл глаза, он не сразу сообразил, где находится. Щеку неприятно кололи сухие стебли. От дорожной пыли и едкой перечной травы он шумно чихнул и только теперь увидел, что валяется рядом с дорогой. Скорее всего, жестокосердный торговец выбросил его из повозки. Но почему? Может, решил, что Дакар опасно болен, и не захотел испытывать судьбу? Или рассердился, что попутчик не сказал ему правду про несвежее мясо? Теперь это уже не имело значения. Но боль! Эт милосердный, до чего же ему худо. Неужели он так и будет лежать здесь и корчиться, пока не сдохнет и вороны не выклюют ему глаза? Дакар поморщился. Он вовсе не затем бежал от обязательств перед Асандиром.

Живот выкручивало так, что пришлось снова закрыть глаза. Дакару вовсе не хотелось думать о смерти, когда даже в таком плачевном состоянии можно было вспоминать о более приятных вещах. Например, о жарких и уступчивых милашках из таверны. Или о пенящихся кружках холодного эля.

Но даже эти приятные размышления были бесцеремонно прерваны. Чьи-то руки подхватили Дакара под мышки и рывком подняли с земли. Солнечный свет ударил его наотмашь по лицу. Потом мир перевернулся вверх тормашками и закружился.

Несколько раз пророку почти удавалось поймать разбегавшиеся мысли, но в последнюю секунду они куда-то проваливались. Наконец он все же пришпилил их у себя в мозгу невидимыми булавками и разгадал загадку. Открытие неприятно резануло по чувству собственного достоинства. Дакар понял, что висит лицом вниз, привязанный к седельной луке. Конский бок остро пах потом. Конь был черной масти, а по краю подпруги, находящейся рядом с Дакаровым носом, вился охранительный узор, дабы ни у кого не возникло искушения снять ее в отсутствие хозяина.

Повторялась давняя история, тянущаяся не одну сотню лет. Таверна, увеселительное заведение, сточная канава — где бы Дакар ни проваливался в беспамятство, его пробуждение всегда было одинаковым. Нынешний случай повторял многие сотни прежних, с той лишь разницей, что сейчас Безумный Пророк был совершенно трезв. Он громко стонал, ударяясь животом о луку седла, пока не потерял сознание.

Поскольку накануне он не пил, испытываемые им муки нельзя было назвать похмельем. Но даже самое тяжелое похмелье казалось пустяком по сравнению с тем, что он ощущал сейчас. Голова ходила ходуном, словно на ней резвились ийяты. Они не только прыгали по макушке, но тыкали ему в глазницы чем-то острым. Впрочем, откуда здесь ийяты? Дакар напомнил себе, что вчера не выпил ни капли эля, а потому глупо валить все на хмельные пары. Он прижал к вискам липкие ладони.

— А-а-а-а-а-ах! — протяжно застонал пророк, с трудом разжимая зубы. — На чем я лежу? Видно, Даркарон где-то въехал в дерьмо по самые колеса, а потом бороздил землю подо мной. В каком из подвалов Ситэра я очутился?

Ответом ему был каскад аккордов лиранты, больно сверлящих уши.

— Нам таки пришлось ехать вдвоем на одном коне, — раздался из темноты голос Аритона. — А лежишь ты на прошлогодних дубовых листьях, неподалеку от дороги, ведущей в Таридор.

Дакар смачно и грязно выругался, удивляясь, что на ругань у него всегда находятся силы.

— Могло быть и хуже, — заметил Аритон. Новоиспеченный магистр приглушил струны лиранты.

Одна струна, задев перстень на его руке, издала на удивление гнусный звук. Дакар поежился; ему показалось, что Аритон провел пилой по его черепу. Усмехнувшись, Фале-нит продолжал:

— Ты бы и сейчас мог валяться в канаве, и по тебе бы ползали муравьи, а вороны дожидались бы твоей смерти, чтобы устроить пир. У тебя что, часто голова болит? Торговец воском подумал, что у тебя чума. Он орал об этом во все горло. Хорошо, что мимо не ехал никто из джелотских гонцов. Представляешь, тебя бы сожгли если не в качестве моего пособника, то как чумного больного!

— При чем тут головные боли? — огрызнулся Дакар. — Лучше бы этот торговец рассказал про тухлое мясо, которым он меня потчевал. После мяса все и началось.

Не желая дальше разговаривать с Аритоном и слушать его игру, Безумный Пророк повернулся на другой бок и плотно заткнул руками уши.

К утру боли в животе прекратились, тем не менее это никак не повлияло на настроение Дакара. Все три дня совместного путешествия с Аритоном он обиженно молчал. Дакар был не настолько безрассуден, чтобы вновь испытывать нрав принца. С династией Фаленитов такие шутки могли кончиться плохо, и пророк это знал. Открытому столкновению он предпочел хитрость. Где-то под ночь, когда Аритон заснул, толстяк крадучись выбрался на дорогу и сел в повозку торговца солью, попросив подвезти его до Таридора. К полудню он уже был в городе.

Весело насвистывая, Дакар явился в лучшую городскую таверну. В зале, сизом от табачного дыма, его встретили привычные и такие долгожданные запахи. Даже обилие тлеющих трубок не могло перебить непередаваемого кисловатого запаха деревянных бочонков с элем. Нельзя сказать, чтобы пророк с таким же удовольствием вдыхал испарения разгоряченных и немытых человеческих тел, однако он не отличался особой брезгливостью. Тем более что с кухни доносился упоительный аромат жареной курятины.

Как и в любой таверне, завсегдатаи сидели поближе к очагу. Несколько человек поздоровались с Дакаром, видимо, спутав его с кем-то из своих приятелей. В ответ он кивнул и присел на скамью, где уже устроились несколько чисто одетых торговцев и четверо загорелых матросов. Брезгливо морща носы, торговцы вели негромкую беседу. Матросы играли в кости и хохотали. Неподалеку служанка отскребала каменный пол, заляпанный чем-то непонятным. Дакар прищелкнул пальцами, подзывая ее к себе.

— А ну, красавица, принеси-ка мне эля. Только не бурды, разбавленной водичкой, а самого лучшего, какой у вас есть. И большое блюдо жареной курятины с приправами.

Положив скребок, служанка помчалась на кухню. Ожидая ее возвращения, Дакар от нечего делать следил за перебранкой матросов, уличивших одного из игроков в жульничестве.

Вскоре служанка вернулась. Дакар облизал губы, с удовольствием созерцая шапку белой пены, взметнувшейся над кромкой чистой стеклянной кружки. Затем он поднял кружку, поднес к губам и в предвкушении удовольствия закрыл глаза.

Рот обожгло едкой горечью, проникшей вплоть до мозга. Дакар содрогнулся и едва не опрокинулся со скамьи. Он хватил кружкой по столу, ничуть не заботясь, что может ее разбить. Глаза Дакара были готовы вылезти наружу, и из них по щекам градом катились слезы.

— Эй ты, толстый и важный! — накинулся на него матрос, сидевший по другую сторону стола. — Не умеешь пить эль, спросил бы водички. А шлепать кружкой куда попадя отправляйся в другое место. Слышишь? Иначе я разрублю твою тушу на кусочки и изжарю в ламповом масле.

Дакар с трудом удержался, чтобы не сцепиться с наглецом, потом удержался. В общем-то, никому не нравится, когда ему в лицо брызжут элем. Свой гнев Безумный Пророк переместил на горькое пойло. Он нарочито громко плюнул в кружку и подозвал служанку.

— Откуда ты наливала мне эту отраву? Из какой лохани? Или у вас тут подают щелок, подкрашенный элем?

Жжение проникло ему в живот, и Дакар закричал во всю мощь своих легких:

— Что молчишь, дура? Я тебя спрашиваю! Или ты намеренно хотела меня отравить?

Из кухни на шум вышел хозяин таверны. Вертел, зажатый в его руке, напоминал боевой меч.

— Я этого не потерплю! — крикнул он Дакару. Подойдя ближе, хозяин почти уткнулся вертелом в грудь Безумного Пророка.