Костры амбиций - Вулф Том - Страница 8

Шерман остался стоять. У него было мало времени. Сейчас она поймет почему.

— Выхожу я погулять с Маршаллом, — Маршалл теперь лежал, развалясь, на половичке у двери, — а на улице льет. Я с ним так намучился…

Пока дошло до телефонного разговора, Шерман, повествуя о своих несчастьях, совсем разволновался. Он, правда, заметил, что Мария если и чувствует к нему сострадание, то выхода своему чувству не дает, но сам он взять себя в руки уже не мог. Горячась, он приступил к главному: какие ощущения он испытал, когда повесил трубку, но тут Мария прервала его, пожав плечами и отмахнувшись:

— Ой, Шерман, ерунда это.

Шерман выпучил на нее глаза.

— Подумаешь, по телефону позвонил! Я вообще не понимаю, почему бы тебе было не сказать: «Извини, ради бога. Я звоню своей знакомой Марии Раскин». Лично я Артуру не тружусь врать. Не то чтобы я ему все до мелочи сообщала, но врать не вру.

А он — мог бы он вот так же нахально? Он попробовал представить себя в такой роли.

— Гм-м-м-м, — у него получился почти стон. — Интересно, Значит, выхожу я в половине десятого из дома якобы погулять с собакой, а потом звоню и говорю: «Прости, пожалуйста, на самом деле я вышел, чтобы поговорить по телефону с Марией Раскин»?

— Знаешь, какая разница между тобой и мной, Шерман? Ты жалеешь свою жену, а я Артура нисколечко не жалею. Ему семьдесят два года. Он знал, когда женился на мне, что у меня есть свои знакомые, и знал, что они не в его вкусе, а его знакомые, у него их полно, они не в моем вкусе, это ему тоже было известно. Я их просто не перевариваю, всех этих старых жидов… Не гляди на меня, пожалуйста, так, будто я сказала что-то ужасное. Артур сам так выражается. И еще — «гои». А я у него — «шикса». До него я ничего такого в жизни не слышала. Ты бы вот был замужем за евреем, тогда бы и высказывался. Да я за пять лет столько наслушалась еврейских разговоров — уж как-нибудь да могу себе позволить словечко-другое из ихнего лексикона.

— Он знает, что у тебя есть эта квартира?

— Нет, конечно. Я же говорю, я ему не вру, но и не сообщаю про каждую мелочь.

— А это — мелочь?

— Гораздо ближе к мелочи, чем ты думаешь. Но мороки хватает. Домохозяин вот опять взбеленился.

Мария встала, подошла к столу, взяла и протянула Шерману лист бумаги, а сама вернулась обратно и снова села на край кровати. Это было письмо из адвокатской фирмы «Голан, Шендер, Моган и Гринбаум», адресовано «мисс Жермене Болл по вопросу о ее статусе квартиросъемщицы в домовладении „Уинтер пропертиз, инкорпорейтед“ с пониженной квартплатой». Но Шерману было не до того. Он не мог сейчас вникать в суть дела. Время уходило даром. Мария перескакивала на разные другие темы. А ведь уже очень поздно.

— Не знаю, Мария. Об этом пусть Жермена позаботится.

— Шерман.

Она улыбалась, блестя зубами. Встала.

— Шерман. Подойди сюда.

Он сделал два шага по направлению к ней. Но не подошел близко. А она, судя по выражению ее лица, имела в виду — совсем близко.

— Ты думаешь, у тебя будут неприятности с женой всего-то из-за телефонного звонка?

— Не думаю, а знаю, что у меня будут неприятности.

— Ну тогда, раз у тебя все равно будут неприятности ни за что, почему бы тебе не заслужить их, по крайней мере, а?

Она прикоснулась к нему. И царь Приап, испуганный было до смерти, восстал из мертвых. С кровати Шерман краем глаза заметил, что такса поднялась с половика, подошла и смотрит на них, виляя хвостом.

Вот черт! А вдруг собаки могут как-то дать знать?.. Может быть, собаки каким-то образом показывают, если они были свидетелями чего-то такого?.. Джуди разбирается в животных, чуть что не так, квохчет и трясется над своим Маршаллом, даже противно. Что, если таксы ведут себя как-нибудь по-особенному после того, как наблюдали такие вещи? Но тут его нервное напряжение растаяло и ему стало на все наплевать. Его Наидревнейшее Величество царь Приап, Властитель Вселенной, угрызений совести не ведал.

Шерман отпер дверь и вошел к себе в квартиру, нарочито громко беседуя с собакой:

— Молодец, Маршалл, умница, хорошая собачка.

Разделся, шумно шурша прорезиненным макинтошем, отдуваясь и побрякивая пряжками.

Джуди не показывалась.

В мраморный холл внизу выходили двери столовой, гостиной и небольшой библиотеки. В каждой комнате блестели и лучились на своих раз навсегда определенных местах полированные резные завитки мебели, хрусталь, лампы под шелковыми кремовыми абажурами, лаковые шкатулки и прочие немыслимо дорогостоящие «находки» его жены, начинающего декоратора. Потом Шерман заметил, что кожаное кресло с закрылками, всегда стоявшее в библиотеке передом к двери, повернуто наоборот, и сверху над спинкой виднеется макушка Джуди. Рядом горит лампа. Якобы Джуди читает.

Шерман остановился в дверях:

— Вот мы и вернулись!

Никакого отклика.

— Ты была права: я вымок насквозь, и Маршалл не получил ни малейшего удовольствия.

Она не повернулась к нему. Из-за спинки кресла только донесся ее голос:

— Шерман, если ты хотел поговорить с какой-то Марией, зачем было звонить мне?

Шерман сделал один шаг в комнату.

— О чем ты? С кем я хотел поговорить?

Голос:

— Ради бога. Не трудись лгать.

— Лгать? Да о чем?

Тогда Джуди высунула голову сбоку из-за спинки. И так на него посмотрела!

С екающим сердцем Шерман сделал еще несколько шагов, обошел кресло. Лицо Джуди в венце пушистых каштановых волос выражало муку.

— Что ты такое говоришь, Джуди? Я не понимаю.

Она была так расстроена, что не сразу смогла выговорить:

— Видел бы ты сам, какое у тебя сейчас фальшивое выражение лица.

— Я совершенно не понимаю, о чем ты!

Голос у него сорвался, дал петуха. Джуди усмехнулась:

— Ну хорошо, ты будешь утверждать, что не звонил сюда и не просил к телефону некую Марию?

— Кого?

— Какую-то шлюху, так надо понимать, по имени Мария.

— Джуди, клянусь богом, я совершенно не знаю, о чем речь! Я ходил гулять с Маршаллом! Да я и не знаком ни с одной Марией. Кто-то сюда позвонил и попросил к телефону Марию?

— О боже! — Она встала с кресла и саркастически посмотрела ему прямо в глаза.

— И у тебя хватает духу?.. Неужели я не знаю твоего голоса?