Коготь миротворца - Вулф Джин Родман - Страница 4

Но спасли меня не Водалус и его призрачная армия, а заступничество Мастера Палаэмона и, несомненно, Дрот-та, Роша и еще нескольких друзей, которые убедили братьев, что убивать меня слишком опасно, а судить слишком неприлично.

А Барноху спасения ждать было неоткуда. Я, которому надлежало быть его товарищем, стану пытать его раскаленным железом, вздерну на дыбу и отрублю ему голову. Я пытался убедить себя, что, возможно, он действовал только ради денег, но тут раздался звон – несомненно, это острие пики звякнуло о камень, – и мне показалось, я слышу звон монеты, которую вручил мне Водалус, а я уронил ее на каменный пол полуразрушенного мавзолея.

Иногда, когда все наше внимание сосредоточено на воспоминаниях, зрение выходит из-под контроля рассудка и само по себе выделяет из массы деталей какой-либо предмет с ясностью, недостижимой в обычном состоянии. Так было и со мной. В надвигающейся волне лиц я видел лишь одно запрокинутое, озаренное солнцем. Лицо Агии.

Глава 3

Балаган

Время остановилось, как будто мы двое и окружавшие нас люди превратились в фигуры на картине: поднятое лицо Агии, мои широко раскрытые глаза, а вокруг крестьяне в ярких одеждах с узлами и котомками. Потом я шевельнулся, и она тут же пропала из виду. Я было бросился за ней, но мне пришлось пробиваться сквозь плотную толпу зевак, и сердце мое успело ударить не меньше сотни раз, прежде чем я добрался до места, где она стояла.

Она исчезла. Только толпа бурлила, как вода под веслом, вокруг Барноха, а он вопил от боли, не в силах выдержать солнечных лучей. Я тронул за плечо одного из рудокопов и выкрикнул свой вопрос ему прямо в ухо, но оказалось, что он не обратил внимания на стоявшую рядом с ним женщину и не имел представления, куда она могла подеваться. Некоторое время я шел за теми, кто сопровождал Барноха, пока не убедился, что ее нет среди зрителей, потом, не придумав ничего лучшего, стал заглядывать во все палатки и ларьки, расспрашивая крестьянок, торговавших ароматными хлебцами с кардамоном, и продавцов жареного мяса.

Когда я описываю происходившее, неторопливо сплетая пунцовую вязь чернил в Обители Абсолюта, складывается впечатление, что я действовал спокойно и методично. Это совсем не так. Я задыхался и обливался потом, выкрикивал вопросы и устремлялся дальше, не успев выслушать ответ. Подобно образу, что мы видим во сне, стояло перед моим мысленным взором лицо Агии: широкое, с плоскими щеками и мягким округлым подбородком, веснушчатая, бронзовая от загара кожа и раскосые, веселые и дерзкие глаза. Я не мог представить себе, почему она здесь оказалась, знал только, что она здесь, и единственного взгляда на нее было достаточно, чтобы оживить во мне боль, которую я испытал, когда услышал ее крик.

«Вы не видели тут женщину вот такого роста с каштановыми волосами?» Я повторял этот вопрос снова и снова, подобно тому дуэлянту, что без конца выкрикивал:

«Кадро из Семнадцати Камней», пока эта фраза не стала столь же бессмысленной, как пение цикады.

– Да тут все девушки такие.

– Как ее зовут?

– Женщину? Конечно, я могу достать тебе женщину.

– Где вы ее потеряли?

– Не беспокойся, скоро отыщется. Ярмарка-то не так уж велика – не заблудится. А вы не назначили место встречи? Попробуй моего чаю – у тебя такой усталый вид.

Я вынул монету.

– Угощу бесплатно. У меня сегодня дела идут неплохо. Ну, если уж ты так настаиваешь… Стоит всего один аэс. Вот, держи.

Пожилая женщина пошарила рукой в кармане передника, подцепив пригоршню мелких монет и снова высыпав их в карман, потом налила почти кипящий чай в глиняную чашку и предложила мне соломинку из какого-то блестящего металла. Я отстранил ее.

– Да она чистая. Я все мою после каждого покупателя.

– Я к ним не привык.

– Тогда осторожнее – очень горячо, – продолжала она. – А ты смотрел на выставке? Там полно народу.

– Там, где скот? Смотрел.

Я пил чай, пряный и слегка горьковатый.

– Она знает, что ты ее ищешь?

– Не думаю. Даже если она меня заметила, то вряд ли узнала. Я… одет не так как всегда.

Старуха фыркнула и заправила выбившуюся седую прядь под косынку.

– На ярмарке-то? Конечно, не как всегда. На ярмарку все надевают самое лучшее, и любая девушка, если у нее есть хоть капля разума, об этом вспомнит. Может, поискать ниже по реке, где приковали преступника? Я покачал головой, – Похоже, она просто исчезла.

– Однако ты все еще надеешься, правда? Это заметно, потому что ты все смотришь по сторонам, а не на меня. И правильно. Думаю, ты ее найдешь, хотя, говорят, в последнее время здесь творятся удивительные вещи. Ты знаешь, что поймали зеленого человека? Прямо здесь, вон на том месте, где сейчас стоит балаган. Говорят, зеленые люди знают все на свете, если, конечно, удается заставить их говорить. А потом собор. Ты слышал о соборе?

– Собор?

– Говорят, по городским меркам это ненастоящий собор. А что ты из города, я сразу поняла – по тому, как ты пьешь. Но мы здесь, в окрестностях Сальтуса, других не видывали, а этот был красивый, с висячими лампадами. А окна были затянуты цветным шелком. Я сама-то неверующая, то есть мне сдается, что если Панкреатору до меня нет дела, то и мне до него дела нет, ведь правда? И все равно то, что они сделали, это просто позор. Знаешь, они его сожгли.

– Ты говоришь о Храме Пелерин?

Старуха с глубокомысленным видом покачала головой.

– Ну вот, ты ошибаешься, так же как они. Не Храм Пелерин, а Собор Когтя. То есть они не имели никакого права поджигать его.

– Они снова раздули пожар, – пробормотал я себе поднос.

– Что ты сказал? – насторожилась старуха. – Я не расслышала.

– Я говорю, они его подожгли. Наверное, бросили факел на соломенный пол.

– Именно так. А потом стояли поодаль и смотрели, как он полыхает. А ты знаешь, что он вознесся к Вечным Полям Нового Солнца?

На другом конце прохода загремел барабан. Когда он на мгновение затих, я ответил:

– Я знаю, что есть люди, которые будто бы видели, как собор поднялся в воздух.

– В том-то и дело, что поднялся. Когда об этом услышал мой внучатый племянник, он полдня ходил как пришибленный. Потом смастерил что-то вроде шляпы из бумаги и стал держать над плитой. Она поднялась в воздух, и тогда он решил, что нет ничего особенного в том, что собор вознесся – никакого чуда. Вот что значит быть глупцом. Он никогда не поймет, что все на свете имеет причину и что собор вознесся, потому что так и должно было быть. Ему не дано видеть Руку, правящую природой.

– А сам он его видел? – спросил я. – Я имею в виду собор?

Она не поняла.

– А как же. Он там не раз бывал.

Наш разговор прервали выкрики человека с барабаном. Так обычно зазывал народ доктор Талое, только голос барабанщика был куда грубее, а ему самому, без сомнения, было далеко до изощренности безошибочного расчета доктора.

– Все знает! Все про всех! Зелен, как крыжовник! Убедитесь сами!

(Настырный бой барабана: бум! бум! бум!) – Как ты думаешь, может зеленый человек знать, где Агия?

Старуха улыбнулась.

– Так вот, значит, как ее зовут. Запомню – вдруг кто-нибудь о ней заговорит. Может, и знает. Деньги у тебя есть – почему не попробовать?

«Действительно, почему не попробовать?» – подумал я.

– Привезен из джунглей Севера. Никогда не ест! Ближайший родич кустов и трав! Бум! Бум! Предсказывает будущее и видит прошлое!

Увидев, что я приближаюсь к его палатке, хозяин перестал бить в барабан.

– Один аэс посмотреть. Два аэса – поговорить. Три – побыть наедине.

– Как долго наедине? – поинтересовался я, отсчитывая три аэса.

Барабанщик криво ухмыльнулся.

– Сколько пожелаешь.

Я отдал ему деньги и шагнул внутрь.

Очевидно, хозяин был уверен, что долго я там не пробуду, поэтому я ожидал вони или чего-либо подобного. Но в палатке стоял лишь легкий запах, похожий на аромат сухих лекарственных трав. В центре, в пыльном солнечном луче, пробивавшемся через дыру в полотняной крыше, сидел прикованный человек цвета бледного нефрита. На нем было нечто вроде юбочки из увядающих листьев. Рядом с ним стоял глиняный кувшин, до краев наполненный прозрачной водой.