И явилось новое солнце - Вулф Джин Родман - Страница 64

Я вспомнил шпалеры и воробьиное гнездо, которое как-то видел в одной из них.

– Еще – сорняки и всякий самосев.

– Здесь то же самое. Я как раз такой самосев, Северьян. Ты, может быть, думаешь, что я посажена тут в помощь тебе. Я хотела бы, чтобы это было так, и потому помогу тебе, если смогу; но я – лишь собственная часть, давным-давно отторгнутая, задолго до того, как ты впервые встретил меня. Может быть, когда-нибудь великанша, которую ты зовешь Цадкиэль, – хотя это и мое имя, – захочет, чтобы я снова стала с ней одним целым. До тех пор я останусь здесь, между притяжениями Йесода и Брии… Отвечая на твой вопрос – если бы ты смотрел чем-нибудь иным, то мог бы увидеть меня, как видит меня она; тогда ты смог бы объяснить мне, за что меня изгнали. Но пока ты не видишь подобные вещи, я знаю не больше твоего. Не хочешь ли теперь вернуться в свой мир Урса?

– Хочу, – ответил я. – Но не в то время, которое я покинул. Как я говорил тебе, когда я вернулся на Урс, я думал, что ему суждено замерзнуть до появления Нового Солнца; с какой бы скоростью я ни увлекал к себе мою звезду, она так далеко, что, прежде чем она достигнет цели, в мире пролетят целые века. Потом я понял, что попал в неведомую эпоху и мне предстоит томительное ожидание. Теперь же я вижу…

– У тебя даже лицо проясняется, когда ты говоришь об этом, – прервала меня маленькая Цадкиэль. – Теперь мне ясно, как в тебе распознали чудо. Ты явишь Новое Солнце, прежде чем заснешь.

– Да, если смогу.

– И ты хочешь, чтобы я помогла тебе. – Она помолчала, оглядев меня с серьезностью, которой я никак не ожидал от нее. – Много раз меня называли обманщицей, Северьян, но я бы помогла тебе, если бы это было в моих силах.

– Но ты бессильна?

– Вот что я скажу тебе: Мадрегот течет от великолепия Йесода, – она указала рукой вверх по течению, – к гибели Брии, вон туда. – Она снова подкрепила слова жестом. – Ступай следом за водой и окажешься во времени ближе к приходу твоей звезды.

– Если я – не проводник… Но я же и звезда. Или по крайней мере был ею. Не могу… я словно частично оцепенел…

– Но ведь сейчас ты не в Брие, помнишь? Вернувшись туда, ты снова узнаешь свое Новое Солнце – если оно еще существует.

– Должно существовать! – воскликнул я. – Ему… Мне… нужны мои глаза и уши, чтобы рассказывать ему, что происходит на Урсе.

– Тогда не стоит заходить слишком далеко вниз по течению, – заметила маленькая Цадкиэль. – Наверно, лучше сделать всего несколько шагов.

– Когда я появился здесь, я не видел ручья. Вряд ли я направлялся прямиком к его руслу.

Она пожала маленькими плечиками, ее миниатюрные груди совершенной формы приподнялись и опустились.

– Тогда и говорить не о чем, верно? Любое место одинаково сгодится.

Я встал, припоминая, как я впервые увидел ручей.

– Ручей протекал точно поперек моего пути, – сказал я наконец. – Нет, пожалуй, я последую твоему совету и сделаю несколько шагов по течению.

Она тоже поднялась с травы и вспорхнула в воздух:

– Кто знает, куда может завести единственный шаг?

– Однажды я слышал басню о петухе, – произнес я. – Человек, рассказывавший ее, уверял, что это просто глупая сказка на потеху детям, но, по-моему, в ней содержится кое-какая мудрость. Там говорилось, что семь – счастливое число. Восемь для петушка обернулось перебором.

Я отсчитал семь шагов.

– Что-нибудь видишь? – спросила маленькая Цадкиэль.

– Только тебя, ручей и траву.

– Значит, надо отойти от него. Не перепрыгивай на тот берег, не то окажешься невесть где. Отходи медленно.

Я повернулся спиной к воде и сделал шаг.

– Что ты видишь теперь? Смотри вниз, на стебли и корни травы.

– Темнота.

– Тогда шагни еще раз.

– Огонь… Море искр…

– Еще! – Она парила возле меня, словно раскрашенный воздушный змей.

– Только стебли, как у обычной травы.

– Отлично! Теперь полшага.

Я осторожно ступил вперед. Все то время, что мы беседовали на лугу, мы находились в тени; теперь, казалось, лик солнца скрылся за черной тучей, и передо мной стояла полоса тьмы, не шире моих протянутых рук, но очень густая.

– Что теперь?

– Передо мной сумрак, – сказал я. И потом, хотя я; скорее ощутил, чем увидел ее: – Темная дверь. Мне войти в нее?

– Это тебе решать.

Я подался вперед, и тут мне почудилось, что луг как-то странно наклонился, предстал в том ракурсе, в каком я видел его из своего укрытия на горе. Я сделал всего три шага, но Мадрегот журчал уже где-то совсем далеко.

Из сумрака выплыли неясные буквы; не сразу я понял, что они перевернуты и что самые крупные складываются в мое имя.

Я шагнул в тень, и луг исчез; я потерялся в ночи. Руками я нашарил камень. Я толкнул его, и он подался – сперва неохотно, потом плавнее, но все же мне приходилось преодолевать сопротивление огромного веса.

Будто у самого моего уха хрустальным перезвоном раздался смех маленькой Цадкиэль.

41. СЕВЕРЬЯН ИЗ СВОЕГО КЕНОТАФА

Прокричал петух; отодвинув камень, я увидел звездное небо и одну яркую звезду, благодаря стремительному движению приобретшую теперь голубой оттенок, – ту, что была мной. Мы снова стали одним целым. И она была близка! Ясный Скальд, восходящий с рассветом, сиял не так ярко и не мог похвастаться столь объемным диском.

Долгое время – по крайней мере время, показавшееся мне долгим, – я глядел на ту свою часть, что неслась еще далеко за кругом Диса. Однажды или дважды мне послышались невнятные голоса, но меня не слишком заботило их происхождение; а когда я наконец оглянулся, вокруг никого не было.

Или почти никого. С вершины невысокого холма на меня смотрел рогатый олень; его глаза слегка поблескивали, а тело растворялось в темноте под сенью деревьев, венчавших холм. Слева на меня незрячими глазами уставилась статуя. Еще стрекотал последний сверчок, но трава уже серебрилась инеем.

Как и на лугу возле Мадрегота, мне вновь казалось, что я бывал здесь раньше, но я никак не мог распознать это место. Я стоял на камне, и дверь, только что отворенная мной, тоже была из камня. Три узкие ступеньки вели на аккуратно подстриженную лужайку. Я спустился по ним, и дверь, беззвучно закрывшаяся за моей спиной, похоже, в движении поменяла свою сущность; затворившись, она и вовсе перестала восприниматься как дверь.

Я очутился в очень маленькой, всего каких-то тысячу шагов от края до края, лощине, приютившейся меж холмов с отлогими склонами. В холмах были проделаны двери, одни – не шире дверного проема обычной жилой комнаты, другие – внушительней каменных дверей обелиска за моей спиной. По дверям и мощеным дорожкам, протянувшимся от них, я понял, что нахожусь в угодьях Обители Абсолюта. Длинную тень от обелиска отбрасывала не полная луна, а недавно появившийся узкий серп солнца; и эта тень словно стрела указывала прямо на меня. Я виднелся на западе – через стражу, а то и меньше, горизонт поднимется и скроет меня.

На мгновение я пожалел, что отдал хилиарху Коготь; мне захотелось прочитать надпись на каменной двери. Потом я вспомнил, как осматривал Деклана в его темной хижине, и, подойдя поближе, прибегнул к помощи своих глаз.

В честь СЕВЕРЬЯНА ВЕЛИКОГО Автарха Нашего Содружества по праву Первого Человека Урса Вечная память

Памятник представлял собой высокую стену голубого халцедона и, признаться, производил сильное впечатление. Меня считали мертвым, по крайней мере это не вызывало сомнений; и сей радующей глаз долине доверено изображать место моего упокоения. Лично я предпочел бы некрополь возле Цитадели – именно там я должен найти настоящий или хотя бы мнимый покой – либо каменный город, в котором более убедительно смотрелась бы первая часть надписи.

Это заставило меня задуматься о своем конкретном местонахождении – в пределах угодий Обители Абсолюта, а также поразмыслить, кто именно, если не Отец Инир, воздвиг мне сей монумент. Я закрыл глаза, позволив воспоминаниям течь своим чередом, и, к своему удивлению, обнаружил ту маленькую сцену, которую мы с Доркас и Балдандерсом сколотили для доктора Талоса. Это было то самое место, и мой нелепый памятник стоял именно там, где однажды я старательно притворялся, что принял великана Нода за статую. Вспомнив это, я бросил взгляд на статую, которую первым делом увидел, шагнув обратно в Брию, и распознал в ней, как и следовало ожидать, одно из тех безобидных полуживых существ. Сейчас оно медленно двигалось ко мне, и на губах его играла древняя улыбка.