И явилось новое солнце - Вулф Джин Родман - Страница 35

Иерарх, которого Цадкиэль назвал своим сыном, распростерся в проходе. Над ним сгрудились матросы, их ножи сверкали, многие лезвия обагрились кровью. Тех, что им противостояли, было примерно столько же, и сперва они казались мне слабыми точно дети – и действительно, среди них я заметил по меньшей мере одного ребенка, – но они держались как герои и за отсутствием оружия сражались голыми руками. Они стояли спиной ко мне, и я уверял себя, что не знаю их, но сам осознавал лживость своих уверений.

С ревом, откатившимся эхом от стен, из их круга выскочил альзабо. Матросы отпрянули, и в тот же миг зверь перемолол одного из них своими челюстями. Я увидел Агию с ее отравленным мечом, Агилюса, крутившего обагренный кровью аверн, и Балдандерса, безоружного, пока он не ухватил за ноги женщину из группы матросов и ее телом не размозжил об пол другого противника.

Я видел Доркас и Морвенну, Кириаку и Касдо. Теклу, распростертую на полу, и какого-то оборванного ученика, который останавливал кровь, хлеставшую из ее горла. Гуазахта с Эрблоном, размахивавших своими спатами, словно они сражались в конном строю. Дария держала в обеих руках по тонкой гибкой сабле, а чуть дальше почему-то снова закованная Пиа душила цепью зазевавшегося матроса.

Я бросился мимо Меррина и оказался между Гунни и доктором Талосом, чей сверкающий клинок уложил человека прямо к моим ногам. Взбешенный матрос напал на меня, и я – клянусь – был рад ему и его оружию, ибо поймал его за запястье, сломал руку и одним движением вырвал у него нож. Я не успел удивиться тому, как легко это вышло, пока не обнаружил, что еще раньше Гунни ударила его ножом в шею.

Казалось, едва я вступил в сражение, как оно тут же и закончилось. Немногие матросы бежали из Палаты; два или три десятка тел остались лежать на полу и на скамьях. Почти все женщины были мертвы, хотя я видел, как одна из женщин-кошек зализывает рану на своей короткопалой ладони. Старый Виннок устало оперся на ятаган – традиционное оружие рабов Пелерин. Доктор Талос оторвал кусок от робы мертвеца, чтобы вытереть лезвие своей шпаги-трости, и я увидел, что убитым был мастер Эш.

– Кто они? – спросила Гунни.

Я покачал головой, чувствуя, что и сам едва ли знаю это. Доктор Талос взял Гунни за руку и коснулся губами ее пальцев.

– Ты позволишь? Я – Талос, врач, драматург и импресарио. Я…

Дальше я не слышал. На меня налетел Трискель с окровавленными крыльями, виляя задом от радости. За ним – мастер Мальрубиус, великолепный в своем подбитом мехом плаще гильдии. Только увидев мастера Мальрубиуса, я все понял, и это не прошло незамеченным для него.

Тут же он, а потом и Трискель, доктор Талос, мертвый мастер Эш, Доркас и все остальные рассыпались серебряными пылинками в ничто, как однажды на берегу, после того как мастер Мальрубиус спас меня от гиблых джунглей севера. Гунни и я остались одни посреди тел матросов.

Не все они были мертвы. Один пошевелился и застонал. Мы попытались перевязать рану на его груди (думаю, от узкого клинка доктора) тряпками, сорванными с трупов, хотя кровь и пузырилась на его губах. Через некоторое время появились иерархи с лекарствами и более подходящими бинтами и унесли его.

С ними пришла и госпожа Афета, но она осталась.

– Ты сказала, что я больше не увижу тебя, – напомнил я ей.

– Я сказала: может быть, – поправила она. – Если бы все обернулось иначе, ты бы меня больше не увидел.

В гробовом безмолвии, царившем в этом зале, ее голос звучал тише шепота.

22. НИСХОЖДЕНИЕ

– У тебя, должно быть, накопилось много вопросов, – прошептала Афета. – Давай выйдем в портик, и я отвечу на все.

Я покачал головой, потому что слышал музыку дождя, доносившуюся из открытых дверей.

Гунни тронула меня за руку:

– Нас кто-нибудь подслушивает?

– Нет, – сказала Афета. – Но давайте выйдем. Там хорошо, и у нас очень мало времени – у нас троих.

– Я прекрасно разбираю твою речь, – сказал я. – Останемся здесь. Возможно, еще кто-нибудь среди мертвецов начнет стонать. Это даст тебе вполне подходящий голос.

– И вправду, – кивнула она.

Я устроился на том самом месте, где в первый день сидел на корточках Цадкиэль; она опустилась рядом, совсем близко, наверняка для того, чтобы мне было лучше слышно.

Гунни тоже подсела к нам и вложила свой кинжал в ножны, предварительно обтерев его лезвие о бедро.

– Прости, – сказала она.

– За что? За то, что ты сражалась на моей стороне? Я не виню тебя.

– Прости, что остальные сражались против, и этим волшебным людям пришлось защищать тебя от нас. От всех нас, кроме меня. Кто они такие? Это ты высвистал их?

– Нет, – покачал я головой.

– Да, – прошептала Афета.

– Это люди, которых я некогда знал, только и всего. Женщины, которых я любил. Многие давно мертвы – Текла, Агилюс, Касдо… Наверно, сейчас они все мертвы, все стали призраками, хотя я и не знал об этом.

– Они еще не родились. Ты же знаешь, что, когда корабль идет быстро, время течет вспять. Я сама говорила тебе. Они не родились, как, впрочем, и ты.

Афета обратилась к Гунни:

– Я сказала, что он вызвал их, поскольку мы извлекли их из его памяти, разыскивая тех, кто ненавидел его или хотя бы имел причину ненавидеть. Великан, которого ты видела, мог бы повелевать Содружеством, если бы Северьян не одолел его. А светловолосая женщина могла не простить ему то, что он вернул ее из мертвых.

– Я не имею права затыкать тебе рот, – сказал я, – но будь милостива, объясни ей все это где-нибудь в другом месте. Или позволь мне удалиться туда, где я не должен буду выслушивать твои объяснения.

– Это не доставляет тебе удовольствия? – спросила Афета.

– Видеть всех снова, наблюдать, как их обманом заставили защищать меня? Нет. И с какой бы стати?

– Потому что их не обманывали, не более чем бывал обманут мастер Мальрубиус каждый раз, когда ты видел его после его смерти. Мы нашли их среди твоих воспоминаний и предоставили им судить. Все в этой Палате, кроме тебя, видели одно и то же. Разве тебя не удивило, что здесь я едва могу говорить?

Я повернулся и посмотрел на нее, словно блуждал где-то далеко и услышал ее лишь тогда, когда разговор зашел совсем о другом.

– Наши здания всегда наполнены шумом воды и дыханием ветра. Зато это помещение предназначено для тебя и таких, как ты.

– До того, как ты пришел, – вмешалась Гунни, – Зак показал нам, что в будущем у Урса есть выбор. Он может умереть и переродиться. Или может продолжать жить долгое время, пока не умрет навсегда.

– Я знал это еще с детства.

Она кивнула своим мыслям, и на мгновение мне показалось, что я увидел маленькую девочку в той женщине, какой она стала.

– А мы нет. Мы не знали. – Она отвела от меня глаза и стала шарить взглядом по груде трупов. – Моряки никогда особенно не обращали внимания на религиозные догматы.

Не найдя что сказать, я промолвил:

– Наверно, не обращали.

– Моя мать верила, и это было похоже на сумасшествие, затаившееся в уголке ее сознания. Понимаешь? И я думала, что только так оно и может быть.

Я повернулся к Афете и начал:

– Я хотел бы знать…

Но Гунни взяла меня за плечо рукой, слишком большой и сильной для женщины, и развернула к себе.

– Мы думали, это случится скоро, но сами мы умрем гораздо раньше.

– Нанимаясь на этот корабль, ты плывешь от Начала и до Конца, – прошептала Афета. – Все матросы это знают.

– Мы не думали об этом. Не думали, пока вы не заставили нас задуматься. Он, Зак, заставил нас вглядеться.

– А ты знала, что это был Зак? – спросил я.

Гунни кивнула:

– Я была с ним, когда его поймали. Иначе, наверно, я бы так и не поняла. А возможно, и поняла бы. Он сильно изменился, и я уже знала, что он не тот, за кого мы сперва его приняли. Он… Нет, не могу.

– Хочешь, я скажу тебе? – прошептала Афета. – Он – отражение, подражание тому, чем станете вы.