Цитадель автарха - Вулф Джин Родман - Страница 31

Ко мне приближался низкорослый коренастый мужчина энергичного вида, восседавший на высокой плохо ухоженной лошади. Заметив меня, всадник натянул поводья, но что-то в его лице подсказывало, что мне не потребуется ни драться, ни убегать. (В противном случае я предпочел бы вступить в бой. Лошадь мало пригодилась бы ему среди пней и поваленных деревьев, и, несмотря на его кольчугу и схваченный медным обручем шлем из кожи буйвола, я чувствовал, что могу справиться с этим противником.)

– Кто ты такой? – окликнул он меня.

– Северьян из Нессуса.

– Вот как? Значит, ты цивилизованный человек, но по твоему виду не скажешь, что ты питался исправно.

– Напротив, – сказал я. – Я ем больше, чем когда-либо. – Я не хотел, чтобы он посчитал меня ослабленным.

– А мог бы еще лучше. На твоем мече – не асцианская кровь. Ты кто, шиавони? Из нерегулярных?

– Да, моя жизнь довольно нерегулярна в последнее время, это верно.

– Но ты не приписан к какому-либо подразделению? – С поразительным проворством он соскочил с лошади, бросил поводья на землю и подошел ко мне. У незнакомца оказались кривоватые ноги, а лицо – будто вылепленное из глины и перед обжигом приплюснутое сверху и снизу, поэтому лоб и подбородок получились плоскими, но широкими, глаза как щелки, рот вытянут до ушей. Тем не менее он мне сразу понравился живостью характера и тем, что нисколько не скрывал своих замашек мошенника.

– Я не приписан ни к чему и ни к кому, кроме собственных воспоминании.

– А-а! – Он вздохнул и на мгновение закатил глаза. – Знаю, знаю. У нас у всех свои трудности. Что у тебя – нелады с женщиной или с законом?

Я никогда прежде не рассматривал свои проблемы с такой точки зрения, но, подумав секунду, вынужден был признать, что он в обоих случаях недалек от истины.

– Что ж, ты оказался в удачном месте и встретил нужного тебе человека. Как ты смотришь на то, чтобы сегодня вечером плотно и вкусно поужинать в большой компании новых Друзей, а завтра получить целую горсть орихальков? Звучит хорошо? Вот и славно!

Он вернулся к своей лошади, молниеносным, как у профессионального фехтовальщика, движением руки схватил уздечку, прежде чем животное успело отбежать в сторону. Завладев поводьями, он вскочил в седло с такой же легкостью, как прежде спрыгнул на землю.

– Забирайся ко мне за спину! – крикнул он. – Ехать недалеко, и лошадь без труда довезет нас обоих.

Я последовал его примеру, но сделал это с гораздо меньшей ловкостью, поскольку стремян у меня не было. Как только я уселся, лошадь вздыбилась, но всадник, очевидно, предвидел ее маневр и ударил животное медной головкой эфеса, да так сильно, что кобыла споткнулась и чуть не упала.

– Не волнуйся! – крикнул он. Короткая шея не позволяла ему повернуть голову, поэтому он говорил левым уголком рта, таким образом демонстрируя, что обращается именно ко мне. – Это прекрасная лошадь и великолепно ведет себя в бою. А сейчас она просто захотела, чтобы ты знал ей цену. Вроде инициации. Ты знаешь, что такое инициация?

Я ответил, что знаком с этим термином.

– Во всяком стоящем деле нужна инициация – сам увидишь. Я лично в этом уже убедился. Отважный парень обязательно пройдет инициацию, а потом посмеется над пережитым приключением.

После этих загадочных слов он вонзил огромные шпоры в бока животного, будто хотел выпотрошить его на месте, и мы пустились вскачь по дороге, оставляя позади облако пыли.

С тех пор как я угнал коня Водалуса из Сальтуса, я по наивности полагал, что всех лошадей можно разделить на два вида: высокопородистые, быстроногие и хладнокровные, медлительные. Хорошие, думал я, бегут с грациозной легкостью кошки, преследующей дичь, а плохие тащатся так медленно, что едва ли заслуживают какого-нибудь сравнения. Один из наставников Теклы часто приговаривал, что всякая двуоценочная система ошибочна, и во время этой поездки я в который раз убедился в его правоте. Лошадь моего благодетеля принадлежала к третьей разновидности (сказочно вместительной, как я вскоре выяснил) – она легко перегоняла птиц в небе, но в то же время, казалось, скакала словно на железных ногах по каменистой дороге. Мужчины обладают бесконечным количеством преимуществ перед женщинами и потому справедливо возлагают на себя обязанность защищать слабый пол. Однако есть одно существенное превосходство, которым всякая женщина может похвастаться перед своим защитником: ни одной женщине не приходилось расплющивать детородные органы между собственной тазовой костью и жестким позвоночником кобылы, мчащейся галопом. Именно это произошло со мной двадцать или тридцать раз кряду, прежде чем мы остановились, и когда я наконец соскользнул с крупа лошади и отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от удара копытом, настроение у меня было – хуже не бывает.

Мы очутились на маленьком поле, затерянном среди холмов, относительно ровном, около сотни широких шагов в поперечнике. В центре стояла палатка, размером с коттедж, с выцветшим черно-зеленым флагом, развевающимся у входа. По всему полю паслось несколько десятков стреноженных лошадей, а возле них расположилось столько же ободранных мужчин и несколько неряшливых женщин. Люди чистили доспехи, спали и играли в азартные игры.

– Эй, поглядите-ка! – крикнул мой благодетель, слезая с коня и становясь рядом со мной. – Я привез вам новенького! – Мне же он объявил: – Северьян из Нессуса, ты находишься в расположении Восемнадцатого Базелия Нерегулярной Контарии, и каждый из нас становится неустрашимым воином, если имеется шанс заработать горсть монет.

Расхристанные мужчины и такие же женщины столпились вокруг нас, многие глядели на меня с откровенной насмешкой. Потом вперед вышел высокий, очень худой мужчина.

– Ребята, оставляю вам Северьяна из Нессуса!

– Северьян, я – твой кондотьер, можешь называть меня Гуазахтом. А этот верзила, который вымахал даже выше тебя, – мой помощник, зовут – Эрблон. Остальные, уверен, представятся сами. Эрблон, мне надо поговорить с тобой. Завтра отправляемся патрулировать местность. – Он взял высокого мужчину под руку и повел в палатку, я же остался один в толпе воинов, окруживших меня плотным кольцом.

Один крупный, медвежьего сложения мужчина, почти с меня ростом, но чуть ли не вдвое толще, указал на мой меч.

– А ножны к нему у тебя есть? Дай-ка взглянуть. Я подчинился без разговоров; что бы ни произошло дальше, повода для смертоубийства не предвидится.

– Значит, ты кавалерист?

– Нет, – ответил я, – конечно, верхом ездить приходилось, но я не считаю себя экспертом в этой области. – Но с лошадью-то сможешь справиться?

– В людях я разбираюсь лучше, чем в лошадях. Все засмеялись, а здоровяк сказал:

– Вот и прекрасно, потому что тебе не придется долго скакать, но хорошее понимание женщин и лошадей очень пригодится.

Пока он говорил, я услышал стук копыт: двое мужчин вели мускулистого пегого жеребца с настороженными дикими глазами. Поводья были разделены надвое и удлинены, так что мужчины по обе стороны могли держаться на некотором расстоянии от животного. В седле восседала рыжеволосая девка с насмешливым выражением на лице. Вместо поводьев она держала в обеих руках по хлысту. Воины и женщины огласили воздух приветственными криками и захлопали в ладоши. Под этот вопль пегий, как вихрь, взметнулся на дыбы и взбрыкнул передними ногами, продемонстрировав на каждой по три роговых отростка, которые мы называем копытами, – когти, приспособленные для сражения не меньше, чем для выкапывания дерна. Я не успевал глазами за его ложными выпадами.

Здоровяк хлопнул меня по спине.

– Конь не самый лучший, но вполне пригодный, я сам объезжал его. Мезроп и Лактан передадут тебе поводья, и все, что от тебя требуется, – сесть в седло. Если при этом не скинешь Дарью с коня, она твоя, пока мы тебя не догоним. – И он громко крикнул: – Все, отпускайте!

Я ожидал, что те двое вручат мне поводья. Вместо этого они швырнули их мне в лицо, и моя попытка поймать поводья на лету не увенчалась успехом. Кто-то пугнул жеребца сзади, а здоровяк издал специфический резкий свист. Пегого, видимо, учили драться, как боевых коней из Медвежьей Башни. Длинные острые зубы не были увеличены при помощи металлических наверший, но и в естественном виде торчали из пасти животного точно кинжалы.