Вперёд, Дживз! - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 39

— Ну! — произнёс он напоследок, исчерпав весь запас имеющихся у него ругательств. — Скажи хоть что-нибудь! Великие небеса, почему ты всё время молчишь?

— Если ты хоть на секунду заткнёшься, то всё узнаешь. — И я сообщил ему плохие новости.

— Ну, и что ты собираешься делать? — спросил он. Отрицать, что говорил он раздражённо, было бы глупо.

— А что нам остается делать?

— Нам? В каком это смысле нам? Я не собираюсь нянчить этого прыща. Я возвращаюсь в Лондон.

— Фредди! — вскричал я. — Фредди, старина! — Мой голос дрожал. — Ты ведь не оставишь меня в такую минуту?

— Оставлю.

— Фредди, — сказал я, — ты не можешь бросить друга в беде. Ты должен мне помочь. Разве ты не понимаешь, что этого ребёнка надо раздевать, купать и снова одевать? Неужели ты допустишь, чтобы я остался с ним один на один?

— Дживз тебе поможет.

— Нет, сэр, — сказал Дживз, который в этот момент как раз накрывал на стол. — Боюсь, я вынужден буду устраниться от какого бы то ни было участия в этом деле. — Он говорил почтительно, но твёрдо. — У меня нет никакого опыта в обращении с детьми.

— Самое время его приобрести, — попытался уговорить я упрямого малого.

— Нет, сэр. Мне очень жаль, но я ничем не смогу нам помочь.

— В таком случае, Фредди, ты не имеешь права меня бросить.

— Имею.

— Но Фредди! Одумайся, старина! Мы дружим много лет. К тому же я нравлюсь твоей маме.

— Ничего подобного.

— Ну, всё равно. Мы вместе учились в школе, и ты должен мне десятку.

— Ох, ну ладно, — сдался Фредди.

— Кроме того, старина, — напомнил ему я, — не забывай, что всё это я сделал ради тебя.

Он как— то странно на меня посмотрел и тяжело вздохнул.

— Берти, — сказал он, — выслушай меня внимательно. Я многое готов стерпеть, но не жди, что я буду испытывать к тебе чувство благодарности.

Возвращаясь к этой истории, я теперь понимаю, что от преступления меня спасла гениальная мысль скупить все кондитерские изделия в ближайшей лавке. Скармливая ребёнку сласти одни за другими, мы довольно успешно и без особых хлопот дотянули до вечера. В восемь часов он уснул в кресле, и мы расстегнули на нём все пуговицы, которые нашли, и стянули бельё, на котором пуговиц не было, а затем уложили его в постель.

Фредди стоял, глядя на груду одежды на полу, и глаза его как-то странно блестели. Я знал, о чём он думает. Раздеть ребёнка было просто: для этого требовалась лишь грубая физическая сила. Но как запихнуть его обратно в одежду? Я пошевелил груду белья ногой. Сверху лежала узкая полоска льняной ткани, которая могла быть чем угодно. Из-под неё торчал квадратный кусок розовой фланели, вообще ни на что не похожий. Жутко неприятная картина.

Но наутро я вспомнил, что в соседнем бунгало жила многодетная семья, и, отправившись туда перед завтраком, я одолжил у них няню. Женщины — удивительные создания, разрази меня гром! Просто удивительные! Няня мгновенно разобралась во всём этом тряпье, и не прошло и восьми минут, как ребёнок выглядел так, что его можно было показывать в Букингемском дворце. Я осыпал её золотыми дублонами, и она обещала приходить к нам по утрам и вечерам, так что я уселся завтракать в прекрасном расположении духа. Наконец-то облака над мой головой начали потихоньку рассеиваться.

— В конце концов, — заметил я, — многие считают, что иметь в доме малыша не так уж плохо. Сам понимаешь, он создаёт уют, ну и всё такое, что?

Как раз в этот момент ребёнок опрокинул на новые брюки Фредди стакан с молоком, и когда бедолага вернулся к столу, переодевшись, он не был расположен вести со мной разговор.

Сразу после завтрака Дживз подошёл ко мне и попросил уделить ему несколько минут наедине.

Только не думайте, что последние события заставили меня забыть о том, зачем мне вообще понадобился Фредди; и, должен вам признаться, что в то время, как дни проходили за днями, я постепенно стал разочаровываться в Дживзе. Если помните, наш план заключался в том, что малый будет дышать свежим морским воздухом, питаться простой пищей и тем самым приведёт свои мозги в боевую готовность, чтобы придумать способ, как вновь соединить сердца Фредди и Элизабет.

А что произошло на самом деле? Он прекрасно ел и прекрасно спал, но ни на дюйм не приблизил события к счастливому концу. В полном одиночестве, не имея никакой поддержки, я попытался что-то сделать для Фредди, хотя честно должен признаться, что моя попытка с треском провалилась. Но факт остаётся фактом, именно я, а не Дживз, проявил находчивость и сообразительность. Соответственно, когда он заявил, что желает поговорить со мной наедине, я отнёсся к этому с прохладцей. Одним словом, без особой душевной теплоты. Короче говоря, холодно.

— Итак, Дживз, — сказал я. — Ты хотел меня видеть?

— Да, сэр.

— Я тебя слушаю.

— Благодарю вас, сэр. Я осмелился обратиться к вам, сэр, чтобы сообщить следующее: вчера вечером я посетил местный кинотеатр.

Я поднял бровь. Я был поражён, нет, честное слово. Зная о нервной обстановке в доме и о том, как страдает его молодой господин, он пришёл поболтать со мной о своих развлечениях. Естественно, я не мог стерпеть такого к себе отношения.

— Надеюсь, ты хорошо отдохнул, — несколько раздражённо произнёс я.

— Да, сэр, благодарю вас. Показывали супер-супер фильм в семи сериях о страстях в высшем обществе Нью-Йорка с Бертой Блевич, Орландо Мурфи и Бэби Бобби в главных ролях. Исключительно познавательный фильм, сэр.

— Рад за тебя, — сказал я. — Если ты сегодня от души повеселишься, играя на пляже в песочек, не забудь мне об этом рассказать. Моя жизнь так скучна и однообразна, что я с удовольствием послушаю, как ты проводишь отпуск.

Каков сарказм, вы меня понимаете? Сарказм, лучше не придумаешь. Крепкое словечко, в котором чувствуется какая-то горечь, если пораскинуть мозгами.

— Фильм назывался «Крошечные пальчики», сэр. Мать и отец ребёнка, которого играл Бэби Бобби, к несчастью, разошлись…

— Скверно, — сказал я.

— И не видали друг друга до тех пор, пока…

— Дживз, — я неприязненно посмотрел на него. — Зачем, будь оно неладно, ты мне всё это рассказываешь? Неужели ты всерьёз решил, что после того, как на меня свалился этот проклятущий ребёнок, не говоря уже обо всём прочем, мне интересно слушать о…

— Прошу прощенья, сэр. Я никогда не осмелился бы докучать вам, если бы кинофильм не навёл меня на одну мысль.

— Мысль!

— Мысль, сэр, которая, надеюсь, поможет нам устроить будущее счастье мистера Булливана. О чём, сэр, если вы не запамятовали, вам угодно было меня…

— Дживз! — воскликнул я. — Я был к тебе несправедлив.

— Что вы, сэр.

— Да. Я был к тебе несправедлив. Мне казалось, ты с головой погрузился в удовольствия и плюнул на это дело. Я не имел права сомневаться в тебе, Дживз. Говори, я внимательно тебя слушаю.

Он благодарно мне поклонился. Я ласково ему улыбнулся. И хотя мы не упали друг другу в объятия, каждый из нас понял, что наши отношения стали прежними.

— В супер-супер фильме «Крошечные пальчики», сэр, — сказал Дживз, — мать и отец ребёнка, о чем я уже упоминал, разошлись.

— Разошлись. — Я кивнул. — А дальше?

— Настал день, сэр, когда маленький мальчик заставил их помириться.

— Как?

— Если мне не изменяет память, сэр, он произнёс: «Лазве папотька больсе не любит мамотьку?»

— А потом?

— Их страсть разгорелась с новой силой, сэр. На экране появились сцены — в кино это, по-моему, называется обратный кадр — их прежней жизни: как они ухаживали друг за другом перед свадьбой, как счастливо провели медовый месяц; затем показали несколько эпизодов из истории любви прошлых веков, а закончился фильм свадебной органной музыкой и пылкими объятиями родителей, на которых ребёнок смотрел с обожанием и слезами на глазах.