Вперёд, Дживз! - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 20

Твоя любящая тётушка Изабель Рокметеллер."

— Что делать? — спросил Рок.

— Что делать? — спросил я.

— Да. Что, чёрт побери, мне делать?

Только сейчас до меня дошло, что старина Рок вёл себя несколько странно, если учесть, что на него с неба свалилась куча денег. С моей точки зрения, он должен был улыбаться до ушей и прыгать до потолка, а не стоять с таким видом, словно судьба съездила ему по физиономии. Его поведение меня поразило.

— Разве ты не рад? — спросил я.

— Рад?

— Если б я был на твоем месте, то визжал бы от восторга. По-моему, тебе крупно повезло.

Он взвыл как волк, дико на меня посмотрел и начал выдавать о Нью-Йорке такое, что я невольно вспомнил Джимми Мунди, который называл себя то ли реформатором, то ли душеспасителем, то ли ещё кем-то, точно не помню. Джимми путешествовал с лекциями по всей стране и недавно прибыл в Нью-Йорк. Несколько дней назад я забежал на полчаса в Мэдисон Сквер Гарден, чтобы его послушать. Можете мне поверить, Джимми не стесняясь высказал Нью-Йорку всё, что он о нем думал, видимо, невзлюбив его с первого взгляда, но, клянусь чем хотите, это просто детский лепет по сравнению с тем, что сейчас говорил о городе Рок.

— Крупно повезло! — вскричал он. — Переехать в Нью-Йорк! Жить в Нью-Йорке! Бросить мой маленький домик ради душной вонючей дыры под названием квартира в этой богом проклятой загнивающей Геенне! Вечер за вечером проводить в толпе, где каждый придурок считает жизнь Пляской Святого Витта и думает, что вовсю развлекается, так как шумит за шестерых, а пьёт за десятерых! Нью-Йорк вызывает у меня отвращение, Берти! Я никогда не приезжал бы сюда, если б мне не надо было встречаться с издателями. Этот город омерзителен. Его душа больна белой горячкой. При одной мысли о том, что мне надо остаться здесь хотя бы на день, меня тошнит. И ты говоришь, что мне крупно повезло!

Я чувствовал себя примерно так, как друзья Лота, которые забежали к нему на огонёк поболтать о всякой всячине и неожиданно услышали критику в адрес Содома и Гоморры. Я даже не подозревал, что старина Рок такой искусный оратор.

— Если я буду жить в Нью-Йорке, это меня убьёт, — продолжал он. — Дышать одним воздухом с шестью миллионами людей! Всё время носить крахмальные воротнички и новые костюмы! Выхо… — Он вздрогнул. — Боже великий! Должно быть, мне придётся каждый вечер переодеваться к обеду! Какой ужас!

Я был шокирован, по-настоящему шокирован.

— Дорогой мой! — с упрёком сказал я.

— Берти, ты всегда переодеваешься к обеду?

— Дживз, — холодно произнёс я, — сколько у нас вечерних туалетов?

— У нас три фрака, сэр, два смокинга…

— Три.

— Практически два, сэр. Если помните, мы не можем носить третий. У нас также имеется семь белых жилетов.

— А рубашек?

— Четыре дюжины, сэр.

— А белых галстуков?

— Первые две полки платяного шкафа отведены под наши белые галстуки, сэр.

Я повернулся к Року.

— Вот видишь?

— Я не согласен! Я не могу согласиться! Я скорее повешусь, чем соглашусь! Откуда, чёрт побери, мне знать, как носят все эти костюмы? Ты хоть понимаешь, что я почти никогда на снимаю пижамы раньше пяти часов пополудни, а затем чаще всего просто надеваю сверху свитер?

Я заметил, что Дживз поморщился. Бедный малый. Эти откровения оскорбляли его в лучших чувствах.

— В таком случае, что ты собираешься делать? — спросил я.

— Именно это я и хотел бы знать.

— В конце концов ты можешь написать тётушке, объяснить ей все обстоятельства и отказаться.

— Могу… если плюну на наследство. Она в два счёта перепишет завещание.

Тут он был прав.

— Что скажешь, Дживз? — спросил я.

Дживз почтительно откашлялся.

— Основное затруднение, сэр, насколько я понимаю, возникло вследствие того, что, согласно условиям договора, мистер Тодд за ежемесячное содержание обязан писать подробные письма мисс Рокметеллер обо всех своих приключениях, а единственный способ добиться желаемого результата, если мистер Тодд не желает жить в Нью-Йорке, заключается в том, чтобы найти ему на замену человека, который ходил бы повсюду и подмечал бы все детали, интересующие мисс Рокметеллер, а затем передавал бы свои заметки мистеру Тодду для литературной обработки — что ему нетрудно будет сделать при его богатом воображении — и дальнейшей отправки мисс Рокметеллер.

Сказав эту фразу на одном дыхании, Дживз умолк.

Рок беспомощно на меня посмотрел. Он не был вскормлен на Дживзе, как я, и, естественно, растерялся.

— Послушай, он не мог бы выражаться яснее, Берти? — сказал Рок. — Сначала мне показалось, я что-то понял, но потом у меня всё перепуталось.

— Дорогой мой, это предельно просто. Я знал, что мы можем положиться на Дживза. Тебе надо попросить кого-нибудь пошляться по городу и записать свои впечатления, которые ты потом литературно обработаешь и пошлёшь своей тётушке. Верно, Дживз?

— Именно так, сэр.

В глазах Рока зажёгся луч надежды. Он изумлённо посмотрел на Дживза, наверняка поражаясь огромному интеллекту славного малого.

— Но к кому мне обратиться? — спросил он. — Тут нужен человек умный и наблюдательный, умеющий подмечать мельчайшие подробности.

— Дживз! — сказал я. — Пусть этим займётся Дживз!

— А он согласится?

— Ты ведь согласишься, Дживз, не правда ли?

Впервые с тех пор, как Дживз у меня появился, я увидел на его лице нечто, напоминающее улыбку. Уголок его рта сдвинулся на четверть дюйма, а рыбьи глаза, обычно созерцавшие мир, лукаво блеснули.

— Я буду рад помочь вам, сэр. Должен признаться, в свой выходной я посетил несколько мест в Нью-Йорке, представляющих интерес, и мне будет крайне приятно продолжить знакомство с ними.

— Прекрасно! Я абсолютно точно знаю, чего хочется твоей тёте, Рок. Она жаждет услышать о кабаре. В первую очередь, Дживз, сходи к Райгельхаймеру. Ресторан на Сорок Второй улице. Его каждый знает.

Дживз покачал головой.

— Простите, сэр. К Райгельхаймеру давно никто не ходит. Сейчас самое модное кабаре — «Шалости на крыше».

— Видишь? — сказал я Року. — Положись на Дживза. Он знает, что делает.

Не часто бывает, что ты сам и те, кто вокруг тебя, счастливы, но мы доказали всему миру, что это возможно. Можно сказать, всем нам подфартило. С самого начала всё сложилось крайне удачно.

Дживз был счастлив потому, что, во-первых, ему нравится упражнять свой гигантский мозг, а во-вторых, он развлекался за чужой счёт, не жалея денег и сил. Однажды вечером я встретил его в «Полуночниках». Он сидел за столиком у танцплощадки и жевал толстую сигару. Лицо его выражало небрежную снисходительность, и он делал какие-то пометки в записной книжке. Если говорить обо мне, я был счастлив тем, что помог Року, которого очень любил. О самом Роке и говорить не приходится. Он был счастлив вдвойне, потому что ничто теперь не мешало ему сидеть на заборе и смотреть на червяков. Что же касается его тётушки, она была на седьмом небе от счастья — иначе не скажешь. Бродвейские впечатления доходили до неё издалека, но ей, видимо, это было всё равно. Первое письмо, которое она прислала Року, состояло из одних восторженных восклицаний. Впрочем, это было неудивительно, потому что Рок, основываясь на заметках Дживза, отправлял ей письма одно чище другого. Чудно! Возьмем, к примеру, меня, человека, знающего толк в жизни, от которой Рока мутит. А теперь возьмём письмо, которое я написал приятелю в Лондон:

"Дорогой Фредди,

Ну вот, я в Нью-Йорке. Неплохой город. Я неплохо провожу время. Кабаре очень даже ничего. Дела у меня идут неплохо. Не знаю, когда вернусь. Как там ребята?

Салют!

Твой Берти.

P.S. Давно не видел старину Теда?"

И ещё учтите, что старина Тед интересовал меня как прошлогодний снег, и я ввернул его, чтобы проклятое письмо получилось хоть чуть длиннее.