Тысяча благодарностей, Дживс - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 24

- Почему вы сидите взаперти в такую чудную погоду, Берти? - строго спросила она.

Я объяснил, что совещался с тетей Далией, но она сразу опровергла меня, сказав, что совещание, очевидно, закончилось, и тетя Далия блистает своим отсутствием, так почему же я не дышу свежим воздухом?

- Вы просто обожаете сидеть в духоте. Вот почему у вас землистый цвет лица.

- Я не знал, что у меня землистый цвет лица.

- Конечно, землистый. Чему тут удивляться? Вы бледны, как брюхо дохлой рыбы.

Казалось, мои наихудшие опасения подтвердились. Я предчувствовал, что она сорвет злость на ни в чем не повинном первом встречном, и такое уж мое везение, что этим первым встречным оказался я. Пригнув голову, я приготовился встретить бурю, но, к моему удивлению, Флоренс сменила тему.

- Я ищу Гарольда, - сказала она.

- Да?

- Вы не видели его?

- А кто такой Гарольд?

- Не будьте идиотом. Гарольд Уиншип.

- А, Медяк, - сказал я, поняв, о ком речь. - Он не заплывал в мои широты. Зачем он вам? У вас что-то важное?

- Важное для меня и, надеюсь, для него. Если он не возьмется за ум, он проиграет выборы.

- Почему вы так думаете?

- Я сужу по его поведению сегодня на обеде.

- А, он водил вас обедать. Куда? Лично я обедал в закусочной, и вы представить себе не можете, какими отбросами там кормят. Но, может быть, вы пошли в какой-то приличный ресторан?

- Мы были на званом обеде в ратуше, который давали бизнесмены города. Ответственнейшее мероприятие, и он произнес на нем самую слабую речь, какую мне только доводилось слышать. Умственно отсталый ребенок выступил бы лучше. Даже вы выступили бы лучше.

Ничего себе комплимент. Сравнила меня с умственно отсталым ребенком! Я, понятно, не стал расспрашивать, и она продолжила, а из ноздрей у нее вырывалось пламя:

- Бе-ме, бе-ме!

- Простите, не понял?

- Он все бекал и мекал. Я еле сдержалась, чтобы не запустить в него чайной ложкой.

На это я, конечно, мог бы возразить, что гораздо хуже, если человек "ни бе, ни ме, ни кукареку", но я чувствовал, что сейчас не время для остроумных ответов.

Вместо этого я сказал:

- Нервничал, наверно.

- Именно этим он и оправдывается. Я сказала ему, что он не имеет права нервничать.

- Значит, вы говорили с ним?

- Говорила.

- После обеда?

- Сразу же после обеда.

- Но вы снова хотите его видеть?

- Да.

- Мне пойти поискать его?

- Да, и передайте ему, что я буду его ждать в кабинете мистера Траверса. Там нам никто не помешает.

- Может быть, он сидит в павильоне у озера.

- Ну, так передайте ему, чтобы он не сидел там, а шел в кабинет, сказала она так, словно она директор школы Арнольд Эбни, объявляющий о своем желании видеть Вустера после утреннего богослужения. Я сразу вспомнил старые времена.

Чтобы попасть в павильон, нужно пересечь как раз ту лужайку, по которой Спод грозился меня размазать, и первыми, кого я увидел, идя по ней, если не считать птиц, пчел, бабочек и другой живности, проводившей здесь свой досуг, были спящий в гамаке Л. П. Ранкл и тетя Далия, сидящая рядом на стуле. Заметив меня, она встала, подошла поближе и отвела меня в сторону, приложив палец к губам.

- Он спит, - сказала она.

Храп, доносившийся из гамака, подтверждал справедливость ее слов, и я ответил: вижу, что он спит, и какое он, добавил я, представляет собой отвратительное зрелище, и она сказала, чтобы я, ради всего святого, так не вопил. Я был несколько задет, что меня обвинила в громогласности та женщина, чей шепот звучал так, словно кто-то "зовет коров домой, придя на берег Ди" [Цитата из стихотворения Чарлзи Кингсли (1819-1875) "Берег Ди"], и я сказал, что я не воплю, и она сказала: "Ну, вот и не вопи".

- Он может оказаться не в духе, если его внезапно разбудить.

Это звучало убедительно и свидетельствовало о том, что тетя неплохо разбирается в стратегии и тактике, но со свойственной мне проницательностью я заметил неувязку и поспешил заострить на ней внимание тетушки.

- Но ведь, с другой стороны, если его не разбудить, то как вы сможете ходатайствовать перед ним за Таппи?

- Я сказала, внезапно разбудить, олух. Лучше всего оставить его пробуждение на усмотрение Природы.

- Да, возможно, вы правы. И скоро Природа решит, что пора?

- Почем я знаю!

- Я просто подумал, не можете же вы сидеть здесь до вечера.

- Могу, если будет нужно.

- В таком случае не стану вам мешать. Я должен найти Медяка. Вы его не видели?

- Он только что проходил здесь со своей секретаршей, они направлялись в павильон. Сказал, что ему нужно кое-что надиктовать. Зачем он тебе понадобился?

- Понадобился он, собственно, не мне, хотя я всегда рад его видеть. Это Флоренс велела, чтобы я нашел его. Она уже задала ему перцу и жаждет задать еще. Оказывается...

Тут тетя перебила меня, сказав: "Тссс!", потому что Л. П. Ранкл пошевелился во сне, и можно было подумать, что жизнь начала возвращаться в косную оболочку. Но это была ложная тревога, и я продолжил:

- Оказывается, ему не удалось завоевать сердца публики на обеде, устроенном бизнесменами города, а она рассчитывала, что он покажет себя там вторым... Как звали того древнего грека?

- Берти, я боюсь разбудить Ранкла, а то бы я ударила тебя тупым предметом, будь он у меня под рукой. Что за древний грек?

- Это я у вас спрашиваю. Он набивал рот галькой.

- Демосфен, что ли?

- Может, и он. Я потом справлюсь у Дживса. Флоренс ожидала, что Медяк покажет себя вторым Демосфеном, если его действительно так звали, что маловероятно, хотя у нас в школе учился парень по имени Джанбаттиста, а Медяк не оправдал ее надежд, и она рассердилась. А вы знаете, как разговаривает Флоренс. когда сердится.

- Она не выбирает выражений, - строго сказала родственница. - Как Медяк это терпит?

Так случилось, что я был готов ответить на вопрос, приводящий ее в недоумение. Законы, которым подчиняются взаимоотношения мужчин и женщин, давно ясны мне как день. Когда-то я подверг эту проблему тщательному рассмотрению, а когда я подвергаю проблему тщательному рассмотрению, недоумения быстро разрешаются.

- Он терпит это, пожилая родственница, потому что любит ее, и вы не будете далеки от истины, если скажете, что любовь все побеждает. Я, конечно, понимаю, о чем вы. Вас удивляет, что мужчина богатырского сложения съеживается под прищуренным взглядом Флоренс и выслушивает ее, мягко говоря, нелицеприятную критику кротко, как спаниель, которого отругали за то, что он принес гнилую кость в гостиную. Вы недооцениваете тот факт, что Флоренс красива, как на картинке: светло-пепельные волосы, гибкая фигура и точеный профиль, - а для людей такого склада, как Медяк, это очень много значит. Судя о Флоренс беспристрастно, мы с вами скажем, что ее командирские замашки совершенно неудобоваримы, но у него другая точка зрения. Тут все дело, выражаясь словами Дживса, в психологии индивидуума. Очень может быть, семена бунта начинают зреть в душе Медяка, когда она режет ему все, что о нем думает, но он видит ее профиль и пепельные волосы - допустим для удобства рассуждения, что она без шляпки, - или снова замечает, что ее фигура имеет столько же изгибов, сколько горный серпантин, и приходит к выводу: ради того, чтобы обладать этой девушкой, можно перенести небольшую дозу откровенных высказываний. Ведь его любовь к ней не целиком духовная. К его чувству примешивается физическое влечение.

Я бы еще говорил и говорил, потому что на эту тему я готов разливаться соловьем, но старая прародительница, которая уже какое-то время была как на иголках, сказала, чтобы я пошел и утопился в озере. Поэтому я ретировался, а она снова села на стул рядом с гамаком и склонилась над Л. П. Ранклом, как мать над спящим ребенком.

Думаю, она ничего не заметила, тетки ведь редко уделяют внимание мимической игре на лице племянников, но в течение всего нашего разговора у меня был мрачный вид, и несложно было догадаться, что меня что-то гнетет. Я думал о шансах тетушки заставить этого скупердяя Л. П. Ранкла тряхнуть мошной, которые, по словам Дживса, рассудительный букмекер оценил бы как один к ста, и с болью в душе я представлял себе смятение и разочарование, которые постигнут ее, когда, пробудившись, он откажется раскошелиться. Этот удар выбьет у нее почву из-под ног, ведь она так уверена в своем успехе.