Необычайные приключения Кукши из Домовичей - Вронский Юрий Петрович - Страница 29

Кукша заходит в восьмиугольное, самое жаркое помещение и наблюдает, как ловкие сильные мужчины, обливаясь потом, разминают и растирают посетителей. Один из массажистов приглашает Кукшу лечь на помост, но Кукша отрицательно качает головой.

Здесь, в восьмиугольном помещении, очень жарко, но все же этой жаре далеко до жары домовичской бани, когда нужны рукавицы, чтобы хлестать себя веником, не обжигая паром руки. Кукша вспоминает запах горелого хлеба, который стоит в бане, когда на раскаленную каменку поддают квасу, и все здешние благовония меркнут перед ним.

Зато здесь, в Царьграде, и горячую, и холодную воду выплевывает начищенная морда морского чудища. А в Домовичах надо натаскать воды в кадку, потом калить камни и кидать в воду, покуда не закипит.

— Поплоше байны у нас в Новгороде против царьградских, — вдруг раздается рядом чей-то голос, словно откликаясь на Кукшины мысли.

— Поплоше, что и говорить, — соглашается другой голос.

Кукша глядит на говорящих, как на выходцев из загробного мира. Перед ним два здоровенных молодых мужика, оба плечистые, оба светловолосые, сероглазые, похожие как братья. А речь их до того родная, что и голоса кажутся знакомыми, хотя он никогда прежде не видывал этих мужиков.

— Добра баенка, — говорит первый, — баенка хоть куда! Однако нашему брату, новгородцу, худо без каменки да без веничка!

— Худо, что и говорить, — вторит другой.

— А поляне [29], — продолжает первый, — в поле-то сидя г да баен-то и не строят.

— Не строят, — откликается другой, — не из чего, лесу-то у них нет. Одно слово — поле.

— В байнах-то не моются, — опять говорит первый, — да и здесь не больно любят байну-то, одно знают нас дразнить: «Байники». А мылись бы, так псиной не воняли бы!

Оба смеются.

Дальше разговор идет о том, что у полян даже в их стольном городе Киеве ни одной бани нет, что поляне летом моются в Днепре, да в речках, а зимой и вовсе не моются.

Кукше хочется заговорить с ними, узнать, кто они такие и как попали в Царьград, но он не решается. Ведь они тоже, наверно, станут расспрашивать его, откуда он здесь взялся. Он беглый раб и вор и должен будет врать о себе. Рябой верно говорил — ему ничего не стоит запутаться и выдать себя. Неизвестно, как отнесутся они к беглому рабу, хотя бы и единоплеменнику. Поэтому Кукша молчит, лишь во все глаза глядит на новгородцев и слушает такую родную, такую понятную речь.

Наконец новгородцы встают и идут в первый зал. Возле их одежды, прислоненные к лавке, стоят два коротких меча. Как видно, новгородцы — ромейские воины. Они попивают вино, принесенное служителем, и не спешат одеваться. Один из них говорит:

— Сейчас кваску бы! А еще лучше хмельного меду!

— Кваску не худо бы! — вторит другой. — А меду, конечно, и того лучше!

Кукше не хочется уходить, он нарочито медленно одевается, однако это получается все равно очень скоро, потому что вся его одежда состоит из одной рубахи. Заметив уставившегося на них парня, новгородцы угощают его вином. Кукша пьет, и по телу его разливается блаженство, он только сейчас обнаружил, что испытывал сильную жажду. Новгородцы пробуют заговорить с ним, но он мотает головой и отвечает мычанием, как учил его Рябой.

— Болезный! — говорит один из них с состраданием.

Кукше не хочется покидать этот теплый, влажный, чудесный мир, где царят два прекрасных беломраморных идола, где он услышал — впервые за несколько лет — родную речь. Однако пора и честь знать. Кукша поднимается и выходит в помещение для служителей. Там он останавливается в растерянности. Пропали пять оболов, которые он носил за щекой. Кукша лезет в рот пальцами и щупает сперва за одной щекой, потом за другой. Монетки нет.

Возле выхода неотлучно сидит эфиоп. Когда посетители покидают баню, он пробуждается от дремы и смахивает ладонью в выдвинутый ящик монеты, оставляемые ими на столике.

Кукша пытается сообразить, где он мог выронить деньги. Может быть, когда нырял в одном из бассейнов? Он возвращается и на глазах удивленных новгородцев снова лезет в бассейн. Обыскав бассейны и обойдя все залы, Кукша так и не находит своей монетки. Он заглядывает даже во дворик с хламом, но и здесь монетки нет.

Ему приходит в голову проверить, нельзя ли отсюда убежать через стену, что пониже других, и он взбирается по лестнице, насколько ее хватает, а дальше карабкается по изъеденной временем кирпичной кладке. Наконец он наверху. За стеной он видит сад и двухэтажный дом, выходящий лицом на другую улицу. Дом состоит из двух зданий, соединенных крытым переходом.

Внизу, вдоль стены, на которой сидит Кукша, тянется какое-то строение, судя по запаху, конюшня. Одним концом конюшня упирается в дом, и окно второго этажа выходит на ее крышу. Кукша отмечает, что ничего не сюит, спрыгнув на крышу конюшни, забраться в дом, ибо хозяева не сочли нужным сделать решетки на окнах, выходящих во двор. Он уже привык на все смотреть глазами вора. Однако сейчас он озабочен только одним — как ему вырваться из западни, в которой он очутился.

Ворота дома отворены, и Кукша решает сбегать за своей рубахой и рискнуть спуститься в сад, чтобы выскользнуть в ворота. Но во дворе слышатся голоса, из-за деревьев появляются люди. Кукша торопливо сползает по стене, нащупывает ногой лестницу. Нет, не стоит и пробовать выбраться из бани этим путем, тут попадешься еще вернее. Лучше он попытается проскочить под носом у сонного эфиопа.

Кукша снова в помещении для служителей. Тут и там стоят и сидят несколько праздных банщиков — мойщиков и массажистов, завернутых в голубые простыни с красной полосой по краю. Кукша неспешным шагом идет к выходу, и, дойдя до столика, внезапно бросается вперед.

Но выскочить на улицу ему не удается. Эфиоп, столь неуклюжий с виду, необычайно проворно вскакивает и, перегнувшись через столик, успевает крепко схватить Кукшу за шиворот. Кукша изо всех сил дергается, быть может, он сумеет вырваться ценой рубахи. Однако рубаха слишком прочная, из грубой толстой ткани, она не желает рваться! От рывка эфиоп валится на столик, но рубахи из рук не выпускает. Кукша начинает крутиться, рассчитывая вывернуться из огромных черных лап служителя. Возможно, это ему и удалось бы, если бы не вошедший в это мгновение посетитель, который кинулся на помощь эфиопу.

Но и вдвоем они не в силах надолго удержать крутящегося и брыкающегося Кукшу. К ним на помощь подоспевают скучающие без дела банщики. Попытки вырваться становятся безнадежными.

— Побегу за стражником, — говорит посетитель и выбегает на улицу.

Кукша дергается, рычит, но ничего не может поделать. В это время выходят новгородцы. Оба они в одинаковых хитонах и плащах с круглой золотой пряжкой на груди, оба с мечами на боку. Происходящее привлекает их внимание. Они видят, что несколько человек держат парня, которого они только что угощали вином. Им любопытно, что случилось.

— Вот, господа царские гвардейцы, — отвечает один из служителей, — полюбуйтесь! Хотел убежать, не заплатив положенного. Ничего, сейчас придет стража, там ему пропишут!

— Да, может, у него денег нет, — говорит один из гвардейцев.

— Нет денег, не ходи в баню! — отвечает служитель.

— Да, может, ему без бани жизнь не в жизнь, — продолжает гвардеец.

— Ничего, там ему объяснят, что такое жизнь! — зловеще произносит служитель.

— Из-за чего разговор-то? — спрашивает гвардеец эфиопа. — Из-за пяти оболов небось?

Эфиоп подтверждает, что именно так. Гвардеец достает мошницу и отсчитывает в ладонь эфиопа деньги.

— Вот тебе пятьдесят оболов! Ты доволен?

Эфиоп подобострастно кивает, он очень доволен.

— Подумаешь, деньги — пять оболов! — говорит гвардеец. — Разговору больше!

Второй гвардеец откликается:

— И то сказать, разговору больше…

Кукшу отпускают. Он не мешкая и не говоря ни слова, лишь взглянув благодарно на гвардейцев, юркает за дверь и пускается наутек.