Сержанту никто не звонит - Врочек Шимун - Страница 11

Не очень приятное испытание.

Джон Оквист, он хоть одного со мной роста. Представляю, как чувствуют себя десятники под командованием шести-с-лишним футового Вальдо. Не очень хорошо, думаю. А вот мой кузен, по слухам, опирается на меч во время проверки...

На него похоже.

Мужчина чувствует себя голым — только будучи безоружным, по его словам. Впрочем, это редкий случай, когда я согласен с кузеном...

— Готово, — сказал Оквист. — Ты чист, Генри.

Я принялся натягивать штаны.

— Что по гарнизону?

— Двое под подозрением. Старик из сотни Черного Тома и... — Оквист замялся. Дурные новости? Опять?

— Я слушаю, Джон.

— Один из людей Уильяма.

— Это плохо, — протянул я. Конечно, плохо, черт возьми... Стрелки одни из самых ценных сейчас бойцов. Стрела в лоб с расстояния в сотню шагов — лучшее средство против хуча. — Что с ним?

— Следы зубов на ляжке. Барри клянется и божится, что его собака укусила, когда он проходил мимо кухни. Говорит, хотел перехватить кусок, а тут она...

— Ты ему веришь?

— Все может быть, Генри... Все может быть. Посидит взаперти пару дней — будет ясно. Жаль было бы терять такого лучника...

— Жаль. Как люди? — спросил я. — Какие слухи бродят?

— Как обычно.

Что-то темнит моя «правая рука».

— В глаза смотри, Джон. Ты не договариваешь.

— Генри!

— Я слушаю, Джон.

— Тебя уже называют Королем мертвых, — сказал Оквист негромко, но веско. Вот так, значит. — Не надо было этого делать... Олбери был всего лишь самонадеянным мальчишкой...

— Восемь солдат, Джон. Он стоил мне восьми хороших солдат.

— А твое решение может стоить тебе мятежа.

— Знаю. Но я не меняю своих решений. Что же касается предложения герцога... Ты ведь об этом хотел поговорить? Готфрид слишком многого от меня хочет, Джон... Слишком многого.

Оквист помолчал. Провел ладонью по короткой черной бороде с редкими вкраплениями седины. Этот жест у него означает мучительное раздумье...

— У меня, в отличие от собаки, есть гордость, Джон. Что с тобой?

— Ничего, — глухо сказал он. Потом неожиданно улыбнулся и покачал головой. — Я понимаю, Генри... Ты же знаешь, я всегда был твоим другом. И всегда им останусь.

Он встал.

— Обойду дозоры. Ты уже проверил своего оруженосца?

— Подрика? Нет еще. Позови его, будь добр.

— Не беспокойся, — отмахнулся Джон. — Я сам его осмотрю. А ты, Генри... ты обещаешь подумать над предложением Готфрида еще раз?

Я промолчал. Сколько же это будет продолжаться...

— Генри?

— Да, — сказал я. — Обещаю.

Я достал свернутое в трубочку письмо. Мои просьбы о помощи, направленные к различным властителям, остались без ответа... кроме одной. Готфрид Корбут, герцог Велльский, милостиво согласился «возложить на Генри Ропдайка, графа Дансени свою десницу, дабы оный Генри Ропдайк...» Проклятое письмо! Я представил, чего стоило гонцу добраться до родового гнезда Готфрида — через кишащую мертвецами долину, не имея сна и отдыха... А затем обратно, лишь поменяв коней...

Ради этого чертова письма!

Ты слишком гордый, Генри. Склонись перед Готфридом, прими вассальную присягу, отдай в заложницы дочь... Как странно, что о дочери, восьмилетней... или девятилетней? — Элизабет, я вспоминаю только в такие минуты... Отдай в заложницы дочь, и Готфрид милостиво откроет для тебя и твоих людей путь в места, куда хучи еще не добрались...

Пока еще не добрались.

Страна разваливается на части, король неизвестно где, а эти... Готфрид, Ансельм Красивый, Оливер, маршал марки, другие... Они желают править среди мертвых. Не знаю, существует ли настоящий Король мертвых, но...

"Возложить на Генри Ропдайка, графа Дансени свою десницу, дабы оный Генри...

Писано собственной рукой, сего дня, пятого октября, тысяча пятьсот тридцать второго года от рождества Господа нашего, Иисуса Христа.

Готфрид Корбут, герцог Велльский.

Король мертвых.

Никто и не знал, что он — человек.

Чем этот приговор лучше твоего, зачитанного утром? А, Генри?! Я, Генри Ропдайк, граф Дансени... Из тех графов Дансени, что никогда не склоняли головы ни перед кем, кроме короля...

Гордый Генри.

«А ты прекрасно знаешь, дорогой кузен, как часто слухи оказываются правдой...»

«Тебя уже называют Королем мертвых».

Очень гордый Генри...

ЧЕСТНОЙ СМЕРТИ!

Скандирует толпа. И благородный сэр Аррен и великан Вальдо, белобровый и темноволосый; кузен Сидни, по обыкновению кривящий губы в ухмылке... И даже верный Джон Оквист, моя правая рука... Смерды и солдаты, лучники Уильяма Стрелка и наемники Брауна... И вон тот толстяк, и тот длинный, с рыжей бородой...

Все кричат в один голос.

ЧЕСТНОЙ СМЕРТИ!

Мертвец на виселице, ранее бывший сэром Аланом Олбери, красавцем и волокитой, дерзким рыцарем, задергался, веревка заскрипела, натянулась... Я не поверил глазам... Лопнула!

Мертвец приземлился мягко как кошка, смахнул с дороги Мартина — стражник ударился головой о виселичный столб, хрустнул череп, брызнули желтые мозги. Аншвиц, заступивший было хучу дорогу, лишился алебарды... Удар. Лезвие вошло стражнику под челюсть и вылезло из затылка.

Честная смерть.

Олбери, странно склонив голову на бок и задрав подбородок, кошачьим шагом двинулся ко мне...

— Генри, — прошипел он. Голова, запрокинутая назад, мягко качнулась. У него сломана шея, догадался я.

— Почему ты разговариваешь? — спросил я, вытягивая меч. Серое лезвие с тихим скрежетом выскользнуло из ножен. — Хучи не могут...

— Теперь могут, Генри. Пришло время лордов-мертвецов. ПРИШЛО ВРЕМЯ.

А-а-а!

Я проснулся в холодном поту. Свеча почти догорела, аромат горелого воска лезет в нос...

Шлеп.

— Кто здесь?

Шлеп, шлеп, шлеп.

Из темноты вышел Подрик, мой оруженосец.

— Подрик, ты... Что с тобой?

Голова оруженосца при очередном шаге мотнулась, и я увидел, что горло Подрика перерезано, а рот скалится в улыбке хуча...

Джон Оквист, моя правая рука, выбрал другого Короля мертвых.

В углу зашевелилось, брякнул металл, на свет выполз домашний нетопырь Малиганов. Серый, словно присыпанный пылью, сгорбленный от старости, уже совсем не похожий на человека. Пахло от него сыром. За нетопырем волочилась по полу толстая ржавая цепь.