Славянский стилет (СИ) - Врангель Данила Олегович - Страница 13

Джина снова поднялся с коврика и обошел вокруг дерева. Медитация его была нарушена неожиданной переменой в восприятии сущего. Солнце уже встало из-за гор, залив огненной волной все вокруг. Принц принял позу лотоса и замер в таком положении, впитывая энергию неведомого Брахмана и воспринимая его эманации. Он закрыл глаза, остановил движение мысли, и мир исчез. Из небытия, из возникшей светящейся точки в глубине сознания раскрылось, как цветок, и, внезапно заполнив все вокруг, выросло видение новой реальности.

…Принц стоял перед каменным Сфинксом. Черный бык с головой человека, прижав короткие крылья и крепко расставив львиные лапы, смотрел на Джину с высоты постамента. Кругом до горизонта простерлись барханы пустыни: лишь вокруг каменного изваяния росли пальмы и блестел колодец оазиса. Джина, слегка утопая в песке, двинулся вперед, навстречу пустынной обители. Под каменной статуей на карнизе постамента большим иероглифом была вырезана идеограмма. Этот знак показался Принцу странным образом знакомым, но прочесть его он все же не смог. На ступенях, ведущих наверх, к Сфинксу, сидели большие серые птицы, прятавшиеся в тени. Казалось, они замотаны в серые тряпки.

Одна из птиц, расправив с натугой свои перепончатые крылья, низко поплыла над землей. Ее красные глаза горели плотоядным огнем, а длинный, как у гигантского аиста, клюв оказался полон зубов. Джина слышал про такие существа, но своими глазами видел их впервые. Птица внезапно изменила направление полета и, раскрыв зубастый клюв, тяжело завалилась на бок и спикировала на Джину, явно усматривая в нем продолжение своей жизни.

Неожиданно для себя принц поднял руки, в которых оказался мощной конструкции лук, натянул тетиву – и короткая стрела с широким двойным лезвием на конце вонзилась птеродактилю прямо в горло. Тот хрипло закричал, упал на песок в нескольких шагах от Джины и стал биться, лязгая зубами и не сводя с принца горящих глаз. На шее у ящера блестели золотая цепь и пластина с иероглифом. Джина подошел ближе и вгляделся в изображение иероглифа. Совсем непонятная закорючка! Но что-то напоминает.

Смысловой перевод знака вспыхнул в голове неожиданно: «ТОТ, КОГО ПРИЗВАЛ СВЯЩЕННЫЙ СТРАЖ». Джина вдруг понял, что знал это давным-давно, уже много лет. Так он не Джина! Чувство двойственного состояния молнией пронзило принца, и он замер на месте, пораженный ясностью и простотой своей мысли. Затем оглядел свое краснокожее мускулистое тело. Усилием воли он стряхнул остатки странного оцепенения, которое усыпило его бдительность и сверхчувствительность. Он понял, что это все правда, правда – а он не верил. Им овладело наваждение – а он так гордился силой своего духа. Гордился и не заметил, как почти оказался в западне. Что ему мерещилось? Какие-то горы с диковинными лесами, полными зверей, рек и озер. И это божественное спокойствие, которое лишь только снится, да и то в преддверии проблем. Но его боги остались с ним и не покидали его, вернув разум и чувство реальности.

Птеродактиль неожиданно заскулил по-собачьи и, гребя крыльями по песку, снова лязгнул зубами, но уже не так, как несколько мгновений назад. Глаза его, как угли, пылали, источая ненависть и злобу. Принц-воин подошел ближе и коротким, резким ударом меча отсек голову серой твари – ее кровь залила песок. Ветер дул все сильнее и дюны шевелились, как морские волны. Гигантская статуя на постаменте маячила темной громадой в свете солнца, почти совсем исчезнувшего из виду. Принц-воин двинулся вперед, утопая в песке и прищурив глаза. Сфинкс надвигался и начинал давить величием. Серые птицы – птеродактили жили здесь специально для кровавых жертвоприношений, проводимых каждый лунный месяц. Кругом было все завалено отполированными человеческими черепами от гекатомб далекого мира, ушедшего волею богов под воды океана. Птеродактили сторожили монумент, как крылатые псы, и принц-воин знал об этом из священного писания, которое его направляло. Псы завыли голосами, невыносимыми для непосвященных, и привстали, толкая друг друга, расправляя свои перепончатые конечности. Всех жрецов они знали в лицо. Значит, это шла жертва.

Принц-воин подошел к постаменту. Крылатые ящеры уже были в воздухе и летали кругами над Сфинксом десятикратного размера от роста пришельца. Ступени из черного камня, присыпанные песком, вели наверх. Идеограмма была видна совсем близко, на постаменте между двумя мраморными колонами. Смысл ее был ясен. Странник пустыни внимательно прочел ее снова. Все сходилось. Это было то место, куда он со своим отрядом добирался долгие годы и, наконец, достиг цели. Надпись гласила: «Священный Страж Единого во всем Единое Единым Берегущий». А ниже, более мелкими иероглифами: «Удваивая То, Которое Одно, Напрасно ожидаешь, что Удвоится Оно».

«Удвоим, не удвоим – посмотрим», – подумал принц-воин. Визжание летящей твари и шум ее перепончатых крыльев заставили странника повернуться назад. Ящер-убийца летел на него и размахом крыльев закрыл солнце. Это была особо крупная особь. Именно такие тут отрывали головы жертвам и вырывали их внутренности. Остальные, помельче, ждали, когда придет их очередь дочиста обглодать человеческий скелет. Нет, это место было явно не божественного происхождения. Здесь обитали антибоги, а их обслуживали жрецы – антилюди. Но они хранили то, что им не принадлежало и принадлежать не могло.

Ящер мчался на принца-воина, и его красные, злобные глаза светились прицелом точного наведения. Странник быстро упал на спину, выставив вперед острый меч и отвернув набок голову, скрытую плетеным металлическим шлемом. Птеродактиль рухнул на него всей своей зловонной тушей, но, напоровшись на меч, взвыл, забил перепончатыми крыльями по песку и впился пастью в голову жертвы, защищенную металлом от зубов, но не от дикой ненависти, копленной миллионами лет. Обломав зубы о металл, птеродактиль откинул голову, раскрыл во всю ширь клювообразную пасть и, взвыв, нанес стремительный удар, но напоролся на выставленный щит с металлическими шипами. Мгновение спустя сверкающий меч вонзился ему в шею, голова обвисла, глаза смертно блеснули. Судорожно дергаясь в предсмертных конвульсиях, летающий ящер упал на мокрый от крови песок, блестя золотой цепью на шее посреди кожных складок.

Меднокожий принц-воин кинулся вверх по ступеням. Выйдя на платформу под брюхом Сфинкса, победитель увидел груду человеческих черепов – еще одно место жертвоприношения. Оглянулся вокруг, втянул в себя воздух пустыни и прокричал в темень песчаной бури священное заклинание, оберегающее от чужих богов: «Я – Есть! Я – Есть!!!» Он повторил это по два раза в каждую из четырех сторон. Глаза слезились, израненное тело кровоточило, но медная кожа не ощущала многочисленных ссадин и ран. Он слишком долго шел сюда, в эти пустынные дебри. Его отряд оставил по пути в многочисленных битвах половину своих людей, но теперь оставшиеся ждали его на линии горизонта, ибо подойти сюда мог только он, Посвященный в таинства многобожия, и лишь он мог взять здесь то, за чем так долго шли люди, верящие ему. Оазис в пустыне был единственным местом, где уцелели охраняемые Сфинксом великие пророчества, связывающие священные нити бытия без начала и конца. Это было единственное место на Земле, где остались наследия великой цивилизации, ушедшей под воду. И ключ к этому был лишь у принца-воина. Он не мог умереть. Он был последним, и сила духа вела его столь долго, что прежним себя он уже не осознавал. Принц забыл свое имя, он стал только воином.

Воин прошел по постаменту к каменной двери прямо перед человеческим ликом Сфинкса. Глаза у статуи были из гигантских сапфиров, уложенных кругом, они горели пламенем отраженного солнца и смотрели прямо на человека, нарушившего покой пустыни. Воин толкнул ногой черный гранит каменной двери, и она ушла в сторону. Открылся тоннель со ступенями, ведущими вниз. Из глубины доносился низкий гудящий звук. Странник стал спускаться, держа острый меч перед собой, но полагаясь больше не на него, а на ту силу, которая довела его сюда. Он очутился в большом каменном зале, освещенном через узкие окна-щели в стенах. Посередине зала стояла колонна, вся изрезанная иероглифами. Вокруг колонны было вырублено углубление, заполненное водой. Из воды вырывались пузыри воздуха, и этот звук наполнял помещение. Воин опустился на каменный пол, прислонился к стене, вынул флягу с водой и первым делом напился. Прищурившись, он стал осматривать колонну из черного мрамора. Это и было то, зачем сюда добирался воин. Он знал, что эти тексты нельзя переписать – тогда они теряли всякий смысл и превращались в обыкновенные пустые фразы. Знаки повторенные письменно утрачивали силу пророчеств. Изображенное на камне было священно, и удвоить его, как и гласила надпись на постаменте, означало унести с собой бессмыслицу. Единственный путь – запомнить наизусть. По крайней мере – сам текст, пусть не осознавая смысла. Осознание придет потом. Может быть, и нескоро, но придет.