Путь Кассандры, или Приключения с макаронами - Вознесенская Юлия Николаевна - Страница 38

Релаксация и эта психотерапия, видно, помогли, потому что некоторое время спустя я поднялась с земли совершенно успокоенная. Только голова кружилась. И тут я обнаружила, что рядом со мной валяется корзинка для ягод. Ну что ж, можно походить по лесу и поискать грибы. Бабушка умеет готовить из них очень вкусное жаркое, а еще сушит на зиму. Сейчас она не может ходить в лес. так я это сделаю за нее.

Я бродила но лесу около часа и нечаянно набрала полную корзину грибов, а главное, окончательно успокоилась. Когда я зашла на кухню, чтобы оставить, там грибы и взять пустую корзину для ягод, я обнаружила, что бабушка и мать Евдокия сидят все в тех же позах за столом, между ними стоит дымящийся кофейник, а они продолжают беседу.

– Бабушка! Погляди-ка, что я тебе принесла! – и я поставила корзину прямо на стол возле кофейника.

– Сколько грибов! – воскликнула мать Евдокия. – И белые есть… А у нас в парке растут только опята.

– Зато сколько их у нас! – засмеялась бабушка. – Я помню, как носила на кухню по десять ведер в день, и вы уже начинали на меня сердиться, мать Евдокия, что я отвлекаю сестер от молитвы своими грибами.

– Да, тогда можно было не дорожить каждым грибочком. Теперь ведь от монастырского парка остался только клочок былого великолепия: все кругом затоплено. И ваш домик ушел под воду…

Вау, у бабушки, оказывается, был какой-то домик в монастыре! Этого я не знала… Острая ревность опять кольнула меня в сердце, но я произнесла мысленно спасительную формулу «Небо, помоги!» и тут же успокоилась.

– А грибы по-прежнему обрабатывает мать Алония?

– Конечно. На ней все маринады и консервы. Помните, как вы ее прозвали «монастырским консерватором»?

– А она пресерьезнейшим образом отвечала, что настоящий монах по духу всегда консерватор.

Обе засмеялись.

Сколько же у них общих воспоминаний! Видно, помощь монахиням для бабушки не просто благотворительность: тут связь более глубокая, чем простое снисхождение к обездоленным асам.

– Я вижу, ваших воспоминаний хватит вам до обеда, – сказала я, выложив на стол последние грибы. – Я вас оставляю и ухожу в сад, надо все-таки добрать эту несчастную смородину. Только не забудь, бабушка, спой афоризм про кофе.

– «До полудня кофе – допинг, а после полудня-яд!» Как же, как же, знаем, – улыбнулась мать Евдокия.

– Только еще один вопрос, бабушка. А кто у нас сегодня готовит обед?

– Грибы я никому не уступлю! – объявила мать Евдокия.

– Разберитесь между собой без меня, – сказала я, подхватывая пустую корзинку, – Я все равно не умею их готовить, так что – чао!

Прошло еще два дня. Бабушка с матерью Евдокией были неразлучны. По утрам и вечерам они в бабушкиной комнате бормотали свои молитвы и музицировали: исполняли на два голоса какие-то заунывные песнопения, а потом целый день проводили в нескончаемых разговорах. Па третий день я нечаянно подслушала один из них, оказавшийся важным и для меня.

Я покончила с хозяйственными заботами незадолго до обеда и улеглась загорать на одеяле за каменной беседкой в саду, где меня нельзя было увидеть из окон дома. Слегка сдвинувшись на собственном здоровье, я теперь старалась поймать каждый луч солнца, пробившийся сквозь обычную дымку, а загорала я теперь вообще без одежды. Я лежала, пригрелась и уснула, а потом меня разбудили голоса, доносившиеся из беседки. Я совсем не собиралась подслушивать, да и не думала, что услышу что-то для себя важное; я была уверена, что мать Евдокия с бабушкой все еще предаются общим воспоминаниям или рассуждают на метафизические темы. Но оказалось, что говорили они о делах сегодняшних, и делах серьезных, а когда я это поняла, объявляться было уже совсем глупо. И я стала слушать.

– Вы так и не научились водить обыкновенную машину? – спрашивала бабушка.

– Нет. Когда еще было можно, я несколько раз пыталась сдать на права, но всякий раз с треском проваливалась. Я и на мобиле-то езжу с большим трудом, почти все время пользуюсь автоводителем.

– Что же матушка Руфина не благословила ехать кого-то другого?

– А некого было благословлять. Сестра Дарья на тракторе в такую даль не доберется, а машину она не водит; сестра Агния прекрасно водит машину, но ей надо заготовить несколько тысяч свечей к празднику, ведь из всех общин к нам идут заказы па свечи. Мать Анна когда-то водила машину, но она с: помощницами день-деньской в иконописной: столько икон уничтожено, сожжено по приказу Антихриста, а люди-то молятся, где им искать иконы как не в монастыре? Теперь даже катакомбные протестанты стали приходить к нам за иконами – такое время!

– Выходит, что никто не может даже на несколько дней оставить обитель, кроме матери казначеи!

– Получается так. Кто, слава Богу, что меня на клиросе теперь есть кому заменить.

– А кто за вас остался регентом? – живо спросила бабушка.

– Мать Наталья Воронежская.

– А сестра Васса?

– Учится.

– Получается у нее?

– Слава Богу.

– Как мне хочется всех их увидеть… Проклятая моя нога, как же ты меня подвела! А ведь я уже два года не была у вас в обители, всегда кто-то от вас приезжает за макаронами.

– Ничего, поправится ваша нога, вы и без макарон приезжайте. Вы же знаете, как мы вас любим.

«Как бы вы там мою бабушку не любили, когда она так рискует собой ради вас», – подумала я уже без всякой ревности.

– Так что, дорогая Елизавета Николаевна, – продолжала мать Евдокия, – придется мне перевезти макароны за несколько раз.

– И тем самым в несколько раз увеличить опасность быть обнаруженной?

– Что делить! Положусь на волю Божью.

– И волю Божию нельзя искушать бесконечно.

– Наша правда, но ведь и выхода у меня нет. В монастыре макарон почти не осталось, а впереди Преображение, за ним Успение; со всех сторон тайно съедутся наши паломники. Для многих это будет последняя возможность побывать на литургии, получить отпущение грехов, причаститься Святых Таинств. Ряды православных редеют, па каждом празднике мы узнаем, что кого-то взяли, кто-то пропал без вести, а кто-то принял печать. Как можно в такое время оставить обитель без макарон! Мы так надеялись, что есть кто-нибудь, кто сможет вместо вас отвезти макароны на джипе…

– Может быть, мне все же испытать еще раз мою ногу? Она уже гораздо лучше себя ведет…

Ну, уж это нет! Я вскочила, завернулась в одеяло и предстала перед собеседницами в ослепительно дурацком виде – с голыми руками и ногами. Но мне это было все равно.

– Эй вы, заговорщицы! А обо мне вы позабыли? Я что, уже совсем не в счет? Отвезу я вам ваши макароны куда надо.

– Санька! – всплеснула руками бабушка. – Ты подслушивала? Как не стыдно!

– Я не подслушивала! Это ВЫ пришли сюда, когда я мирно дремала на солнышке, и разбудили меня, сироту, своими разговорами. Это НАМ как не стыдно, ведь это ВЫ забыли про меня. Не выйдет! Я теперь такой крупный специалист по перевозке макарон туда-сюда и во все стороны, что вам без меня обойтись просто никак невозможно.

Я села перед ними на траву, поплотнее укутавшись в одеяло, и принялась объяснять им, почему именно им не обойтись без меня: я научилась водить джип по любым дорогам, пользоваться рулевым управлением и могу даже ездить ночью; я никого не боюсь, я могу выдать себя за экологистку или за члена Семьи, ведь у меня есть персональный код.

– Последний аргумент самый слабый из всех, – сказала мать Евдокия, – а все остальное прозвучало вполне убедительно, если это на самом деле так.

– К сожалению, это действительно так: моя озорница ничего не боится. Даже пчел-убийц!

– Боюсь, бабушка, ужасно боюсь, я даже простых пчел боюсь! Но потерять тебя я боюсь еще больше. Я знаю, как избежать укусов пчел-убийц, – надо идти в места их обитания ночью или в дождь, когда они не летают, и я знаю как беречь любимую бабушку – надо просто по возможности делать за нее ее работ)'.

– А карты вы умеете читать, Кассандра? – спросила мать Евдокия.