Сумасшедшая шахта - Белов Руслан - Страница 39

Кончив, я надолго занялся губами Ольги.

– А забыла таблетку принять... – стараясь казаться недовольной, сказала она, когда я, наконец, откинулся на подушки.

– Значит, родишь мне девочку.

– Размечтался! Пошли умоемся... А потом я приму таблетку... Хоть тебе и за сорок, я тебя еще раз несколько раскручу. Будешь потом хвастаться... – прошептала она, спрятавшись в моих объятиях.

Я прижал Ольгу к себе и задумался...

– Ты о чем молчишь?..

– Мне так хорошо с тобой... – сказал я, стараясь избавиться от мысли, что эта наша встреча – наверняка последняя.

– Не надо об этом... Мне тоже хорошо с тобой... Так хорошо, как никогда не было... Эти фирменные мальчики такие противные... Штампованные... Самовлюбленные... И с ними я кажусь себе такой взрослой... Выйдешь замуж за такого и всю жизнь как в серванте с посудой... А ты – папочка... Ты все знаешь... Знаешь, что со мной будет... И жалеешь...

– Пошли в сауну?

– Пошли...

– Только таблетку на всякий случай прими...

– Боишься?

– Детей я не боюсь. Особенно от тебя. Но, чувствую, рожать не в твоих планах...

В сауну мы пошли в чем были, то есть в ничем. Лишь только мы в нее вошли, Ольга прыснула – на верхней полке калачиком лежал спящий Смоктуновский. И нам пришлось ограничиваться ванной комнатой. Мы вымыли друг друга и вернулись в спальню. Заснули мы только в четвертом часу ночи...

Разбудила меня Ольга под утро. Стряхнув с себя сон и увидев ее стоящей предо мной в мягком утреннем свете, я сказал:

– Нет, не верю... Не верю, что спал с тобой... Ты такая... Ты такая небесная...

– Небесная?

– Небесная и в тоже время моя... Эта невозможное совмещение и есть, наверное, полное счастье...

В лучезарном лице девушки мелькнула тень озабоченности и я, снимая ее, продолжил:

– Ты сейчас моя... А счастлив этим я буду всегда...

Ольга светло улыбнулась и набросилась на меня. И мы занялись любовью в четвертый раз...

– Пошли погуляем? – попросила она, когда мы откинулись друг от друга. – Люблю гулять ранним утром... По росе... Еще не поздно.

И мы оделись и, обнявшись, пошли гулять по редколесью, окружавшему шахту. Было тепло, только что поднявшееся над тайгой утреннее солнце слепило глаза. Мы молчали и думали о своем. Я выдумывал предлоги для встреч в будущем и не находил их. "Встречи в озабоченной Москве... – грустил я. – Это – нечто... Это – голая физиология...Неужели все позади? И она опять думает о своих долларах..."

И в этот момент метрах в десяти от себя мы увидели Колю и Ирину Ивановну. Они занимались любовью в густой траве, покрывавшей небольшой пригорок.

Спрятавшись за стволами берез, мы стали наблюдать за любовниками.

– Он только что проспался и пытается наверстать упущенное... – ухмыльнулся я, разглядев одутловатое Колино лицо.

– А она – ничего, в теле, полногрудая... Ты, наверное, тоже таких любишь? – ревниво спросила Ольга, заметив по моему лицу, что я наблюдаю именно за Ириной Ивановной.

– Мне нравишься ты. Твой тип. Крутая попочка, стройные бедра, длинные ноги, не утопший в жиру пупочек... – перечислил я свои приоритеты и, закончив, повалил девушку в траву.

Ольга приняла мое приглашение со страстью. Скинув с себя одежды, мы начали кататься по росистой траве и в конце концов оказались под стогом сена, явно накошенном Шурой для Инессиных коров.

– Я первый раз в стогу трахаюсь! – прыснула Ольга, выдувая мне в лицо, попавшую ей в рот травинку. – А ты?

– Мне вообще кажется, что я трахаюсь пятый раз в жизни...

– Господи, кончаю! От слов твоих кончаю. Быстрее, быстрее, быстрее... А!!!

– Ну, ну! – не успев прийти в себя, услышали мы голос Коли. – Очень, очень неплохо. Вас надо в шестых классах показывать на уроках сексуальной грамотности...

Совершенно не смутившись, Ольга подошла к нему, как и была, нагая, и, указывая на ремень рюкзака, спросила:

– А это что такое?

– Это рюкзак с долларами из восстающего. Узнаешь?

– Узнаю. А почему он с тобой?

– А что, я дурак его оставлять где попало? У меня за спиной как в банке... Хватит валятся, пошли завтракать!

Я вышел к Конторе первым (Ольга с Ириной свернули по своим делам в орешник, а Коля остался их караулить). Когда родное уже здание начало показываться из-за посвежевших за ночь берез, я услышал доносящиеся от него незнакомые отрывистые голоса. Сразу же упав на четвереньки я подкрался поближе и на асфальте перед подъездом увидел ее обитателей, в том числе и Бельмондо, лежащих в ряд лицом вниз. Вокруг них стояли разношерстно одетые люди с автоматами.

2. Опять нападение! – Выпускаем буйных. – Достаем оружие и берем заложника. – Битва при Шилинке. – Притча во языцах во главе положения...

– Ну, что, будем буйных выпускать? – спросил Николай, выслушав мой рассказ. – Они голодные, долго с ними возится не будут...

– Ну-ну... – усмехнулся я. – Поди, попробуй. С тобой они точно долго возится не будут.

– Давайте спустимся в шахту, в комнату, в которой мы сидели... – предложила Ольга. – В камеру взрывников... Там что-нибудь придумаем. Не лезть же прямо сейчас на рожон?

– Нет, лезть в шахту глупо... – покачал я головой. – Надо прямо сейчас бежать в тайгу и там партизанский лагерь организовывать. Шахта – это мышеловка.

– Он прав, – согласился со мной Николай. – Вы оставайтесь, а я к буйным пойду. Мне все-таки кажется, что кормильца своего они выручат... Ждите меня на свалке металлолома.

И, не дожидаясь утверждения своего решения, он отдал мне рюкзак с долларами и вкруговую пошел к стволу.

Пожав плечами, я попросил женщин идти на свалку, а сам решил вернуться к Конторе. Прокравшись к ней, увидел, как Шуру с компанией пинками подняли с асфальта и повели внутрь здания. Лица у пленных были непроницаемыми. Один лишь Борис надменно улыбался.

Через полчаса мы с Ириной Ивановной и Ольгой сидели среди искореженных и заржавленных вагонеток, вентиляционных труб, железных бочек, списанных электровозов и всяческого другого лома. В окружавших свалку зарослях было много лимонника, калины и смородины. Послав женщин подкрепиться этими дарами природы, я принялся при помощи ножа закапывать рюкзак с долларами рядом с кучей отходов слесарной мастерской. Закопав его на глубину около тридцати сантиметров, навалил сверху обрезки листового металла и металлическую стружку.

Удовлетворившись проделанной работой, я показал появившейся Ольге место захоронения и начал выискивать среди железа какой-нибудь прут для самообороны. Когда, наконец, подходящая железка нашлась, у Конторы начали стрелять. Выждав минут пятнадцать, я пошел по направлению к ней и на окраине свалки наткнулся на Николая. В руках у него были два "Узи". Он был сильно возбужден и, увидев меня, сразу же стал рассказывать, глотая слова и размахивая руками:

– Представляешь, выпустил их я! Сказал, что Шура их в столовую приглашает. Двое мужиков сразу же наверх побежали, а баба-Юлька ко мне бросилась...

– Ну и что?

– Опрокинула меня наземь, обнимать, целовать начала и тому подобное. Как только я догадался ей сказать, что Ленька Худосоков меня за ней послал? Вскочила сразу и убежала вприпрыжку. Я – за ней. Она выскочила на поверхность и, представляешь, сразу к клоповнику нашему бросилась... Как она могла знать, что Шура Худосокова туда спрятал? А я к конторе подкрался, смотрю, а у входа лежат двое охранников и метрах в пяти перед ними – один бешеный, ну тот, который холостой...

– Кузьма... – вставил я.

– Да, Кузьма Кровь из него ручьем течет – видно из двух стволов расстреляли. А когда я автоматы у охранников забирал, увидел, что головы у них цепью раскроены. А в открытую дверь мельком второго бешеного увидел, дергался он... Кровища из него хлещет, а он в судорогах предсмертных цепью этой, вот с такими звеньями, по полу молотит... И представляешь, когда ко мне двое мордоворотов из здания бросились, он привстал и сразу обоим ноги в хруст переломал!