Сумасшедшая шахта - Белов Руслан - Страница 13

С минуту полюбовавшись этими мрачными подземными просторами, я поднял из-под ног камень и бросил его в противоположную стенку щели. Щелкнув о нее с резким отзвуком, камень упал в черную воду. Хотя это произошло в сорока пяти метрах ниже нас, звук удара о воду и плеск брызг были весьма отчетливыми и гулкими.

– Вон, туда тебе надо! – указал Шура на один из штреков. – Крестиком этот штрек был помечен.

Эхо от его слов было таким четким, что мне самому захотелось что-нибудь сказать и я спросил его:

– Послушай, а ты откуда так шахту эту знаешь?

– Да я в ней до зоны несколько лет работал слесарем-электриком. Я ее как свои пять пальцев знаю.

– А сел за что?

– За что надо, за то и сел!

– Да ладно тебе злиться! Не хочешь говорить – не говори. Я, вот, вижу, что тут спустится можно, если осторожно. Смотри, вот по этому наклонному карнизику можно добраться вон к тому уступу. А с него – вон, к той малюсенькой площадке над самым штреком – я с закрытыми глазами спущусь. Вот только неясно, как с этой площадки в него заскочить... Да, ну, ладно – на месте разберемся.

– Не мешкай там, – зевнул Шура. Нас, наверное, наверху уже потеряли.

– Да я быстро. Туда и обратно.

– Если пропадешь, мне Инка яйца сварит.

– Не пропаду, я осторожный.

И я полез в щель и через пять минут уже пробирался по карнизу. Но, когда до того места, с которого я собирался спуститься на 9-й горизонт, оставалось совсем немного, карниз метра на полтора выклинился. Я знал, что Шура стоит сверху и наблюдает за мной и поэтому мне, испорченному советским воспитанием, ничего не оставалась делать, как прыгать. И я прыгнул, но неудачно (терпеть не могу, когда глазеют в спину)...

С такой высоты я летел впервые и потому, испугавшись, не смог войти в воду достойным образом. Сильно отшибив спину и бедра, я камнем пошел ко дну. Но по большому счету мне повезло – стенка щели оказалась совсем рядом. И, очутившись под водой, я сразу же поднырнул к ней и, методом тыка найдя небольшой уступчик, смог стать на ноги, да так удачно, что голова моя оказалась над водой. Вода была чистой и не очень холодной и, если бы не тянувшие ко дну намокшая одежда и фонарь, я наверняка поплавал бы для удовольствия с минуту – другую в этом озере глубиной в несколько десятков, а, может быть, и сотен метров. Придя в себя и отдышавшись, я вытянул из воды не думавший тухнуть фонарь и начал соображать, как добраться к чернеющему в полутора метрах над головой штреку.

На преодоление этого расстояния у меня ушло около часа – стенка щели в этом месте и на много метров в стороны была практически вертикальной и без существенных неровностей. Я восемь раз срывался с нее в воду, пока не догадался вбить свой нож в едва заметную трещину. Оказавшись в штреке, уселся на подвернувшуюся шпалу и, высоко подняв сначала одну, а затем и другую ногу, вылил из сапог воду. Наверху, на 8-ом горизонте сверкал неподвижный фонарь Шуры.

"Ну и нервы у этого шизоидного параноика, – подумал я, покачав головой. – Слова не сказал, головой не шелохнул. Чудо в перьях!"

Я брел по штреку метров триста, но никакой денежно-вещевой материализации крестика Юдолинской схемы не нашел. Дальше идти мне показалось бесполезным – и так уже было пройдено метров сто лишних. И, я нервно перекурив, повернул назад. Теперь надежда была лишь на то что, материализация Юдолинских ценностей произойдет в одной из встретившихся мне по пути сюда рассечек.[11]

"Если ничего не найду, – пришло мне в голову, – ребята меня убьют! Каков этот крестик, таков и другой, на дне шахты". И я представил лица Борьки и Коли в момент, когда до них дойдет, что они прибыли за 9 тысяч километров Инкины щи хлебать. "Борька, тот криво посмеется, а Колька покраснеет от досады, а потом скажет мне какую-нибудь гадость. Надо будет с собой водки взять... С ней он что угодно простит. Даже девять тысяч километров".

И, вконец расстроенный, я прибавил шагу и тут же, попав ногой в выемку из-под вынутой шпалы, споткнулся и упал.

"Господи, не везет-то как! Хоть плачь!" – подумал я, очутившись в жидкой грязи.

– А это что такое? – сказал я уже вслух, снимая с правой щеки что-то липкое. – Что-то это мне напоминает... Ни ткань, ни бумага...

И, взяв в руки каску, я направил укрепленный на ней фонарь на бумажку и... увидел заляпанного грязью Франклина, кажется Бенджамена!

Я не стал целовать дензнак бывшего потенциального противника СССР, а ныне вечно потенциального друга Российской Федерации. Вместо этого я поднялся на ноги и стал внимательно рассматривать землю вокруг себя. И ничего больше не нашел. Но не очень-то огорчился. Было ясно, что найденная купюра вовсе не из зарплаты местного Плутона за июль месяц. И если есть одна купюра, то есть и другие.

И в первой же рассечке, оказавшейся подходной к восстающему, пройденному с 10-го горизонта, я нашел разорванный целлофановый пакет размером 30 на 40 см (вместимостью не менее, чем в один миллион долларов) с единственной сто долларовой купюрой внутри, разломанный на две половинки пластмассовый дипломат и полтора десятка заплесневевших американских президентов. Они расползались в руках и были в полной негодности. Но в восстающем, в маслянистой воде, стоявшей метра на полтора ниже уровня подходной выработки, плавали всенародно избранные, которых хоть сейчас можно было бы вести на прием к Хвостатой смерти. И с помощью найденной в штреке проволоки мне довольно быстро удалось выловить две с половиной тысячи долларов.

Распихав по карманам добычу, я пошел по направлению к щели, гадая по дороге, что же такое могло случится у восстающего во время захоронения долларов.

"Только одно, – решил я, подумав. – Один дипломат те люди, которым было поручено спрятать деньги, решили присвоить и при разделе его содержимого, поссорились и проигравший был утоплен. Но почему победивший следов не замел? Странно... Но, слава Богу, если бы он все за собой прибрал, я бы этого места не нашел... А теперь, по прибытии акваланга первым делом мы нырнем в этот восстающий...

И, когда я воочию представлял, как мы с друзьями выгребаем из восстающего волнующие кучи баксов, мой фонарь потух и вокруг мгновенно воцарилась кромешная тьма. Я тут же попытался привести свой "Кузбасс" в порядок посредством постукивания его частями о стену, но тщетно. Кончились эти попытки тем, что я разъярился и с размаху разбил аккумулятор об стенку штрека.

Осознав глупость расправы с фонарем, успокоился и, время от времени касаясь правой рукой стенки штрека, пошел к щели. Продвижение было весьма медленным – ведь каждую следующую минуту я мог провалиться в подземное озеро, правда не с высоты шестиэтажного дома, как час назад, а всего лишь с полутора метров. Так и случилось – споткнувшись обо что-то, лежавшее поперек штрека, я упал в воду! Очутившись в озере, перво-наперво стал соображать, за что же меня угораздило зацепился – ведь перед уходом к Юдолинскому крестику я отодвинул к стене шпалу, на которой сидел после первого купания... Ответ пришел сверху в виде зажегшегося в штреке фонаря. "Это Шура, гад, сидел, вытянув ноги поперек штрека! – сообразил я, выбираясь на берег. – И спал, собака!"

– Прости, браток! Закемарил, – сказал мне Шура виновато, когда я с его помощью поднялся в штрек. – Опять ты искупался! Но ничего, в сауне отогреешься. Пошли, что ли домой? Я, пока тебя не было, тропку наверх наладил – слепой пройдет. А где карниз обрывается – доску-пятерку, бросил. Иди за мной.

Меня разобрала нервная дрожь и, чтобы ее не выдать, я смолчал.

О результате моего подземного путешествия Шура не спросил, ни в этот день, ни в последующие.

На устье шахты нас встретила конфузливо улыбающаяся Инесса.

– Я тебя весь день искала, – сказала она, поцеловав меня в щеку. И обернувшись к Шуре продолжила:

– Представляешь, когда я начала стряпать котлеты, Костик из-за двери попросил сделать пельмени. Я открываю дверь, а его и след простыл! Подумала, что ушел куда и взялась за пельмени. Когда фарш перчить начала, он мне опять уже из-за спины говорит: "Не люблю с перцем, сыпь поменьше". И так весь день со мной в прятки играл, пока...