Солдаты неба - Ворожейкин Арсений Васильевич - Страница 84

— Галя, да товарищ капитан шутит! — Она посмотрела на меня взглядом, плавящим любое плохое настроение: — Да? Придете?

Эту девушку я где-то встречал. Вспомнил — в Скоморохах. Она тогда пригласила Лазарева танцевать. И сейчас она перехватила у меня инициативу. Как теперь все свести к шутке? Я ничего не мог придумать, кроме как в примирительном тоне сказать:.

— Придем обязательно.

Прежде чем уйти, девушка в белом платье с лукавой улыбкой взглянула на Лазарева:

— Мы ждем вас, шоколад и конфеты будут.

Сергей хотел было что-то сказать, но смутился и прикусил свой язык, ранее всегда дерзкий в подобных случаях. Такого с ним еще никогда не случалось. По крайней мере, никто из нас этого не замечал, но уже «солдатский телеграф» передал, что он пленен девушкой-блондинкой из БАО.

Около двухсот человек собралось на праздничный ужин в аэродромном бараке, разгороженном на комнаты-клетушки. Мужчин мало. Это командование батальона и шесть летчиков из обоих авиационных полков, базирующихся в Ровно.

С помещением девушки все решили просто: несколько комнат соединили в одну, сняв между ними перегородки. Побелив и празднично украсив, они превратили этот сарай в просторный зал. Даже с люстрами, горящими от настоящего электричества, неизвестно откуда проведенного. На стенах висели неплохие картины. Красиво были накрыты столы. Несколько ваз с цветами. Откуда в такое время цветы? Много шоколада и конфет. Это понятно: на фронте женщинам вместо махорки и папирос выдавали разные сласти, и они, видимо, подкопили их для этого дня.

Кое-кто из девчат надели гражданские платья и совсем изменились. Гимнастерки все-таки старили, их, огрубляли, и, может быть, поэтому некоторые девушки, находясь в полевых условиях, невольно перенимали мужские привычки. Сейчас, переодевшись и оказавшись в праздничной обстановке, они выглядели милыми, обаятельными, женственными.

После сырых землянок и тяжелых боев нам в гостях все нравилось. Мы почувствовали семейное тепло и уют. Здесь все просто и хорошо. Так могут сделать только женщины. По всему видно — они здесь хозяева. У нас в полку девушек немного. Главная фигура у нас — летчик. В БАО же главные работники — хозяйственники: кладовщики, шоферы, официанты, врачи, медперсонал. Половина из них — женщины, и хозяйничать они умеют. Мы, летчики, почти всегда были довольны работой нашего тыла.

Приходят на память слова из песни: «И девушка наша проходит в шинели, горящей Каховкой идет…» Это про наших матерей — комсомолок гражданской войны. Теперь тяжесть войны легла на их детей. И снова девушки на фронте. Воюют хорошо. Мне приходилось видеть мужчин трусами, и читать о них, и слышать, а вот трусов женщин — не знаю. И будущее поколение будет гордиться своими матерями, как мы гордимся Анкой-пулеметчицей.

Наши новые знакомые — Галя и Дуся — связистки. Девушки грамотные, развитые. Они усадили нас с Лазаревым между собой. Галя в черном нарядном платье. По характеру она какая-то спортивно-энергичная, напористая. У нее все в непрерывном движении и изменении. И в этом заключается особая красота, красота новизны. Галя ни с того ни с сего озадачила меня вопросом:

— Скажите, как женщине стать генералом?

— Сначала нужно женщине превратиться в мужчину, — отшутился я.

— Я вас серьезно спрашиваю. И вообще, есть ли у нас женщины-генералы?

— По-моему, нет.

— А могут быть?

— Почему бы нет?

— А почему тогда нет?

Я не знаю, что ей ответить, и с серьезным видом советую:

— Напишите об этом товарищу Сталину. Галя обиделась и маленькими своими кулачками, как барабанными палочками, забила по столу:

— Вы уклоняетесь от прямого ответа? И вообще, мужчины всюду захватили управление государством в свои руки. Если бы женщины были у власти, они не допустили бы никаких войн.

— Ну, это как сказать, — не согласился я. — Царицы Екатерина Вторая и грузинская Тамара — женщины, а вели большие войны и были, как гласят источники, злы и коварны.

В это время кто-то задушевно запел:

Все смолкли. Галя впервые за ужином сидела спокойно, плотно сжав свои пухлые губы. Я жестом приглашаю ее петь, и мы оба подхватываем:

Про тебя мне шептали кусты…

Когда додели эту песню, Галя предложила Дусе спеть «Огонек», но та сделала притворно-испуганное лицо:

— Не могу. — И кивает на Лазарева: — Мой повелитель не любит, когда я пою.

Дуся — полная противоположность Гале. Хотя ростом такая же невеличка, но в движениях плавна и изящна. В белом платье она как цветок лилии, до того светла и нежна. Кажется, прикоснись к ней пальцем — и оставишь след.

Нам, в своих не первой свежести гимнастерках, давно не видавших утюга и казавшихся какими-то жеваными, сначала было неловко сидеть рядом с ней. Однако она своей непосредственностью и шутливым кокетством сразу разогнала это чувство, и разговор пошел легко. Незатейливые шутки вызывали искренний смех и душевное сближение. В мягком, тихом голосе Дуси было что-то чарующе-теплое и повелительное. Ее голос словно ласкал тебя, и ты невольно подчинялся ему. Глядя на Дусю и Сергея, сразу можно понять, что она действительно покорила парня. Он, как пай-мальчик, во всем слушался ее. Вот он закурил. Она ласково, но с такой милой, обворожительной обидой, какая может быть только у женщин, спрашивает:

— Сережа, а ты знаешь, что одна папироса убивает зайца?

— А зачем ему так много давать курить? — Лазарев словно не понимает цели вопроса, но покорно гасит папиросу и берется за бутылку вина.

Дуся перехватывает его руку, осуждающе смотрит;

— Ты хочешь еще?

— По маленькой можно.

Дуся мягко, но уверенно берет у Сергея бутылку и, нахмурив светлые брови, замечает:

— Один древний философ сказал, что опьянение — это добровольное сумасшествие. — И вместо бутылки ставит стакан чаю.

— Я раньше тоже не любила чай, — шутит Дуся, — дома сахару жалко было, а в гостях же накладывала столько, что пить противно. А как пришла в армию, здесь норма — хочешь не хочешь, а пей, иначе останешься без чая. И научилась.