Солдаты неба - Ворожейкин Арсений Васильевич - Страница 40

Майор Василяка находился на старте у радиостанции: управлял истребителями при взлете и посадке. Он нетерпеливо оглядывал небо, ожидая возвращения остальных.

— Вы правильно поступили, — одобрил мои действия командир полка. — Они заблудились. — И, посмотрев на часы, раздраженно махнул рукой: — Горючего уже нет, где-то должны сесть. А я-то думал, дали подготовленных ведущих. Вот что получилось…

Мы пошли на КП.

— Что с земли сообщил пункт управления? — на ходу спросил командир полка.

Только сейчас я вспомнил, что про наземный КП позабыл и с ним даже не пытался установить связь. Сказалась привычка воевать без радио.

Майор долго разговаривал с кем-то по телефону. К моему удивлению, наземный командный пункт к нам никаких претензий не имел.

— Что известно о тройке? — спросил меня Выборнов, когда я возвратился в эскадрилью.

— Как в воду канули. С фронтовых аэродромов и от наземных войск пока никаких вестей.

— Куда же они могли деться? — сокрушался Выборнов. — Неужели пощелкали «мессеры»?

— Не думаю, просто заблудились и, чтобы не попасть к немцам, взяли курс на восток.

Разговор забил шум моторов — новая группа улетела на задание.

Пыл боя у всех спал. Теперь можно спокойно разбирать свои действия.

Оказывается, молодые летчики расстреляли все свои патроны и снаряды. Это и понятно. Самое трудное в первых боях — определить расстояние до вражеского самолета. Начинающие воевать всегда открывают огонь с больших дистанций — за шестьсот — восемьсот метров до подхода к цели. Действительный же огонь, огонь на уничтожение, — с пятидесяти — — ста пятидесяти метров.

Почему же летчики стреляют с больших дальностей? Главная причина — психологическая. Волнение, ненависть, задор, умноженные на чувство опасности, порождают спешку и суету. И у новичка не хватает терпения близко подойти к противнику. В какой-то мере подводит летчика и оптическое свойство неба — скрадывать истинное расстояние.

В полку осталось всего восемь исправных самолетов. Мы срочно двумя звеньями поднялись на задание. Со мной — Мелашенко, Выборное и Тимонов. Второе звено вел лейтенант Иван Козловский. Войну Иван начал с первого же дня. Потом мы с ним вместе учились в академии и вместе прибыли в полк. Здесь он уже уничтожил два самолета противника. Командир подготовленный. Остальных летчиков его звена я даже не успел увидеть, как все разбежались по своим машинам, чтобы немедленно подняться на перехват вражеских бомбардировщиков.

Я сидел уже в самолете, когда командир полка подбежал ко мне и торопливо предупредил:

— Смотри с истребителями не связывайся! За это второй раз не простят. Будут бомбардировщики — иди на все, но чтобы ни одной бомбы они не сбросили. А к корректировщикам близко не подходи: для их уничтожения выделены специальные истребители.

Как только отошли от аэродрома, появились облака. Над фронтом они сгустились, и видимость ухудшилась. Дым и гарь застилают глаза, но вверху через редкие окна туч виднеется голубое небо и яркое солнце. Там прекрасная видимость. Враг может нагрянуть оттуда. Скорее к солнцу!

Кругом густая синева неба. Все залито светом. Воздушные просторы раздвинулись, дышится свободно. Здесь противника не проглядим. Но бомбардировщики могут подобраться снизу, прячась во фронтовой копоти. Значит, нам нельзя всем лететь над облаками.

Звено Козловского оставляю в сияющем прозрачном океане, а со своим звеном ныряю в дым, ближе к земле. Сразу попадаем в разрывы зениток. Самолет Мелашенко подбит и скрывается в мутной гари. Остаемся втроем. Выходя из зенитного огня, резко кручу машину вправо и чуть не сталкиваюсь с «юнкерсами». Их много — десятка два. А вдали маячит еще такая же стая бомбардировщиков. Темнеет в глазах. То ли от вражеских самолетов, так внезапно появившихся, то ли от дыма. Первая группа бомбардировщиков через несколько секунд будет уже над линией фронта.

Но где же вражеские истребители? Немцы без них «юнкерсов» не посылают.

— «Мес-се-е-ры-ы» атакуют! — протяжно передал с высоты Иван Козловский.

Теперь вижу их и я. Сизо-грязноватые, сливаясь с дымом, они хищно шныряют и под нами.

Их тоже очень много, и они, конечно, сделают все, чтобы не допустить нас к бомбардировщикам. Надежда только на то, что мы к «юнкерсам» несколько ближе, чем они. Нужно воспользоваться этой разностью в расстоянии и немедленно атаковать.

— Тимоха, бей левого заднего! Я — правого! Выборнов, прикрой нас! — передаю по радио, позабыв сообщить об истребителях противника.

А мысль тревожно бьется. В голове, опережая события, уже разворачивается картина боя. Только бы успеть нанести удар до нападения немецких истребителей! А если они подойдут при атаке? Надежда на Выборнова. В его власти задержать их на одну-две секунды. Но на подходе и вторая группа бомбардировщиков. Как быть с ней? Может, подоспеет Козловский? Удастся ли ему оторваться от «мессершмиттов» и помочь нам?

— Ваня! — тороплю его. — Скорей спускайся к нам! Здесь «юнкерсы»!

Бомбардировщик передо мной увеличивается в размерах, растет. Я приближаюсь к нему сзади снизу. Здесь нет у него защитного огня. Для меня «юнкере» безопасен: пулемет у него сверху.

Моя жертва летит крыло в крыло с другим «юнкерсом», а там еще и еще, и все сомкнуты. Строй слитен, точно гигантский клин из самолетов.

Целюсь. Чувствую дрожь в руках. Хочется обернуться назад: может, там уже сидит немец. Нельзя — упустишь время! Точку перекрестия прицела исправляю прямо в мотор неуклюжей туши «юнкерса». С силой нажимаю на гашетки пушки и двух пулеметов. Бомбардировщик разваливается. Одно крыло с черным крестом проносится мимо. Едва успеваю отскочить от обломков вверх. Теперь можно и оглянуться.

Сзади меня — никого. Где же Выборнов? Тоже бьет «лапотников». Не видя истребителей противника, он счел излишним прикрывать нас и бросился на «юнкерсов». Соблазн велик: бомбардировщиков противника полно, бей только.

Бросаю взгляд на Тимонова — в хвосте у него уже сидит «мессершмитт». У меня — тоже. Резкий доворот — и я отгоняю немца от Тимонова. Таким же маневром он отгоняет «мессершмитта» от меня. Выручили друг друга.