Рассвет над Киевом - Ворожейкин Арсений Васильевич - Страница 49

Вечерело. Над аэродромом плыли низкие облака. Под кронами сосен, как бы притаившись, стоят наши «яки». Из-за погоды второй день не летаем. В ожидании отъезда на ужин летчики лежат на свежей соломе, пахнущей еще обмолотом, и, как охотники на привале, рассказывают разные истории из своей жизни. «Музыки» войны не слышно. Только запах пороховой гари с Правобережья Днепра напоминает о том, что битва не стихает.

В упорных, ожесточенных боях, взломав оборону противника на третьи сутки наступления, наши части подошли к Киеву и устремились в глубокий обход его с запада. Чтобы сдержать натиск советских армий, немецко-фашистское командование стало перебрасывать под Киев подкрепления из района Великого Букрина. Воспрепятствовать этому маневру лучше всего могла авиация. Но мы, прижатые к земле облаками, мало чем могли помочь наступающим войскам.

Вдруг в образовавшийся просвет прорываются лучи солнца.

— О-о, замаячила погода! — обрадовался Игорь Кустов.

— Да и дым идет кверху, — показал Априданидзе на дымок, ниткой вьющийся над землянкой КП. — Значит, завтра будет ясно.

— Хорошо, если бы твое пророчество сбылось, — заметил Лазарев. — А то все только ахаем, что не летаем. От этого наземным войскам пользы ни на грош.

В самый разгар разговора подошел начальник штаба полка. Федор Прокофьевич сообщил, что наши войска завязали бои на окраине Киева.

— Значит, к празднику Киев будет освобожден! — воскликнул командир эскадрильи старший лейтенант Александр Вахлаев.

— Будет! — уверенно подтвердил майор Матвеев и пошел с этой радостной вестью на другой край стоянки самолетов.

После его ухода на некоторое время воцарилась тишина. Каждый был занят своим, осмысливая услышанное. Недалеко от нас, у командного пункта, алея развевалось Знамя полка. Игорь Кустов, задумчиво глядя на него, заговорил:

— Знаете, братцы, наземные части идут в бой со знаменами, а у нас, в авиации, Знамя полка приходится видеть редко, все в штабах хранится.

— Может, ты полковое Знамя на свой «як» прицепишь и полетишь? — улыбнулся лежавший с Игорем летчик.

— А что, если покрасить носы наших «яков» в красный цвет? Это тоже будет своеобразное знамя, и мы поднимем его в воздух в честь двадцать шестой годовщины Октября, в честь освобождения Киева!

— Неплохо будет.

Кустов встрепенулся и встал.

— Вот здорово у нас получится! Фашисты таких самолетов еще не видели.

— Не ерепенься! — прервал его один из старых летчиков. — Эта затея ничего не даст, разве только привлечет внимание немцев, и мы понесем напрасные потери.

И он рассказал, как на Калининском фронте в 1942 году техники из-за недостатка зеленой краски покрасили моторный капот его самолета в красный цвет. Когда по тревоге он прибежал к своему самолету, то не узнал машины. Привык видеть ее сверху зеленой, снизу голубой — под цвет неба. А тут стоит И-16 с красной головой, как гриб мухомор. Но разглядывать и что-либо предпринимать было поздно, нужно вылетать на сопровождение штурмовиков. Полетели. Сначала все было хорошо. Штурмовики сбросили бомбы на немецкие танки, обстреляли скопление пехоты и, видя, что их никто не трогает, пошли на следующий заход. И тут появились «мессершмитты». Ох и погоняли они нас. Меня с ведомым отрезали от всей группы. Ведомого сбили, а меня зажали в тиски. Думали, попался им какой-нибудь большой начальник или ас. Чудом ноги унес.

— Так теперь не сорок второй год, — заметил я.

— И мы не на И-16, — подхватил Кустов. Решили, покрасим носы нашим «якам»!

Утром 6 ноября мы приехали на аэродром значительно раньше вчерашнего. За ночь небо словно продуло. Чистое, звездное, оно дышало прохладой. Не успели еще спрыгнуть с машины, как узнали, что к четырем часам утра Киев был освобожден войсками 38-й армии.

Необычайный подъем охватил всех. Шумно разговаривая, мы спустились на командный пункт. Там при свете коптилки начальник оперативного отделения полка капитан Плясун, низко склонившись над картой, наносил последние данные о положении войск. Летчики окружили его, разглядывая новую линию фронта. На правом крыле до речушки Тетерев, в полосе 13-й армии, она осталась без изменений. Далее на юг круто отодвинулась от Днепра и Киева. Войска 60-й, 38-й общевойсковых и 3-й гвардейской танковой армий хлынули в прорыв, развивая наступление в направлении Житомир, Белая Церковь.

— А на букринском плацдарме, значит, нашим не удалось прорвать фронт? — рассматривая карту, сказал Худяков.

— Да, там почти все осталось по-старому, — отозвался Плясун. — Немцы плотно закупорили горловину букринской излучины.

Майор Василяка, сидевший за соседним столом и читавший боевой приказ, встал и подошел к нам:

— Нет худа без добра. Букринские бои отвлекли внимание врага от лютежского плацдарма, помогли нам подготовить оттуда наступление и в течение трех дней освободить Киев.

— Отвлекать внимание можно бы и ложными атаками, — заметил Плясун.

Он был близок к истине. Два раза провал — это уже не только неудача, но и потеря времени. Противник сумел создать крепкую оборону в районе Киева и подбросить свежие силы.

Василяка молча согласился с начальником оперативного отделения и кивнул на карту:

— То, что видите — уже устарело. Теперь обстановка с каждым часом меняется. Противник отступает на юг и запад. Наши преследуют. Сейчас перед нами стоит очень важная задача: с рассвета надежно прикрыть столицу Украины. Фашисты с утра могут попытаться бомбить город.

Вы сами понимаете, что это значит. Первый день освобождения, канун двадцать шестой годовщины Октября… — Он махнул рукой: — Да что тут говорить. Я думаю, задача ясна?

— Ясно, — приглушенно ответили летчики.

У самолетов в густой предрассветной темноте нас встретил старший техник эскадрильи Пронин и, как всегда, по установленной форме начал докладывать о готовности машин к вылету.

— Покрасили? — не выдержал Кустов.

— А как же? — в голосе Михаила Васильевича послышалось удивление: разве могло быть иначе? — Все восемь.

Взлетели с зарей. Разрезая упругий воздух, «яки» пошли ввысь курсом на Киев.