Над Курской дугой - Ворожейкин Арсений Васильевич - Страница 26

Штопор не прощает ошибок…

Зима. Глухая деревня Колпачки. Живые цветы на могиле Саши говорили о постоянном торжестве жизни над смертью.

Наше контрнаступление на Волге, начавшееся в ноябре 1942 года, переросло затем в общее стратегическое наступление Советской Армии на фронте протяжением в 1500 километров. А первым вестником грандиозных успехов в новом, 1943 году стали Великие Луки, освобожденные войсками Калининского фронта в результате решительного штурма. Дальше следовала одна победа за другой. 2 февраля в районе Волгограда закончилась ликвидация отборной 330-тысячной армии Паулюса. Фашисты далеко отброшены от Волги, освобождены Ростов, Луганск, Воронеж, Курск. Наступление на юге было поддержано новыми ударами по врагу на центральных фронтах.

Началось массовое изгнание оккупантов с советской земли.

Наша эскадрилья летала на прикрытие участка железной дороги Андреаполь — Торопец — Великие Луки и командного пункта фронта. За это время только один летчик, Гриша Тютюнов, задержался с вводом в строй. Правда, пилотировал он уже увереннее, но порой еще испытывал какую-то растерянность в учебных боях и при самолетовождении. Вот почему его редко посылали на боевые задания. Тютюнов пожаловался командиру полка, «зажимают», мол.

Для расследования жалобы в эскадрилью прибыл капитан Василий Иванович Рогачев, недавно назначенный начальником воздушно-стрелковой службы полка. Наконец-то истребительная авиация получила штатного работника, который будет заниматься изучением и обобщением опыта воздушных боев.

Василий Иванович, небольшого роста, смуглый, со спокойными и добрыми чертами лица, сразу всем понравился. Он недавно кончил курсы по новой специальности, участвовал в войне с первых дней, хорошо разбирался в тактике авиации. Тютюновым он заинтересовался в первую очередь как воздушным бойцом.

— Я встречал таких людей. Бывает, и летает неплохо, а как бой — словно невменяемый, — выслушав наше мнение о Григории, заметил Рогачев. — Кое-кто поведение таких летчиков объясняет тем, что у них слабы нервы. А для укрепления нервов летчика, мол, надо почаще посылать в бой: побывает два — три раза в хороших переплетах — вылечится. Но поверьте: из таких редко получаются хорошие истребители.

Сам Гриша заявил Рогачеву: — Самолет я освоил, теперь могу идти на любое задание. Неудобно перед товарищами. Вся армия наступает, а я все учусь. Сколько же можно? Так и война кончится.

Капитан Рогачев, разобравшись, посоветовал мне слетать с Тютюновым и дать окончательное заключение. Установили такое задание: Григорий летит по маршруту, а я за контролирующего сзади. Возвращаясь, над своим аэродромом производим учебный бой.

По карте, где прочерчен предстоящий маршрут со всеми расчетами, Гриша обстоятельно доложил мне, как будет выполнять полет.

— А как будете действовать, если на середине маршрута нас атакуют истребители противника?

— Как?

— Допустим, нападет пара или звено «сто девятых».

Тютюнов подумал-подумал и твердо ответил:

— Драться.

— А потом?

— Домой.

— С каким курсом?

Летчик прикинул в уме и точно ответил.

Однако вылет из-за неисправности оружия на моей машине на несколько минут задержался. В эскадрильях пока еще на всех самолетах стояли пулеметы «Шкас», уже снимавшиеся с вооружения. И только у меня на машине недавно мы сами установили под мотором новый крупнокалиберный пулемет, что значительно увеличило огневую силу истребителя. Утром при опробовании пулемет отказал. Мастер по вооружению Тося Кирсанова сняла его. И тут же, разостлав брезент около самолета, прямо на снегу, разобрала на части, чтобы устранить неисправность.

— Через десять минут будет готов, — заверила оружейница.

Ожидая, я поинтересовался, какой же был дефект.

— Утыкание патрона! — и она показала смятый патрон.

Я обратил внимание, что девушка при двадцатиградусном морозе скинула варежки. Маленькие, чуть пухленькие руки покраснели. На них заметны темные нити кровеносных сосудов, ссадины и ушибы. Видно, нелегко ей далась профессия мастера. Теперь она с удивительной сноровкой очищала от пороховой гари и старой смазки тяжелые стальные части пулемета, поседевшие от холода. Девичьи руки сейчас готовят оружие к бою почти во всех полках нашей авиации. И готовят хорошо! А сколько девушек работает связистками. Женщины воюют наравне с мужчинами. Глядя на Тосю, хотелось сказать ей что-то приятное, но, кроме сухих служебных слов, ничего не нашлось:

— Не мешало бы надеть варежки, а то, наверное, пальчики окоченели?

— Ой, что вы! Ни чуточки! — задорно ответила она. — Я сибирячка, привычная. У нас там не такие еще холода бывают…

Поставив пулемет, Кирсанова звонким голосом сказала:

— Теперь будет работать как часы! — И, мило улыбаясь, пожелала: — Вот хорошо, если бы в этом вылете опробовали… Завалите какого-нибудь фрица!

Полетели. Погода безоблачная. В утреннем морозном воздухе видимость прекрасная. Лес, деревни, реки, озера — все укрыто толстым снежным покровом. Земля кажется сплошной белой пустыней. Привычный взгляд, и свободно, как летом, читаешь зимнюю карту местности.

Второй отрезок треугольного маршрута подходил близко к линии фронта. Как и «проигрывали» на земле, здесь действительно встретилась пара Ме-109. Короткая схватка! Один «мессершмитт», очевидно, подбитый, выходит из боя. Создается удобный момент его прикончить. Погнался за ним, напарник — за вторым. Опасаясь потерять Гришу из виду, оставляю преследование и спешу к своему напарнику. Он улетел от меня уже на порядочное расстояние и оказался за линией фронта. Мои призывные помахивания крыльями — «Возвратись!» — ни к чему не приводят. Тютюнов летит на полной скорости, и я, как ни стараюсь, сблизиться не могу. Чудак, разве можно, не имея преимущества в высоте, догнать Ме-109. Упрямо, не обращая ни на что внимания, словно конь, закусивший удила, он на полной скорости мчится в глубь расположения вражеских войск.

Немецкий истребитель уже скрылся. Стало ясно, что дальше лететь опасно: появись какая-нибудь шальная пара «мессеров» — неизбежен бой. Тогда даже при благополучном исходе не хватит горючего для возвращения к себе.