В глуби веков - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 19

Парменион не мог спать. Его томили одни и те же мысли. Александр и не думает остановить поход, он все дальше и дальше углубляется в Азию…

Вспоминалось, как Александр в Гордии разрубил Гордиев узел и молодые полководцы кричали потом с восторгом: «Азия наша! Азия наша!»

Но Парменион не одобряет этого решения — захватить Азию. Нарушится вся жизнь. Пусть даже они победят, но Азия велика, а македонян мало. Как смогут они удержать эти огромные земли, эти бесчисленные азиатские племена?

Вот и в войсках уже слышится ропот. Пора бы и домой…

Но что делать? Александр об этом не хочет и слышать. Он одержим своим безмерным честолюбием. Победы безоглядно влекут его всё дальше и дальше. Ах, неразумно, неразумно все это. Он забывает, что милость богов непостоянна!

Но может случиться и так, что Александр не вернется из этой опасной своей экспедиции… И тогда все решается просто: они возвратятся в Македонию.

Парменион, испугавшись этой мысли, тотчас отогнал ее. Как он мог так подумать о своем царе!

А все же подумал… Парменион заснул лишь под утро. А на рассвете услышал ликующие крики:

— Царь вернулся!

Парменион вздрогнул, открыл глаза, вскочил. Худощавый, легкий, он почти выбежал из шатра.

Кричали этеры:

— Царь вернулся!

В бледном свете зари Парменион увидел царя. Александр соскочил с коня. Этеры окружили его. Военачальники спешили к нему со всех концов лагеря.

— Проход свободен, Парменион! — Глаза Александра возбужденно блестели. — Им довольно было увидеть вот эти белые перья!.. — Он взмахнул рукой над своим шлемом. — И они бежали!..

И тотчас отдал команду выступать.

«Все выходит так, как он хочет, — подумал Парменион. — Клянусь Зевсом, один его вид наводит ужас! Слава победы у Граника и Галикарнаса летит быстро… А страх — еще быстрее».

Войско Александра растянулось длинной вереницей, лишь четыре человека могли идти в ряд. Мрачное ущелье с нависающими над головой скалами было нелегкой и опасной дорогой. Узкая полоса рассветного неба светилась где-то очень высоко, оставляя глубину прохода в сырости и полумраке. Острые камни, осколки скал мешали идти. Горные потоки, холодные и яростные, наполняли ущелье грохотом падающей с далеких вершин воды.

Александр послал вперед легковооруженных. Стрелки из лука, держа стрелы наготове, шли впереди и осматривали тропу, опасаясь внезапного нападения. Македонян могла встретить засада, а в ущелье не развернешься к бою.

— Армия вступает не в горный проход, — сказал Александр, подведя войско к Воротам, — армия вступает на поле сражения!

Так македонские отряды и шли, напряженные, готовые к битве.

Задние ряды не знали, долго ли придется идти под страхом смерти в этом жутком сыром полумраке. А передние отряды уже видели широкий солнечный просвет. И пока длинная вереница воинов еще далеко тянулась по ущелью, Александр выехал на широкую зеленую равнину киликийской земли.

— О Зевс и все боги!

Только это он и мог сказать, вырвавшись из ущелья.

Его расчеты, что врагу и в голову не придет искать Александра на таком безнадежно опасном пути, оправдались. Ведь так просто было погубить его здесь вместе со всем его войском! Можно было завалить камнями проход и сверху такими же камнями закидать и похоронить македонян под ними!

Македонское войско вздохнуло свободно, выбравшись на светлую теплую землю Киликии. Воины легко шли по равнине. Полусожженные Арсамом города, полуразоренные села не сопротивлялись. Чистые реки, пересекающие страну, давали вдосталь хорошей воды…

Александр двигался к городу Тарсу[*]. Разведчики донесли, что Арсам пока еще находится в Тарсе. Арсам надеялся сохранить Тарс. Но, узнав, что Александр уже прошел Ворота, собирался оставить город, и жители боялись, что Арсам, прежде чем уйти, разорит и опустошит его. Услышав об этом, Александр во главе конницы и самых быстрых вооруженных отрядов помчался к Тарсу. Он хотел сохранить город и его сокровища для себя.

Солнце палило по-летнему, отряд окружала горячая желтая пыль.

Тарс лежал на равнине. Еще издали Александр увидел, что город горит — то в одном конце города, то в другом поднимается черное облако дыма и вспыхивают бледные отсветы огня. Царь приказал легковооруженным скакать в город и тушить пожары. А когда он и сам со своей конницей ворвался в городские ворота, ему донесли, что Арсам бежал. Город, покорный и тихий, лежал перед Александром. Пожары один за другим погасли. Арсам не успел опустошить Тарс.

И только сейчас, когда скачка кончилась и наступила тишина, Александр почувствовал, что изнемогает от жары и от усталости. Солнце стояло в зените, обрушивая на голову пламя полуденных лучей. Пот заливал лицо, серое от пыли, тело задыхалось от доспехов.

Войско вступило в Тарс. Неожиданно перед усталыми, истомленными зноем людьми засверкала быстро бегущая река Кидн, пересекавшая город. Это был широкий чистый поток, он дышал прохладой и свежестью снежных вершин, откуда текли его сверкающие воды. Тенистые деревья осеняли его берега. Александр соскочил с коня, тут же сбросил доспехи, разделся, прыгнул в реку… И сразу потерял сознание. Его оцепеневшее от ледяной воды тело на глазах всего войска медленно уходило в темную глубину, на дно…

Крик поднялся над Кидном. Воины, этеры, телохранители в одежде, как были, бросились в реку, выхватили из-под воды Александра, на руках отнесли в шатер. Друзья со страхом глядели на царя — жив ли? Александр открыл глаза, хотел что-то сказать и не мог. Жизнь еле теплилась в нем.

Тревога грозой пронеслась по македонскому войску. Военачальники, этеры, старые полководцы — все толпились около царского шатра, старались пробраться ближе к царю; стража еле сдерживала их. Весь лагерь уже знал, чтo случилось. Люди были в растерянности, в смятении…

— Царь умирает! Царь умирает!

Старые полководцы проклинали себя за беспечность:

— Что же это мы не углядели? Не уберегли сына Филиппа! Что бы сказал нам сейчас наш царь Филипп?!

Среди воинов пошел страх.

— Кто же нас выведет отсюда, если царь умрет? Мы без него погибнем!..

Гефестион не отходил от Александра. Врачей призвали немедленно. Они растирали тело царя до тех пор, пока не привели его в чувство. Они лечили его, поили разными снадобьями. Александр боролся со своей болезнью, но сильный жар отнимал у него силы. Он весь полыхал, он не мог заснуть ни днем, ни ночью, его била дрожь. Сразу осунувшийся, он смотрел широко открытыми глазами на всех, кто подходил к нему, и хриплым, еле слышным голосом спрашивал:

— Скоро ли вы меня вылечите? Разве не знаете вы, что Дарий снаряжает войско? Скорей поднимите меня, я слышу шаги врага!

Но врачи ничего не могли поделать. С сумрачными лицами, в безнадежности отходили они от ложа царя и тихо переговаривались между собой:

— Река погубила его.

— Болезнь не поддается лечению…

И только врач Филипп-Акарнанец молчал, задумчиво глядя на больного.

Гефестион с тоской и страхом видел, как меняется лицо его друга, как обостряются его черты… Александр быстро слабел. Он ничего не ел, не спал. У него пропал голос…

Гефестион грозно подступил к смущенным врачам:

— Говорите прямо — вы можете спасти царя?

Врачи опустили глаза.

— Мы больше ничего не можем сделать.

У Гефестиона перехватило дух.

— Царь умрет? Александр умрет?

— Я берусь вылечить его, — вдруг сказал Филипп, — только пусть никто не мешает мне.

Он покосился в сторону врачей. Врачи, пожав плечами, удалились.

Возникла надежда. О Филиппе шла добрая слава. Он умел лечить и многих вылечил. Гефестион взял его за руку, поглядел ему в глаза.

— Филипп, спаси нам Александра! — и, стыдясь своих рыданий, пропустил Филиппа к царю.

Внезапно, растолкав воинов, перед царским шатром появился гонец.

— От полководца Пармениона! — крикнул он, подняв над головой свиток. — Приказано передать немедля!