Старшая сестра - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 13

Учительница тоже испугалась. Она велела Тамаре вернуться на место. Та вернулась, но глаза её сердито блестели.

– Тоже ещё, кричит… – пробормотала она в сторону рабочего.

И, обернувшись, проводила взглядом отца, который свободно и будто не глядя уклонился от страшной цепи и прошёл в цех. Тамара почти не узнавала его. Какой он молчаливый и незаметный дома и какой значительный и по-хозяйски уверенный здесь! Дома он просто «папка». А здесь он – инженер Белокуров, большой человек. Вон как приветливо, с каким уважением кланяются ему рабочие! Снимают кепки, чуть только завидят его. И как серьёзно слушают то, что он говорит… И шутят с ним – и папка с ними шутит. И смеётся даже, а дома Тамара никогда и улыбки его не видела!

Тамара глядела на отца с неожиданным чувством робости и смутного уважения. Только вот зачем он так резко прикрикнул на неё, да ещё при всех?.. А такой случай был показать перед девочками своё превосходство – ведь она всё-таки дочь инженера Белокурова!

Зина поняла её настроение.

– Ведь тут опасно, – сказала она, – вот он и испугался. Ты лучше посмотри: вон ещё кран идёт… А кто это оттуда смотрит? А-а, тётя Груша! Наша соседка тётя Груша.

Зина помахала ей рукой. Тётя Груша, закутанная от пыли платком, тоже помахала им сверху. Тогда и все девочки подняли весёлый крик и принялись махать крановщице. Лишь Тамара стояла молча, со скучающим видом. Ну что ей за дело до этой тёти Груши на кране и до этих мрачных цехов, где тяжёлые цепи подхватывают крюками чугунные опоки, похожие на коробки, и рядами устанавливают их, подготавливая к принятию литья, и до этих штабелей ещё горячего листового железа, и до этих станов, которые прокатывают эти листы… И вообще до всей этой тяжёлой, трудной и непонятной работы и до всей этой чуждой ей жизни завода…

А Зине было интересно всё. Особенно поразило её маховое колесо в прокатном цехе. Оно было такое огромное: половина его уходила под пол, а другая половина поднималась к потолку. Такое колесо даже и во сне не может присниться.

– Ох, громадина! – почти вскрикнула, увидев это колесо, Фатьма.

И Зина подхватила:

– Никогда, никогда я бы не подумала, что такие бывают! А ты?

– И я!

Руки их как-то сами собой протянулись друг к другу. Но подошла Тамара, решительно взяла Зину под руку и отвела в сторону.

– Колесо, колесо! Ну что особенного! – сказала она. – А вот послушай, что мне сейчас Агатова сообщила: на совет отряда вызывают.

– Кого? – испугалась Зина.

– Ну, меня! – Тамара иронически усмехнулась. – Маша Репкина постаралась. А как же – староста класса! Это для неё важнее всего – староста класса. А всё из-за одной только двойки! Тоже друг называется!

– Зачем же прямо на совет отряда? – расстроилась Зина. Оглянувшись, она отыскала глазами Машу и пробралась к ней.

– Зачем же прямо на совет отряда? – сказала она Маше. – Разве нельзя было нам самим с ней поговорить? Из-за одной двойки!

– Не из-за одной двойки, – твёрдо возразила Маша, – а из-за всего. Из-за опозданий. Ты вот пробовала заходить за ней… Ну и что? Сама опоздала. Я пробовала – то же самое. Только я не ждала её, как ты, а просто уходила, и она всё равно опаздывает. Елена Петровна вызвала её мать. Мать не пришла. Наверно, Тамара не передала записку. А я – староста класса, я отвечаю!.. Ого! – вдруг подтолкнула она Зину. – Гляди, гляди, что делается!

Из огромного ковша хлынул в опоки огненный ручей. Над котлом вспыхнул столб яркого света.

Зина на мгновение закрыла глаза, но и сквозь веки она увидела красный отблеск, словно от пожара Среди оживлённых восклицаний подруг Зина различила голос Фатьмы:

– Жидкий огонь течёт! Ой, как интересно!

И вдруг так досадно стало Зине и так захотелось ей отмахнуться, словно от надоевшей мухи, от Тамары, когда та снова проворчала около неё:

– Обещают дружить до самой смерти и помогать… а сами – на совет отряда!

Но Зина не отмахнулась, сдержалась, чтобы не обидеть её. Но и не ответила ничего, сделала вид, что не слышала. А впрочем, было не до разговоров – школьницы подошли к печам.

Вдоль всего цеха бешено гудели мартены. Рабочих совсем не было видно. У каждой печи стоял только один человек. Пахнуло жаром. Огонь в печах так завывал, что заглушал голоса, и рабочие делали своё дело бесшумно и молчаливо. Иногда кое-кто из них оборачивался к девочкам и глядел на них сквозь квадратные тёмные очки, прикреплённые к защитному козырьку. Печи были закрыты заслонками, и только сквозь круглое отверстие заслонок было видно бушующее пламя.

Но вот подъехал к одной печи кран, развернулся, держа на круглом хоботе мульду с металлом. Рабочий, стоявший у приборов, нажал кнопку и открыл заслонку. Кран рывком тронулся с места и направил в бушующее пламя хобот с мульдой, наполненной металлом, перевернул эту мульду, высыпал весь металл в печь и отъехал к стене. Крышка снова захлопнулась, однако Зина успела увидеть, как бешено крутится в печи огненный вихрь, выбрасывая искры прямо в цех.

У входа в цех, где стояли девочки, был устроен кран с прохладной газированной водой. Один из рабочих подошёл напиться.

– Интересно? – спросил он, и белые зубы сверкнули на покрытом сажей и гарью лице.

– Да, – несмело ответили девочки.

– Ты, Сергей, дай им в свои очки посмотреть, – попросил рабочий, провожавший экскурсию.

– А ты что сегодня – выходной? Или сбежал с вальцовки? – спросил белозубый парень.

– Да вот приказано экскурсию проводить. До смены успею.

– Ну как я им очки-то свои дам? – замялся рабочий.

– А что?

– Да кепка-то моя… того. Прокопчённая. Гарью пахнет.

– А от нашего отца тоже всегда гарью пахнет! – сказала Зина. – Как приходит, так и снимает всё. А всё равно пахнет.

– И от нашего! – сказал кто-то из девочек.

– И от нашей матери – тоже!

– Э, да тут всё рабочий класс собрался! – засмеялся сталевар и подал Зине свою кепку с очками.

В это время как раз открыли одну печь, и Зина могла спокойно глядеть, как взвиваются языки огня и кипит металл. Но глядеть долго не пришлось: другие девочки отняли у неё очки. Потом глядела в эти очки и Елена Петровна, и их молоденькая, аккуратненькая старшая вожатая Ирина Леонидовна…