Сердце Дьявола - Белов Руслан - Страница 59

– Вы правы. Все, что сейчас происходит – это глюк. Все, что происходит в каждой жизни – это настоящий глюк перед настоящей смертью. Так мне сказал мне один доморощенный философ перед тем, как я отправил его в зажизненное небытие. Так что давайте продолжать глючить. Под номером пятым у нас идет водружение на кол, под номером шестым – сожжение при помощи бензина...

– А сдирания кожи не будет? – поинтересовался Бельмондо, доставая сигареты из моего нагрудного кармана.

– Я же говорил вам, что времени у меня нет... – посмотрев на часы, раздраженно ответил Худосоков. – И хватит паясничать. Сначала я хотел устроить лотерею, но потом сообразил, что пикантнее будет, если вы сами распределите между собой эти листочки. Если через пятнадцать минут вы этого не сделаете, то все будете сожжены. Бензина, поверьте, у меня хватит. А не хватит, вам же хуже будет – тут в радиусе двухсот километров ожоговых клиник нет...

Мы ушли в штольню, и скоро листочки были распределены. Веронике достался цианистый калий, Софии – пуля, Ольге – веревка с шансом на обрыв. А мы с Бельмондо и Баламутом бросили все-таки жребий и мне выпал бензин, Борису – кол в задницу, а Николаю – четвертование.

Ольга не нервничала, как, впрочем, и я. Свобода наших девочек казалось нам более чем достойным вознаграждением за нашу, пусть даже мученическую, смерть.

– Интересно, что скажет Судья на этот раз... – сказала Ольга, когда мы уселись на дорожку.

– Он всем одно и тоже говорит... – вздохнул я. – У него утвержденный протокол...

– А ты откуда знаешь?

– Встречался с ним в 97-ом... После того, как Житник две пули в меня вогнал... Я тогда не поверил – думал, что привиделось... Все было точь-в-точь, как ты рассказывала... Только грехи мои...

Мы, рассматривая друзей, сидевших напротив, помолчали с секунду, затем Ольга опустила головку мне на плечо и с улыбкой сказала:

– А помнишь, тогда на Дарвазе, после того, как ты вытащил меня из лавины, я спросила тебя: "Неужели мы умрем в один день?" И я не доживу до тебя целых двадцать лет...

– В следующей жизни я проживу на двадцать лет меньше тебя, обещаю...

– Не надо... Знаешь, давай договоримся искать друг друга в той жизни... Всю жизнь искать...

– А если ты будешь лягушкой?

– Будешь держать меня в террариуме за сто пятьдесят баксов и целовать на ночь...

– Идет, родная... Пошли к Худосокову, мне не терпится взять тебя зелененькую...

– Хамишь?

– Нет, я имел в виду на руки...

Мы вышли из штольни и окаменели от удивления – в краале никого не было! И более того, со вчерашнего вечера никого не было – трава на посадочной площадке была непримятой и росистой...

– Я балдею! – только и сказал Борис. – И чувство такое радостное, как будто кол у меня из задницы вытащили...

Мы рассмеялись и уставились кто на кого...

– Групповой глюк? – наконец, спросил Баламут.

– Похоже, – ответил я. – Подмешал, наверное, Худосоков что-нибудь в спиртное... Или волосы Медеи, в крааль накидал...

– Ну тады пойдемте досыпать, – предложил Николай. – Может быть, Ленчик...

– Ну вот, накликали черта, – перебил его Борис, заметив наверху фигуру человека с веревочной лестницей в руках. – Смотрите – кажись, сами Худосоков к нам собираются спускаться...

К нам спустился не Худосоков, а Шварцнеггер. Не сколько голосом, сколько своим необычно свирепым взглядом он построил нас в шеренгу по росту и, выровняв ее прикладом автомата, сказал, что с сегодняшнего вечера для нас вводится ежедневная двухразовая строевая и физическая подготовка – три часа до завтрака и три часа перед ужином.

– Я сделаю из вас команду, перед которой ваша хваленая приморская зомберкоманда покажется вам сбродом малолеток-бойскаутов. Я заставлю вас думать, действовать и жить как единый организм, – сказал он в заключение явно заученную фразу. – Вон там (он кивком указал на посадочную площадку) шесть комплектов формы. На занятия вы должны являться чистыми и опрятными. И веселыми, вашу мать. Вопросов нет?

Вопросов не было. Вернее, был один – "Не глюк ли это очередной?" Поняв, что нам не дано ответить на этот вопрос, мы покорно переоделись в одинаковые рибоковские кроссовки, простые синие штаны и рубашки, похожие на те, что носят поголовные китайцы и худосоковские лаборанты.

Последующие три часа Шварц гонял всех, кроме Вероники, по краалю. Сначала мы просто бегали, прыгали, отжимались, затем он стал придумывать упражнения, которые мы могли выполнить лишь только помогая друг другу... Потом пошли упражнения, не выполнимые без помощи Вероники.

Следующим утром мы поднялись едва живые, и все повторилось – вновь спустился Шварцнеггер и вновь начал превращать нас в двенадцатирукое, шестиголовое существо. Мы попытались протестовать, но эта одноголовая машина принуждения подавила свободу совести на корню посредством прицельной пальбы под ноги. И мы подчинились.

11. Вредные советы. – Первая жертва голода. – Бессонная ночь. – Быть взрослым не трудно.

Выбравшись из пещеры, Полина посадила Лену на теплый камушек, села сама, оправила платьице и задумалась о том, что делать дальше. Девочка была уверена, что, во-первых, они с Леной связывают отцу руки, а во-вторых, заставляют страдать его своим присутствием. И Полина решила действовать самостоятельно. Она попыталась представить себе, что же в сложившейся ситуации посоветовали бы ей все знающие бабушка Света и мама. Но получалось, что они просто упали бы в обморок. Обморок, конечно, вещь для женщины весьма полезная и решительная, но в сложившейся ситуации вряд ли пригодная.

"Придется вспоминать вредные советы папы..." – вздохнула Полина, представив лежащую без чувств матовую бабушку. И вспомнила, как после того, как родители разошлись, мама с бабушкой постоянно напоминали ей, что папа говорит одни глупости и гадости и рекомендовали ей почаще закрывать уши. Папа действительно был глупее всех, но с ним было интересно. Только он говорил ей трехлетней: "Как ты думаешь...", "Посоветуй мне...", "Я сказал такую глупость...", мог устроить пикник на крыше сарая и затем предложить перебраться по дощечке на соседский сарай, с которого можно было рвать каштаны... Или затащить в болото на берегу Клязьмы, или на железнодорожные пути... И всегда говорил: "Надо знать, чего стоит бояться, а чего нет. Часто очень страшные, по словам взрослых, вещи оказываются просто очень интересными и волнующими и, наоборот – то, что взрослые настоятельно рекомендуют, оказывается очень вредным"... И относил к вредностям пластыри, капли, веру[38] и послушание.

Несколько минут Полина вспоминала рассказы отца о своей работе в экспедициях. В конце концов, набралась целая вязанка полезностей:

1. Слабые очень вкусны. Поэтому их все едят.

2. Если можешь обойтись – обходись.

3. В горах и пустынях можно есть всех насекомых, кислячку, эфедру (хвоинки такие), клевер, лук, и вообще, все, что едят бараны.

4. Испугался – погиб.

5. Всех животных перед употреблением надо сварить или до красноты зажарить.

6. Кто знает жизнь – не торопиться.

7. В неясных ситуациях поступай оригинально.

8. Сытый и осторожный не пропадет.

"Этого на первое время вполне хватит, а все остальное вспомнится по мере необходимости", – подумала Полина и решила начать самостоятельную жизнь с проверки истинности 8-го пункта, а именно – первым делом отойти подальше от пещеры и там подкрепится. Перед уходом она подошла к трещине, просунула в нее голову и увидела, что отец продолжает спать, что-то бормоча во сне. Некоторое время она со смешанными чувствами смотрела на родителя, затем, сделавшись вдруг озабоченной, нырнула в трещину, подошла, вытащила у него из нагрудного кармана коробок спичек и, поцеловав в давно небритую щеку, выбралась наружу. Помахав отцу на прощанье ручкой, взяла захныкавшую от голода Лену за руку и осторожно повела ее вниз. Спустившись в ущелье к клокочущему голубому ручью, применила пункт №7 и пошла вверх по нему.