Троянская тайна - Воронин Андрей Николаевич - Страница 41

Потом в толще двери на разные голоса защелкали, заклацали, залязгали отпираемые замки, и дверь наконец приоткрылась. Теперь стало видно, что за ширмой солидной, внушающей невольное почтение старины скрывался все тот же двадцать первый век, – дверь была стальная, на скрытых петлях, с патентованными сейфовыми замками и прочими противовзломными приспособлениями и наворотами. Изнутри она была обшита тонким слоем пластика, который довольно удачно имитировал красное дерево. За дверью, как и следовало ожидать, обнаружился хозяин, Бронислав Казимирович Свентицкий, собственной персоной.

Он именно обнаружился, потому что Ирина не сразу заметила его на фоне просторной прихожей, больше напоминавшей малый зал картинной галереи. Ее взгляд заскользил по полотнам, встречая, как старых знакомых, работы известных мастеров – вот именно и только известных, потому что знаменитым и уж тем более великим в прихожей было не место.

Затем она опустила глаза и наконец заметила хозяина. Бронислав Казимирович был невысокого роста, круглолицый, с круглой фигурой и огромной, тоже круглой, сверкающей в свете сильных ламп плешью, похожей на тонзуру из-за того, что волосы обрамляли ее не только сзади и с боков, но и спереди. Добродушное, гладко выбритое, изрытое мелкими оспинками лицо приветливо улыбалось Ирине. В чертах этого лица было что-то поросячье и в то же время женственное, наводившее на мысли о не вполне традиционной сексуальной ориентации. На этом лице не было ни одной морщинки, и Ирина с невольной завистью задалась вопросом, в чем причина – в здоровом образе жизни, в пластической хирургии или, быть может, в хорошей косметике? Ответ скорее всего включал в себя все три варианта; Бронислав Казимирович явно был из тех, кто надеется дожить до ста лет, находясь в добром здравии и сохранив прекрасный цвет лица. Глядя на обстановку прихожей и в особенности на картины, украшавшие стены, его можно было понять: обладатель всего этого и наверняка еще многого другого вполне мог мечтать о вечной жизни.

– Здравствуйте, – сказала Ирина. – Бронислав Казимирович? Я Андронова.

– Здравствуйте, здравствуйте, – нараспев заговорил хозяин, отступая в глубь прихожей. – Какой приятный сюрприз! Чтобы такой опытный, знающий специалист оказался еще и прелестнейшей, очаровательнейшей дамой – воистину, это настоящий дар небес! Входите же, прошу вас, чтобы я мог... гм... запереть дверь.

Ирина вошла и посторонилась, пропуская его к двери. Свентицкий напоследок зачем-то выглянул наружу, осмотрел пустую лестничную клетку, а затем, убедившись, что там никто не затаился, закрыл и запер дверь.

В это время где-то в глубине квартиры густым медным басом заговорили часы. Судя по звуку, часы были старинные и довольно большие – скорее всего напольные.

– Вдобавок ко всему вы еще и пунктуальны, – заметил Свентицкий. – Точность – вежливость королей, не так ли? Ну, и конечно же, королев, хе-хе...

Ирина отнеслась к этому шквалу комплиментов вполне спокойно. Во-первых, к мужскому вниманию ей было не привыкать, а во-вторых, никаким мужским вниманием тут и не пахло – Свентицкий просто был вежлив, и не более того. Он был слишком пухлым, мягким, напомаженным и чересчур сильно благоухал дорогой французской парфюмерией, чтобы знаки внимания, оказываемые им представительницам противоположного пола, могли быть искренними.

– Проходите же, проходите, – с мягкой настойчивостью продолжал он, деликатно беря Ирину под локоток и отрывая от созерцания очень недурного Поленова. – Здесь совершенно не на что смотреть, право, вы меня смущаете... Это все старье, первые приобретения – так сказать, грешки беспечной юности, хе-хе...

Он проводил Ирину в большую светлую комнату, где было очень много антикварной мебели, старой бронзы и по-настоящему ценных картин, и усадил на диванчик с высокой прямой спинкой и причудливо изогнутыми ножками в виде когтистых птичьих лап. По правде говоря, сидеть Ирине не хотелось – хотелось пройтись по комнате, хорошенько рассмотреть коллекцию, и было бы очень хорошо, если бы хозяин при этом куда-нибудь удалился и не путался под ногами...

Будто угадав ее мысли, Свентицкий извинился и вышел, сославшись на то, что должен переодеться. Одет он был, на взгляд Ирины, вполне пристойно, хотя и по-домашнему, – в светлые, идеально отутюженные брюки, мягкие кожаные мокасины и роскошный шелковый халат золотистого оттенка. Под халатом виднелась свежайшая белоснежная рубашка, из выреза которой выглядывал не без кокетства повязанный шелковый шейный платок; словом, Ирина вполне стерпела бы хозяина и в том виде, в котором он находился в данный момент, но была ему благодарна за предоставленную возможность осмотреться. Уходя, Свентицкий сам предложил ей посмотреть картины, и, как только за ним закрылась дверь спальни, Ирина не замедлила воспользоваться его любезным приглашением.

Она встала с диванчика и медленно двинулась по периметру комнаты, внимательно рассматривая картины. Почти все они оказались подлинниками, а копии были, во-первых, мастерски выполнены, во-вторых, сделаны не меньше века назад и тоже известными мастерами, а в-третьих, их не пытались выдать за оригиналы. Это была одна из богатейших коллекций, какие только доводилось видеть Ирине, и единственным ее недостатком можно было считать лишь некоторую пестроту и мешанину стилей и периодов.

– Выпьете чего-нибудь? – вежливо осведомился Свентицкий, возвращаясь в комнату. Теперь на нем была фланелевая пара пастельных тонов, все та же крахмальная рубашка и шейный платок – тоже шелковый, но уже другой, подобранный в тон костюма. Туфли тоже были другие, а остатки волос оказались гладко зачесаны назад и густо смазаны каким-то гелем. Ирина заметила, что исходивший от Бронислава Казимировича парфюмерный запах за время его отсутствия значительно усилился. – Чай, кофе? Может быть, немного вина? Глоточек ликера? У меня есть "Амаретто" – настоящий, из Италии. Помните, было время, когда по нему все буквально сходили с ума... Впрочем, вы тогда были еще слишком юной, чтобы интересоваться подобными вещами. Между нами говоря, вы и сейчас выглядите недостаточно взрослой, чтобы употреблять алкоголь. Ну, разве что капельку вина – чуть-чуть, чисто символически, за знакомство, хе-хе...

– Благодарю вас, – сказала Ирина с улыбкой. – Вы мастерски говорите комплименты, но я уже далеко не так молода...

– Не может быть! – всплеснул руками хозяин.

– ...и к тому же за рулем, – закончила Ирина.

– Но что такое капля вина?! Всего-то один бокальчик!

– Простите, но за рулем я не пью принципиально, а не потому, что боюсь милиции, – сказала Ирина.

Пить вино и даже кофе с этим человеком ей почему-то совсем не хотелось. Он, несомненно, был помешан на личной гигиене, но все равно производил впечатление какой-то нечистоплотности, и нечистоплотность эта, скорее моральная, чем физическая, вызывала у нее непреодолимое чувство брезгливости.

– Я вами восхищаюсь! – воскликнул Свентицкий. – Твердые принципы – это такая редкость в наш суматошный век!

– У вас великолепная коллекция, – сказала Ирина, чтобы увести разговор подальше от напитков и своей персоны.

– Да полно вам, – отмахнулся пухлой ладошкой Свентицкий. – Так уж и великолепная! Недурная, спору нет, но куда ей до коллекции покойного Константина Ильича, вашего многоуважаемого батюшки! Позвольте выразить вам свое глубокое соболезнование по поводу его кончины. Я действительно очень расстроился, когда узнал. Прямо не мог ни есть, ни спать...

– Благодарю вас, – напряженным голосом произнесла Ирина.

Боль задетой раны была глухой и притупленной, но своим суховатым тоном она намеренно дала Свентицкому понять, что этот разговор ей неприятен. Ирина точно знала, что Свентицкий не принадлежал к числу хороших знакомых отца, а посему – выразил свои соболезнования, и будет.

– Впрочем, – без труда переходя от сдержанной скорби к осторожному энтузиазму, продолжал Свентицкий, – я оговорился. Теперь это ваша коллекция.

Ирина даже слегка растерялась. То, что коллекция отца после его смерти перешла к ней, было ей, конечно же, известно, но она об этом как-то не думала. Питерская квартира стояла пустая и запертая; приходящая домработница, помогавшая профессору Андронову по хозяйству на протяжении трех десятилетий, продолжала вытирать пыль с картин и поливать цветы. Такое положение вещей Ирину пока что устраивало, и она до сих пор ни разу не задумалась, как ей поступить с коллекцией. Она об этом не думала, а вот другие, похоже, уже думали, и не просто думали, а прикидывали, примеривались...