Тайна Леонардо - Воронин Андрей Николаевич - Страница 28

В городе снег уже давно сошел, но в сосновом бору вокруг поселка он еще лежал плотными, зернистыми, сочащимися ледяной водой пластами. Воздух был сырым и холодным, но Кот стоял перед участковым в одной линялой футболке, которая красиво обтягивала его рельефную мускулатуру. Ниже футболки виднелись сильно поношенные камуфляжные брюки, подпоясанные потертым офицерским ремнем и заправленные снизу в высокие ботинки армейского образца. В таком виде Кот больше, чем когда бы то ни было, смахивал на офицера, не то вышедшего в отставку по ранению, не то отбывающего краткосрочный отпуск. Улыбка у него была белозубая, открытая, манеры непринужденные, а предъявленный им паспорт, по всей видимости, не вызвал у участкового никаких подозрений.

Форточка в окне, рядом с которым стоял Глеб, была приоткрыта на палец, и вместе с холодным уличным воздухом в комнату через нее проникало каждое произнесенное снаружи слово. Кот утверждал, что намерен купить эту дачу и что ее владелец любезно разрешил ему с друзьями немного пожить здесь и осмотреться до принятия окончательного решения. Участковый, дымя предложенной Котом сигаретой, уверял его, что думать и решать тут нечего: место шикарное, рыбалка и охота отменные, грибов-ягод – просто завались...

При этом Кот каким-то образом ухитрился не упомянуть имени владельца дачи, да так, что участковому даже в голову не пришло поинтересоваться, знает ли он, как зовут человека, пустившего его, да еще и с друзьями, под свой гостеприимный кров...

– Ну, что там у них? – вполголоса поинтересовался из своего угла Клава.

Глеб приложил к губам ствол пистолета, предлагая ему помолчать, и кивнул: дескать, не беспокойся, все в порядке. Клава сделал губами своеобычное "пф!", демонстрируя полное пренебрежение всеми этими шпионскими штучками, надвинул наушники, отгородившись от внешнего мира, и опять забегал пальцами по клавиатуре компьютера.

Глеб снова выглянул из-за занавески и удивленно покачал головой, дивясь нахальству и артистизму своих коллег. За то время, что он общался с Клавой, на улице появился Короткий. Как раз сейчас этот карлик-убийца здоровался с участковым за руку. Участковый откровенно пялился на него во все глаза и улыбался с преувеличенной сердечностью. Сердечность эта должна была, по идее, показать, что участковый полностью лишен предрассудков и что взрослый дядя, едва достающий головой ему до пояса, по его мнению, такой же гражданин Российской Федерации, как и все остальные, имеющие нормальный рост. На деле же это расположение было гораздо хуже откровенной неприязни, что демонстрировал Короткому Бек, и Глеб, наблюдая за происходящим внизу, поражался выдержке обычно такого вспыльчивого лилипута.

Кот и Короткий продолжали вести с участковым светскую беседу, а Глеб, наблюдая за ними из-за занавески, думал, что этим двоим следует отдать должное: мента они развели так, что любо-дорого. Добродушный офицер-отставник и его приятель-лилипут – парочка, конечно, довольно странная, но именно эта странность снимает все возможные подозрения в каких-то дурных намерениях. Ну какой, спрашивается, преступник из лилипута? Про них вообще никто ничего толком не знает: как они живут, чем занимаются помимо кривляний на арене, где обитают, какие носят имена, что, в конце-то концов, едят, пьют ли водку и курят ли табак...

Во всяком случае, местный участковый всего этого наверняка не знал и явно сгорал от любопытства. У него, однако, хватило ума понять, что любопытство его бестактно и неуместно, так что, помявшись у крыльца еще минуты три, он с треском и грохотом завел свой драндулет, забрался в треугольное седло и укатил, оставив после себя лишь облачко вонючего сизого дыма, которое медленно рассасывалось посреди улицы в прохладном весеннем воздухе.

Кот проводил участкового долгим равнодушным взглядом, потрепал Короткого по плечу, негромко сказал ему что-то, чего Глеб не разобрал, и по протоптанной в осевшем сугробе скользкой тропинке двинулся за угол дома. Вскоре оттуда опять донеслось звонкое тюканье топора и смачный треск, с которым разлетались надвое сосновые и березовые поленья. Короткий ушел в дом; Глеб спрятал пистолет за пояс, набросил куртку и вышел из комнаты.

На узкой лестнице он разминулся с Коротким. Лилипут ничего не сказал: он вообще мало говорил, если его не вынуждали к этому обстоятельства.

Гаркуша и Бек, рано утром уехавшие в город на электричке, еще не вернулись, так что Кот, надо полагать, был во дворе один.

Васильев на заднем дворе колол дрова – правда, не один, а в компании бродячего рыжего кота, который, усевшись на верхушке старой потемневшей поленницы, без особого интереса наблюдал за его действиями. Сточенное лезвие топора коротко посверкивало на солнце, размеренно взлетая вверх и стремительно падая вниз; толстые поленья разлетались с одного удара, обнажая крепкое и душистое белое нутро. Глядя на Кота, трудно было поверить в то, что он аферист, мошенник, великий проныра и хитрец; эти качества обычно присущи людям физически слабым, и некоторые умники всерьез утверждают, что чем крепче становится у человека мускулатура, тем тупее делаются его мозги. Кот служил живым опровержением этой теории; по правде говоря, Глеб всерьез подозревал, что он обзавелся такой впечатляющей мускулатурой нарочно, чтобы видавшие всякие виды и ко всему привычные жители обеих российских столиц не могли заподозрить в нем профессионального мошенника.

Потянувшись за отлетевшим далеко в сторону поленом, Кот заметил Глеба и медленно распрямился, держа в опущенной руке тяжелый колун. От его футболки валил пар, лицо раскраснелось; было видно, что Кот получает от физической работы неподдельное удовольствие.

– Тебе чего, Черный? – спросил он с легким раздражением.

Глеб решил зайти издалека.

– Да так, – с деланым равнодушием сказал он, прикуривая сигарету, – захотелось свежим воздухом подышать. А заодно поинтересоваться, о чем это ты там с участковым терки тер. Что за дела?

Кот красноречиво взвесил на ладони топор и небрежным движением глубоко вогнал его в дубовую колоду. Он тоже достал сигареты, закурил и с каким-то нехорошим, насмешливым интересом посмотрел на Глеба сквозь дым.

– Много хочешь знать, – заметил он. Сказано это было без иронии – Кот просто констатировал факт, будто запись в личное дело занес. – Не боишься раньше времени состариться?

– Умереть раньше времени – вот чего я по-настоящему боюсь, – заявил Глеб, глядя на него в упор блестящими черными линзами очков. Его обходной маневр был пресечен в самом начале, и теперь ему ничего не осталось, кроме откровенной лобовой атаки.

Кот был из тех людей, кто никогда и ничего не говорит просто так, для сотрясения воздуха. Каждое произнесенное им слово имело, как правило, вполне конкретный смысл, поэтому и слова Глеба, которые любому другому могли показаться мрачноватой шуткой, были им, несомненно, правильно поняты и приняты к сведению.

– Хочешь об этом поговорить? – спросил он тоном профессионального охмурялы-психоаналитика.

– Не хочу, – возразил Глеб, – но считаю это необходимым.

– Ну, говори, – снисходительно предложил Кот.

– Видишь ли, – сказал Сиверов, ставя на попа подходящее по величине полено и усаживаясь сверху, – мне кажется, настало время обсудить размеры моей доли.

Кот удивленно приподнял брови: похоже, он ожидал чего угодно, только не этого. Затем на его губах промелькнула едва заметная снисходительная усмешка: он решил, что Черный пришел качать права.

– Не понимаю, – сказал Кот. – По-моему, этот вопрос давно решен. А если ты хочешь внести какие-то изменения в наш уговор, тебе следует делать это при всех.

– При всех? – в свою очередь, удивился Сиверов.

– Естественно. Увеличивать твою долю за счет своей я не намерен, а урезать долю, скажем, Бека без его согласия... Ну, я не знаю. Ты извини, но я как-то не привык расхаживать повсюду с ножом под лопаткой. Мне кажется, он будет немного мешать...

– Я имел в виду не совсем это, – сказал Глеб, – но если ты настаиваешь, могу поговорить и при всех. Только, боюсь, тогда тебе точно придется привыкать к ножу в спине, а может, и еще к чему-нибудь похуже.