Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич - Страница 39

– Цыпленок табака, – произнесла женщина и взглянула поверх папки меню. – Кажется, то, что надо. Хочется острого. И еще я выпью, если ты не возражаешь.

– Мне нравится, когда ты немного пахнешь вином.

– Я хочу водки с апельсиновым соком.

– Странное сочетание.

– Мне нравится.

Когда официантка принесла заказ, Полуянов даже залюбовался. Получился чудесный натюрморт: шипящая, румяная, распластанная птица, ярко-оранжевый густой сок и прозрачная, как дождевая вода, водка.

– Птица смотрится эротично.

– Ничего эротичного, – заспорила Марина.

– Для женщины – да. Но для мужчины…

– И почему это мужчины во всем видят потаенный смысл? – Марина сняла и положила на стол солнцезащитные очки.

– Наверное, это твое присутствие так на меня действует, – виновато улыбнулся Антон.

– А если бы меня здесь не было, что бы ты подумал?

– Не знаю. Но ты же здесь.

Полуянов наполнил рюмку, подвинул ее к Марине. Сам взял высокий стакан с ярко-оранжевым соком и, прикоснувшись к рюмке, глянул в глаза женщины.

Та хмыкнула:

– За что выпьем?

– За нас, – мягко произнес Антон, делая глоток густого сока.

Марина медлила. В небе послышалось гудение самолета. Марина, запрокинув голову, посмотрела в синеву, зажмурилась, сощурила глаза и скривилась, будто от боли.

– За нас так за нас, – она выпила водку мелкими глотками и запила ее апельсиновым соком.

Полуянов разломал цыпленка на две части, разложил по тарелкам. Ели они с аппетитом. И мужчина, и женщина чувствовали, что их начинает охватывать желание. Они почти не разговаривали, обменивались короткими фразами:

– Вкусно?

– Да.

– Очень?

– Тебе еще?

– Спасибо.

– Мне воды, – остановив официантку, попросил Антон. – Минеральной, без газа. И, пожалуйста, холодной.

Официантка была в накрахмаленном фартуке, на высоких каблуках, словно работала не на улице, а в дорогом ресторане. Старомодная белая корона с кружевными краями была приколота к волосам.

– Смешная, – сказал мужчина, когда официантка, покачивая высокими бедрами; направилась к стойке.

– Прямо снежная королева какая-то. Почему-то в детстве у меня было желание стать не артисткой, не певицей, не врачом, не парикмахером, не учительницей, а именно официанткой.

Полуянов смотрел на задумавшуюся Марину. Та сидела упершись локтями в край стола, положив подбородок на сомкнутые пальцы.

– Странная мечта.

– Я даже не знаю, почему официанткой, а не кем-то другим. Когда я была маленькой, мамина подруга работала в ресторане на Тверской.

Мы с мамой заходили к ней, она угощала меня мороженым, конфетами, фруктами. Она была такая красивая, всегда такая нарядная, что мне даже хотелось, чтобы именно она была моей мамой. И я как-то, рассердившись на маму, сказала ей о своем желании.

– Мама, конечно, обиделась?

– Нет, ничуть. Она рассмеялась и сказала, что ее подруга несчастная, что все у нее плохо. И детей нет именно потому, что работает официанткой. Тогда я этого не поняла, а потом, уже в школе, желание стать официанткой забылось.

Официантка в накрахмаленной короне, цокая каблучками, принесла бутылку минеральной воды и высокий чистый стакан. Поставила перед Полуяновым.

– Не могу тебя представить официанткой.

Хотя любая форма делает женщину, по моему мнению, более желанной.

– А по мне так это чушь.

– Нет, это правда. Вспомни, как Краснов смотрел на стюардессу.

Напоминание о муже Марины слетело с уст Полуянова случайно, помимо воли. Он тут же осекся и, как ему показалось, даже немного покраснел от смущения.

Марина взглянула на пустую рюмку, давая понять, что Антон должен ее наполнить.

Самогон из деревни Погост, вознесенный самолетом на девятикилометровую высоту, почти беззвучно булькал в стаканы. Финансовый инспектор Савелий Иванович раскраснелся, расслабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу.

Ему было хорошо, и он этого не скрывал.

– Легко пьется, как парное молоко.

Краснов улыбался с видом победителя. В бутылке живительного напитка оставалось еще предостаточно. Время от времени он поглядывал в иллюминатор.

– Люблю ровное гудение двигателя. Всякое однообразие, монотонность успокаивают, усыпляют.

– Правда, – сказал Савелий Иванович. – Монотонность и однообразие вредны лишь в сексе. Это я вам могу сказать как человек, сменивший двух жен.

– А я менять супругу не собираюсь.

– Возможно, когда станете богатым, смените жену, – Савелий Иванович крутил в пальцах до половины налитый стакан, крутил довольно ловко.

– Нет, не сменю. Я уже стал достаточно состоятельным, но желание к переменам так и не появилось.

– Значит, недостаточно богатым, – глубокомысленно заметил финансовый инспектор и, выдохнув, быстро выпил самогон.

Краснов синхронно повторил движения спутника.

– Через два с половиной часа будем на месте. Интересно, какая там погода?

– Будет жарко. Я звонил накануне. Меня встретят, могу и вас подбросить.

– Не откажусь.

Минут пять говорили о пустяках, ни для финансового инспектора, ни для Краснова интереса не представляющих.

– Вы надолго в Ханты-Мансийск?

– Думаю, не меньше недели. Придется с бумагами повозиться. А вы?

– День-два и назад. Я бы, может, и дольше задержался, но много работы осталось в столице.

– А у меня служба, командировка выписана на десять дней. И суточные получены, и гостиница оплачена. Так что десять дней Москвы мне не видать. – Огромный самолет качнулся, затем вздрогнул, и пластиковый стаканчик финансового инспектора завалился на бок. Несколько капель самогона вылилось на откидной столик.

– Он горит, – засмеялся Краснов, – я проверял.

– Охотно верю.

– От него удивительное тепло, даже в кончиках пальцев покалывает.

Полуянов посмотрел на темно-зеленую бутылку, повернул ее к себе этикеткой и вслух прочел:

– Разлито и бутилировано с благословения святейшего Патриарха. Слышала?

– И что из того?

– Такую же штуку можно сделать и в Погосте. Договориться с церковниками и разливать по бутылкам воду из источника, продавать в Москве, в Питере. Источник-то святой.

– Почему вы с Красновым, – произнеся фамилию мужа, Марина вздрогнула, – все сводите к деньгам, все пытаетесь превратить в деньги? Что вы за странные люди такие?

– А почему бы и нет? – ладонь мужчины накрыла ладонь женщины. – Давай не будем о делах, – Антон сжал тонкие пальцы Марины. – Когда ты рядом, я не могу думать о работе. У меня вообще все мысли пропадают. Я в этом только что имел возможность убедиться, – Полуянов выпил стакан воды, положил на столик деньги.

Когда они шли к машине, Марина оглянулась на стройную официантку, убиравшую посуду, и ее взгляд на какое-то мгновение вспыхнул той детской, неподдельной и искренней завистью.

– Вот такая ты мне нравишься, – приобняв за плечи, Полуянов прижал к себе Марину и поцеловал в висок. – Очень нравишься.

– Ты мне тоже нравишься, когда о делах перестаешь думать.

«Волга» Полуянова выехала со стоянки. Рука Марины лежала на колене у любовника. Полуянов вел машину рассеянно.

– Ты сейчас о чем думаешь? – тихо поинтересовалась Марина.

– Наверное, о том же, о чем и ты.

– Как твоя спина?

Мужчины не любят, когда им напоминают об их болячках или недостатках. Антон недовольно поморщился.

– Никак, – сказал он и погладил руку Марины. – Не беспокоит.

– Слава богу. Я рада за тебя. Вот здесь свернем.

Минут через десять машина уже оказалась в лесу под высокими березами, на полянке.

– Ты знал это место?

Ветви берез висели так низко, что когда порыв ветра шевелил их, то листья нежно гладили ветровое стекло, свет становился изменчивым, пробегая по лицам мужчины и женщины, жадно и страстно целующихся прямо в салоне «Волги».

– Ты же никуда не спешишь?

– Нет, теперь никуда, – сказал Антон, разжимая объятия и выпуская из рук Марину.