Муха в розовом алмазе - Белов Руслан - Страница 42

– А напарница Кучкина? Ну, та, которую Мухтар зовут? – спросил Веретенников, выбрасывая пуговицу в сточную канавку. – Она должна была все видеть?

– Она могла задержаться на несколько минут в стволе. Ну, к примеру, для того, чтобы пошушукаться с напарницей Полковника.

И, решив довести дело до конца, я подошел к Кучкину, сел перед ним на корточки и спросил:

– Ты видел Полковника по дороге в забой?

– Нет. Я пошел на смену, как только пришла его напарница. И по дороге с ним не столкнулся, подумал еще, что он где-нибудь в рассечке писается...

– Мухтар с тобой была?

– Нет, она минут на пять задержалась...

– Ты понимаешь, что своими словами ты признаешься в убийстве?

– Почему это? – удивился Сашка.

– Да потому что если бы это сделал Веретенников, работавший в забое до Полковника, то напарница последнего оказалась бы на смене одна и немедленно сообщила бы об этом Али-Бабаю.

– Ты прав, но я все равно не убивал, – посмотрел на меня Кучкин. Усталые его глаза выражали снисходительность. – Не мог я его убить. Вольдемар Владимирович отца моего знал... И вообще, если даже я убил, то к чему тебе убиваться? Полковник многое бы отдал, чтобы кишки тебе выпустить. Так что оставь меня в покое и наслаждайся жизнью...

Не зная, что и думать, я поднялся. В это время из второго штрека вернулись Али-Бабай с Баклажаном. Я подозвал подземного араба к себе и сказал ему, что подозреваю Кучкина в убийстве Полковника. Араб на это покачал головой и выдал:

– Нет, Кучкина не убивал никого. Я Мухтара своя жена спрашивала, он говорил, что Сашка не убивай, не мог убивай. Она его все время мой приказ смотрел.

– Так кто же убил Полковника? – озадачился я.

– Никто из нас его не убивай. Никто, – твердо ответил араб.

– Так значит, в штольне еще кто-то есть?

– Наверна, я шага иногда ночь слышал, шайтан, наверна, – ответил Али-Бабай и, не услышав очередного вопроса, предложил идти обедать.

Веретенников был огорчен убийством Полковника. Все его планы этим убийством расстраивались. Без ума, проницательности, опыта Полковника Баклажан становился простым бандитом, обреченным на поражение. И Валерий решил сговориться с Черновым.

По дороге в кают-компанию Веретенников предложил мне пописать в ближайшей рассечке.

– Ты знаешь, где нашлась твоя пуговица? – спросил я, расстегивая ширинку.

– Где?

Голос Валеры был демонстративно безразличным.

– В руке Полковника. Мертвого Полковника, – ответил я, с неудовольствием отмечая, что струя Веретенникова бьет дальше моей, то есть моя видавшая виды предстательная железа проигрывает таковой моего молодого друга.

– Я, скорее всего, ее в забое потерял. Да, точно, припоминаю... Камень сверху упал и оторвал...

– Я тоже так подумал, что в забое, – ответил я, застегивая ширинку.

– Тут все просто, как муха в яичнице, – взглянул Валерий мне в глаза. – Тот, кто убил Полковника, хочет, чтобы оставшиеся в живых меня к стенке поставили...

– Это точно. Примитивная подстава.

Валерка закончил писать; мы вышли из рассечки и пошли по стволу в сторону кают-компании.

– Нам в принципе незачем расстраиваться, – сказал я, чувствуя, что друг хочет со мной помириться, но пока не в силах преодолеть свою обиду. – Это ведь хорошо, что его убили. Но кто это все-таки сделал?

– Не знаю... Я не убивал, ты тоже. Синичкина с тобой все это время была... Кучкин, сын чекиста, вряд ли поднял бы руку на коллегу отца... Остается Али-Бабай с женами. Ты ему приказывал что-нибудь? Ну, тогда, в разминовке?

– Приказывал, – признался я, решив не темнить. – Приказывал обеспечить Полковнику с Баклажаном пожизненное заключение в своей тюрьме. Сразу после того, как выход на волю будет пробит.

– Правильно придумал... И Сашку Кучкина, наверное, тоже приказал интернировать?

– Ты же знаешь, его нельзя отпускать в город. Люди, которых он соберет вокруг себя, постараются уничтожить всех, кто знает об алмазах... То есть всех нас.

– А меня ты тоже в эту же компанию определил? – голос Валеры был спокойным.

– В какую компанию? – покраснел я.

– В компанию пожизненных заключенных?

– Всего на недельку, пока мы с Синичкиной не смоемся... Ты вон, каким волком на меня смотрел.

– Понимаю... – вздохнул Веретенников.

Минуту мы молча шли рядом. Паузу прервал Валерий.

– Ты Анастасии доверяешь? – спросил он, не повернув ко мне лица.

– Как тебе сказать. Конечно, нет. Фиг его знает, что у нее в голове. Да и стар я стал, людям доверять.

– Так может быть, объединим свои усилия? Друзья мы все-таки.

– А чего ты хочешь?

– Ничего. И все. А именно выбраться отсюда и обо всем забыть. Ну, еще с этой Поварской разобраться...

– Я того же хочу. Никаких алмазов мне не нужно...

– Ну, тогда по рукам? Будем прикрывать друг друга?

– Идет, – согласился я и пожал поданную Веретенниковым руку.

Минуту после рукопожатия Валерий стоял в нерешительности.

– Что там еще у тебя? – спросил я.

– Я хотел... В общем, давай обменяемся в знак дружбы и доверия пистолетами?

– "Гюрзу" Полковника хочешь?

– Да...

– Ну, ладно, – неожиданно для себя согласился я. – Бери, владей.

И протянул ему пистолет. Валерий принял его, как принимают награду.

В кают-компании нас ожидали несколько бутылочек вина и весьма недурной плов, приправленный айвой и барбарисом.

– Не всемогущий ли Аллах ли прислал нам это божественное кушанье? – спросил я араба.

– Его жена керосинка делал вместо отдыхай после работ, – ответил Али-Бабай, довольно улыбаясь.

Есть он с нами не стал. Шепнул мне в ухо: "Баклажана твой не нравиться что-то. Смотри его сильно", и ушел делать лестницу для работ в забое. Не терпелось ему, видно, поскорее отправить нас по домам.

А мне Баклажан после смерти Полковника определенно начал нравиться – выглядел на все сто раздавленным. "Не жестокий бандит, а опущенная шестерка, – думал я, наблюдая за ним. – За последние несколько часов не проронил и слова. Съел пару ложек и пригорюнился. Ну, прямо Аленушка без братца Иванушки".

Али-Бабай вернулся, когда мы уже укладывались спать. Сказав, что будет охранять наш сон, он пожелал всем спокойной ночи и устроился на самом краешке помоста.

Через три минуты после его прихода все спали мертвым сном.

Разбудил меня Веретенников.

– Баклажан пропал, – сказал он дрожащим голосом, когда мой взгляд стал осмысленным. – Али-Бабай с Синичкиной побежали его искать...

Я чертыхнулся и принялся расталкивать сладко спавшего Кучкина. Но он, недовольно бормоча что-то, уполз от меня в глубь рассечки.

– Красноглазый клялся, что всю ночь присматривал за ним и лишь под утро отошел на минуту по надобности... – продолжил говорить Валерий. – А когда вернулся, Баклажана и след простыл...

– А почему вы нас с Кучкиным не разбудили? – поинтересовался я, растирая ладонями заспанное лицо.

– Мы будили, но вы спали, как убитые, – ответил Валерий и тут же встрепенулся:

– Слышишь, возвращаются!

Через минуту в кают-компанию вошла Синичкина.

– Ну что, нашли? – спросил я, отмечая, что девушка выглядит отнюдь не расстроенной предутренними событиями.

– Нашли... Убитого, – усаживаясь рядом со мной, спокойно ответила Синичкина.

– Не может быть! – побледнел Веретенников.

– Иди, посмотри. Он там, чуть не доходя до первого штрека, лежит.

Разбудив Кучкина, мы втроем бросились в указанном направлении и через минуту или две увидели Али-Бабая, безмолвно стоящего над телом Баклажана. Наружность жреца "Хрупкой Вечности" была ужасной. Было видно, что его, уже мертвого, били по лицу и телу остроугольным камнем (он лежал рядом), да так остервенело, что правое ухо с противной мне черной родинкой было почти оторвано, а вся энцефалитка и кожаные штаны пропитались не почерневшей еще кровью. Зрелище было столь неприятным, и я поспешил отвернуться. И очутился лицо к лицу с Али-Бабаем.