За оградой есть Огранда - Волков Алексей Алексеевич - Страница 69

Злость клокотала в душе, вот только рубить было некого. Поэтому клокотанье быстро улеглось, а голова опять стала клониться вниз.

Джоан тот вообще беззастенчиво дрых в седле. Как будто не было ему дела ни до коварных шерифов, ни до того, что настал вечер, а с ним и пора готовить ужин своему господину.

— Ладно. Надо располагаться на ночлег. Все равно сегодня до Брита не доберемся, — устало произнес Ольгерд и направил коня в уютную лощинку чуть в стороне от дороги.

Он первым спрыгнул на землю. Рядом грохнулся с седла Антошка да так и остался лежать, забывшись тревожным богатырским сном.

Джоан едва не последовал геройскому примеру, вот только Ольгерд был начеку и с непонятной нежностью снял оруженосца с коня, бережно уложил на подстеленный плащ.

— Вот даже как, — Сковород пытливо посмотрел на поэта и чуть улыбнулся.

— Именно так, — туманно подтвердил Ольгерд.

— Ты не думай. Я хоть и спал, но все слышал. И завидую немножко, — последнюю фразу Сковород произнес почему-то тихо.

Ольгерд улыбнулся в ответ, но сказал совершенно иное:

— Надо часового выставить. Места здесь цивилизованные. Того и гляди, наедет кто.

— Это запросто, — кивнул Сковород. — Ладно. Как я понимаю, будить ты никого не хочешь. Тогда вдвоем? Ты какую часть ночи предпочитаешь?

— Первую. Боюсь, потом разбудить меня будет трудновато.

На том и сошлись. Сковород проворно начертил магический круг, пробормотал над ним пару заклинаний да и завалился спать.

И лишь Ольгерд остался сидеть, охраняя всеобщий сон.

Порою он вставал, прохаживался поблизости, и каждый раз его маршрут оканчивался перед спящим оруженосцем. И каждый раз поэт присаживался рядом, всматривался в безмятежное перепачканное лицо, словно искал какой-то чрезвычайно важный для себя ответ.

Но любая романтика имеет свои пределы. В полночь Ольгерд растолкал Сковорода, а сам сразу занял его место.

Мечты, без сомнения, воодушевляют, но отдых дает только сон.

Вопреки опасениям, ночь прошла спокойно. Видно, Брит так стремился завоевать чужие владения, что напрочь прозевал появление отряда у границ своих собственных.

Крепкий сон, обильный завтрак — все это улучшило настроение Антошки. О потерянных деньгах не думалось, да и обо всем остальном тоже. Думать и лошадь способна, а он не конь какой-нибудь, а человек, то есть существо разумное, готовое на подвиг.

Подвиг же хотелось совершить нестерпимо, до зуда в кулаках, только почесать их было пока что не об кого, а самому можно было и расцарапаться. Ногти давно не стрижены, да и грязи набилось под них...

Антошка повернулся в ожидании продолжения. Однако Ольгерд прочел четверостишие и остановился, ленясь придумывать дальше.

В отличие от Антона, поэт выглядел откровенно невыспавшимся, помятым. Даже непонятно было, как в таком виде он сумел точно уловить настроение героя. И вообще необъяснимо — почему не захотел развивать благодатную тему.

Жаль. Вещь обешала получиться шедевральной, сполна объясняющей непросвещенной публике трудную долю героев. Это только со стороны кажется, что спасти мир — пара пустяков. Нет! Для этого надо помыкаться по свету, найти, от кого ты будешь его спасать, и при этом напрочь позабыть про бытовые удобства, гигиену и прочие житейские излишества.

О том, что никаких удобств нет ни в крестьянских халупах, ни в гордых рыцарских замках, Антошка предпочитал не вспоминать. А то и позабыл, что такое — удобства.

— Не нравятся мне эти тучи на горизонте. Как бы грозы не было, — обычной прозой произнес поэт, кивнув в ту сторону, куда они направлялись.

— Не было, но будет, — делать погоду Сковород не мог, но предсказать ее на ближайшие час-два — предсказывал. Порою достаточно точно. Если же ошибался, то кто из нас не безгрешен?

На этот раз предсказание не понравилось никому. Пришлось поторопиться и пуститься в путь даже без отдыха.

— Не иначе Брит что-то пронюхал, — пробурчал Антон.

Застать злого колдуна врасплох — это было бы вершиной удачи. Один геройский удар — и все проблемы решены. В открытой же схватке всякое бывает.

Ладно. Все равно дороги назад не было, и сомнения отлетели прочь. Чем труднее, тем больше чести.

Первой трудностью оказалась дорога. Как истинный злодей, Брит был человеком нелюдимым, к тому же до чрезвычайности подлым. Из-за этой подлости он не удосужился проложить тропу к своему жилищу, и пришлось небольшому отряду карабкаться по кручам, преодолевать стремительные горные ручьи, перебираться через каменные завалы.

Пока справились, наступило время обеда, но не повезло и тут. На соседней скале как раз показалась мрачная башня, явное жилище колдуна, и сразу стало не до приема пищи.

А тут еще, пусть с запозданием, сбылся прогноз Сковорода. Небо затянуло тучами, стало темно, как ночью, и в темноте по отряду ударил порыв предгрозового ветра. Антошку и его спутников едва не вышибло из седел. Лошади попятились, и еще хорошо, что сзади оказалась не пропасть, а скала.

Или нехорошо? В пропасть упал — и все, а тут всадников с их скакунами прижало так, что ни отойти, ни отодвинуться было решительно невозможно. Камни давили, впивались в тело с одной стороны, а с другой прессом наваливалась воздушная масса, плотная, словно именно воздуха в ней и не было.

А потом ослепило и оглушило. Ослепила молния, а оглушил соответственно гром. Причем не простой, а с перекатами и многократным эхом. Антошке, напялившему на голову рыцарский шлем, пришлось хуже всего. Железо задребезжало, и у героя стало звенеть не в каком-то там ухе — в голове.

Да, Брит оказался грозным противником! Он явно не желал вступать в ближний бой и норовил уничтожить Иванова с его товарищами еще на подступах к замку.

Ветер стал кружить, метаться, а также завывать и плакать ничем не хуже пушкинской вьюги. При этом он упорно не желал терять свою силу, а в довершение из туч хлынул ливень.

И разом все промокли. Хорошо хоть, не проржавели. Все-таки металлу на это требуется какое-то время. Но ощущение у Антошки было такое, что еще немного — и это непременно произойдет, и он превратится в Железного Дровосека.

И тут, как говаривал Карлсон, случилось чудо: друг спас жизнь друга. Оказавшийся крайним Ольгерд узрел совсем рядом с собой пещеру, невероятным усилием спешился и кое-как продрался до спасительного отверстия, да еще и проволок туда своего коня.

Другой бы на этом и остановился, однако поэт мужественно выбрался обратно, вцепился в поводья скакуна Джоана и потащил его за собой.

Увидев такое дело, Антошка тоже поднапрягся. Слезть оказалось трудно, волочить Вороного — еще труднее, однако бросить коня было жалко. Как потом выбираться без него из здешней Тмутаракани? И Антошка не бросил товарища, хоть и не ждал от него особой благодарности.

В пещере оказалось если не уютно, то хоть спокойно. Гроза бушевала снаружи, и с нею вместе пытался бушевать позабытый Сковород. Только у последнего это не очень получалось. Попробуй поори при сильном ветре, да еще с летящей горизонтально водой!

Пришлось магу успокоиться и последовать примеру товарищей. Все равно ничего другого ему не оставалось. Зато в пещере Сковород попытался отвести душу, но был остановлен насквозь промокшим и потому злым Антошкой:

— Наколдуй что-нибудь! Не сидеть же здесь до посинения!

До посинения было уже недалеко.

— Зонтик? — после краткого раздумья предложил колдун.

— Унесет, — ответил за Антошку Олег.

— Тогда не знаю, — признался Сковород.

— А чтобы ветер стих?

Сковород посмотрел наружу, где вовсю бушевала стихия, прикинул свои возможности и сообщил:

— Нет, чтобы стих я не могу. Могу только град добавить.