Кот в сапогах, модифицированный - Белов Руслан - Страница 57

Адель и Шкуров-Безуглый в будуаре.

Шкуров лежит на том самом диванчике. Курит длинную сигару. Грудь бурно волосатая.

Адель сидит на пуфике перед зеркалом. На ней один китель с погонами генерал-полковника.

— Ну как, поможешь? — говорит она, то так то эдак рассматривая свою лебединую шею.

— Противоправно это… — морщится генерал. — Загремим под фанфары, в майоры разжалуют, а с ними ты не спишь..

— Да как загремим? Кто напишет заявление?

— Прокурору?

— Ну да! Никто не будет ему писать, сам знаешь. А вот в загс напишут.

— А как прокурору? — кривит губы Шкуров. — Это лет на пять потянет… Если обойдется без тяжких телесных повреждений.

— Ну, сделай это ради меня… — погладила генералу шерстистую руку.

— Ладно… Ради тебя я все сделаю. А если сядешь, знай: года не отсидишь, — вытащу.

— Меня никто посадить не сможет. А Надежда сказала, что у нее есть пара идей насчет своего бзика, и она, в случае чего, с удовольствием посидит где-нибудь на Крайнем Севере.

— Тюрьма, девочка моя, это не бзик, это серьезно и на всю жизнь, если даже сел на месяц.

— Нет, ты все-таки мент, Шкуров.

— Ну да, а что?

— До то, что у тебя в голове никакой романтики. Одни статьи, задержания да тюрьмы с уголовниками.

— Не надо трогать мою голову, — заслонился ладонью генерал. — Ты лучше свою в порядок приведи.

— А что она тебе не нравиться? — глянула Адель в зеркало. — Пятьсот долларов сегодня утром за нее отдала.

— Нравится, нравится… — засмеялся генерал. — Хорошеешь с каждым днем. Может, еще по разу?

— Ну а если нравиться, то по рукам? — заданный генералом вопрос как третьестепенный прошел мимо ушей женщины.

— По рукам, по рукам… Значит, что от меня требуется?

— От тебя требуется оборудовать подвал самыми современными средствами наблюдения. Своим сотрудникам скажешь, что эти двое, Женя и Наталья, по своей собственной воле участвуют в нашем домашнем реалити-шоу, и на кону у них замок со всеми потрохами…

Сказав, Адель рассмеялась:

— Дом-2, дом-3! А у нас будет «Замок для двоих»!

— «Замок в целлофане» лучше, — засмеялся генерал.

Большая гостиная. Полна дам и господ. Говорят в полголоса. Слышны иностранная речь, звон бокалов, посуды. На одной из стен — несколько больших экранов. На них мы с Натальей. Она стоит на трубе, держа на руках Эдгара-Эдичку. Я долблю под водой стену, поминутно выныривая, — смотря эту сцену, я душевно содрогался.

— Ставки будут приниматься еще минуту! — появился на одном из экранов высокий и тощий букмекер, когда вода подобралась к лампочке.

— Пятьсот долларов, что успеет, — сказал фон Блад.

— Сто, что нет, — сказала сверх меры возбужденная княгиня Квасьневская-Сусло, вся в крепдешине, бриллиантах и старческих пятнах. К уголку ее рта мушкой приклеилась икринка.

— Что-то скучновато стало, — сказала госпожа N молодому любовнику, замеченному в уголовных кругах. — Давайте, что ли, крокодила им подпустим? У меня есть знакомый с нильским крокодилом.

— Крокодил и у нас есть. Но большого подпустить не получится, а маленького жалко — съедят, — покачал головой фон Блад.

— Ну тогда змею, как в «Пестрой ленте»!

— Змею?.. — задумалась Надежда. — А почему бы и нет? Стефан Степанович, есть у нас змея?

— Опасная и коварная, как женщина?

— Да.

— Наверное есть. Амурский полоз в вольном террариуме зимнего сада.

— А почему наверное?

— Ветеринар давеча говорил, что вот-вот сдохнет — обезьяны его перетягивали.

— Ядовитый?

— Нет. Совсем неядовитый.

— Замечательно. На мой взгляд, неядовитая змея есть символ гуманного зла. Или беззубого добра, как вы считаете?

— Как прикажите, сударыня, — заулыбался Стефан Степанович.

— Бросьте его к ним.

— Ты на меня сердишься? — села рядом со мной Надежда-племянница, когда Наталья на экране умерла, и я вытирал набежавшие слезы.

— Да как тебе сказать… Я бы не смог так обойтись с человеком — любым — так жестоко и беспринципно.

— Да, ты так не можешь, и потому не видать было тебе Натальи, и она, видя тебя такого, и думать не могла, что в один прекрасный момент ты станешь ее мужем. В наше время надо так уметь, ведь успех, слава, деньги, приходят только так…

— Я тебе благодарен… — вставил я, желая замять спорную во всех отношениях тему.

— И еще одно… — продолжала она говорить, кивнув моим словам. — Я хочу, чтобы ты знал это, может быть, потому что в глубине души хотела бы быть такой, как ты, мягкой и принципиальной…

— Зря. Такие как ты, нужны людям… Иначе всех одолеет зевота и они расхотят плодиться и размножаться. Что ты хотела сказать?

— Понимаешь, многое в нашем шоу получилось само собой, в ткани действия…

— Ты что имеешь в виду?

— Ну, вода во вторую комнату полилась, потому что труба лопнула, сама по себе. И если бы ты не пробился вовремя, вас не успели бы спасти.

— И Вова с Володей сами в актеры попросились?

— Да нет, этот уголовник, ну, который тебя раздел в доме Адели, сказал, что экшена в шоу не хватает, мордобоя, значит, с рукоприкладством. Вот их и спустили к вам.

— А тампоны?.. Это жестоко… Я же действительно хотел…

— Законы жанра — есть законы жанра, — не дала сказать Надежда, — sed lex, dura lex. Когда ты разобрался с Вовами, мы с Аделью и папой пришли к мнению, что нужен какой-то эффектный ход, иначе все рухнет, и мы можем сесть в лужу, и не только в нее. Папа сказал, что в мире все уже было, и потому надо обратиться к классике. И тогда я вспомнила «Ромео и Джульетту». Остальное было делом фармакологии, а я с ней, как тебе известно, хорошо знакома… Слышал, наверное, о тетрадетоксине, о яде так называемой надувающейся рыбы?

Надежда лукаво улыбнулась. В нескольких моих книжках до сих пор орудуют красноглазые зомби, объединенные в зомберкоманды.

— Слышал. Спасибо, племянница. Теперь всем буду говорить, что я самый настоящий зомби.

— Мы-ы бу-удем говори-ить, что мы зомби-и, — сделав страшное лицо, протянула Наталья глухим голосом.

Вечером, уже в постели я поинтересовался, почему Наталья так спокойно отнеслась к столь массированному вторжению в ее личную жизнь.

— Я не чувствую себя жертвой, — сказала она, водя пальчиком по моему животу, — и никто в мою личную жизнь не вторгался, потому что Натальи Вороновой давно уже нет. Есть я, Наталья Смирнова нежно тебя любящая и с удовольствием носящая твою фамилию…

— Получается, что Наталья Воронова осталась в подземелье?

— Да! — засмеялась. — С тобой, прежним, который, в числе прочего, беззастенчиво трахался с Теодорой перед не занавешенным окном. Пусть бродят там со своим прошлым, как домовые!

— А ты откуда знаешь, что перед не занавешенным окном?

— Она это рассказала, мне кажется, не случайно, как только мы с ней познакомились.

Пальчик ее спустился чуть ниже. И, оказавшись в подлеске, неспешно двинулся по хорошо знакомой ему дорожке.

— Ясно их представляю… — заулыбался я. — Она, та Наталья, сейчас говорит мне, прежнему: «Пока мы тут, пока мы ищем и боремся — они будут любить друг друга».

— Надо заделать все выходы, не дай бог, вылезут!

— Непременно прослежу за этим.

— Послушай, милый, я хочу, чтобы ты написал о наших приключениях книгу…

— Это будет сложно… — пальчик Натальи замер в подлеске.

— Почему?

— Мне придется описать, как я вожделел тебя, как думал о твоем влагалище и представлял твою восхитительную попку во всей ее красе. С розеточкой анала, с пупырышками от сидения…

Эдгар-Эдичка, лежавший у нас в ногах, критически встал и ушел доедать свое морковное пюре.

— Ну и пиши! — проводила его взглядом Наталья. — Все наши светские красавицы стараются попасть в «Интернет» обнаженными, и я не прочь попасть на твои страницы. Если хочешь, буду тебе позировать, сидя на мониторе.