Полярный летчик - Водопьянов Михаил Васильевич - Страница 33

Из за поворота навстречу показался поезд. Принимаю твёрдое решение вернуться к замеченной маленькой станции, сесть и сдать матрицы на поезд. Хоть с опозданием, но всё-таки они попадут в Ленинград.

Вот и поле. Лыжи мягко коснулись ровного слога. На всякий случай отстегнул ремни, чтобы выскочить из кабины, бежать скорее на станцию – не опоздать бы к поезду! Выключил мотор. Сейчас машина остановится. Но что это?.. Сильный толчок, треск, самолёт взмывает вверх, какая-то неведомая сила бросает его на крыло, конец которого зарывается в глубокий снег, опять треск, и всё стихает. Очевидно, лужайка не была такой ровной, как показалось.

Меня как паралич хватил: сижу с открытым ртом, без движения.

«Вот и кончился наш второй перелёт на Камчатку!» Механик Бассейн пулей выскочил из кабины, обошёл самолёт, внимательно всё осмотрел и поспешил успокоить меня:

– Не падайте духом, командир, машину можно отремонтировать на месте… Только бы запасные части доставить сюда… Вон какое село большое, люди помогут, да и своих рабочих можно вызвать из мастерских!

Я, ободрённый, выпрыгнул из машины. Из села уже бежали к нам люди, но мне не до них. Скорей к поезду!

Хватаю плоский ящик с матрицами и с ходу кричу механику:

– Флегонт! Срочно составь список нужных частей и сообщи мне по телефону в Ленинград, в редакцию «Правды». Я постараюсь как можно быстрей доставить всё необходимое и рабочих прислать… Жди!

Одна мысль сейчас мною владела – не оставить Ленинград без газеты. Ноги вязли в снегу. Где-то далеко загудел паровоз. Я падаю в сугроб, вскакиваю и снова бегу.

Начальник станции или дежурный в красной фуражке стоит на пустынной платформе, с удивлением смотрит на меня, не делая шага навстречу.

Как видно, он совсем опешил, увидя в этот ранний час человека в необычной одежде – на мне был комбинезон и шлем, – бежавшего, спотыкаясь в снегу, прижимая к груди плоский ящик. Не мог ведь он знать, что я в самом деле, как это говорится, «с неба свалился». И совсем поставили железнодорожника в тупик мои нелепые вопросы:

– Какая это станция? Сейчас будет пассажирский поезд, куда идёт, не знаю, но всё равно мне нужно на нем ехать!

– Успокойтесь, гражданин. Видите, я вышел встретить скорый поезд, он следует в Ленинград, только у нас скорые и курьерские поезда не останавливаются.

– Почему не останавливаются?

– Скорый – не почтовый, чтобы на каждом полустанке торчать!

– А вы остановите! – Я показал на ящик: – Здесь матрицы газеты «Правда», они должны утром быть в Ленинграде. Прошу остановить поезд!

– Я русским языком говорю: не имею права! Меня уволят за задержку скорого!

Поезд должен был подойти с минуты на минуту.

Я вспомнил что удостоверение, которое мне выдали в редакции. Хотя успел уже забыть, что там написано, но на всякий случай сунул его железнодорожнику в красной фуражке. Он надел очки, исподлобья поглядел на меня, как бы оценивая, развернул бумажку, начал читать и вдруг, поправив очки, вторично прочёл вполголоса:

– «И имеет право останавливать поезда…» Чего же вы молчали, что у вас такой важный груз? – в свою очередь стал он кричать на меня.

Показался поезд. Железнодорожник прошёл вперёд, поднял красный флажок. И когда скорый замедлил ход, я вскочил на подножку вагона, помахал рукой доброму человеку и вошёл в тамбур.

Поезд выручил самолёт.

В полдень ленинградцы читали «Правду».

…На другой день утром на «Красной стреле» я прибыл в Москву и, не заезжая домой, отправился в отряд. Рассказал я командиру о своих злоключениях и попросил подписать отношение в мастерские с просьбой отпустить одного рабочего для ремонта самолёта и выдать винт, одну лыжу, заднюю стойку шасси, полотно, клей, краску.

Бригадир Маштаков сразу согласился ехать со мною. Всё, что надо, мы с ним получили, а отправить не можем. Предметы громоздкие, их не принимают в багаж пассажирского поезда. А если отправить их, как нам предлагали, с товарной станции малой скоростью, они придут на место через две-три недели.

Я опять побежал к командиру отряда. В это время в его кабинет вошёл лётчик Шевченко и доложил, что готов на рассвете лететь в Ленинград с матрицами.

– Выручай, друг, захвати с собой одну лыжу и пропеллер! – взмолился я.

– Они же в кабину не войдут! – заметил командир.

– А что, если привязать все снизу, к фюзеляжу? – предложил Шевченко.

– Правильно! – радостно воскликнул я. – Разрешите, товарищ командир! А я с рабочим доберусь туда на поезде.

Шевченко по возвращении из Ленинграда приземлился на месте нашей вынужденной посадки. Флегонт Бассейн принял его самолёт по всем правилам аэродромной службы.

В моё отсутствие бортмеханик не терял зря времени. С помощью сельских ребят, которые все мечтали стать лётчиками, он снял левое крыло, открыл полотно обшивки. Оказался сломанным главный лонжерон. И опять выручили ребята. Они привели из деревни старика столяра Митрича. Мастер он был отличный. Митрич так срастил лонжерон, что в месте поломки он стал прочнее, чем был. Только когда обтянули крыло новым полотном, на его передней кромке образовался небольшой бугорок. С этой шишкой на крыле можно летать сколько угодно.

Маштаков и Бассейн поставили винт, новую лыжу, починили шасси. Поблагодарив своих добровольных помощников, и в особенности Митрича и того самого железнодорожника в красной фуражке, который остановил для меня скорый поезд, мы легко взлетели.

«М-10-94» снова стоит на Центральном аэродроме в Москве, а я волнуюсь. Могут назначить комиссию, проверить, как отремонтирован самолёт, увидят шишку на крыле и забракуют. Пока получишь с завода новое крыло да заменишь старое, и зима пройдёт. А мне надо лететь на Камчатку самое позднее в конце февраля.

– Пожалуйста, Флегонт, – попросил я на всякий случай механика, – когда будут осматривать машину, постарайся загородить эту несчастную шишку!

Инженер отряда мимоходом взглянул на крыло, на которое небрежно облокотился Бассейн, и спросил:

– Машина в порядке?

– В полном!

– Могу лететь на выполнение задания. Хоть завтра на Камчатку!

– Вам придётся сначала перегнать одну машину в Батайскую школу. Вас командир назначил. Больше лететь некому, а Бассейн до вашего возвращения ещё разок проверит самолёт. Вернётесь и дуйте на Дальний Восток!

Я действительно вскоре отправился на Дальний Восток. Только я «полетел» поездом, в хвосте которого на товарной платформе стоял разобранный мой «М-10-94».

Пароход раздавлен льдами

…По пути в Батайск из-за плохой погоды я задержался в Харькове. В комнате отдыха лётчиков я взял газету на украинском языке. Мне бросилась в глаза заметка, в заголовке которой стояло знакомое название – «Челюскин». С трудом я разобрал несколько слов – «вин пошов ко дну». О «Челюскине» я уже много читал в газетах и слышал от товарищей.

Раньше, когда ещё не были освоены северные моря, для того чтобы попасть водным путём из Архангельска или Мурманска во Владивосток, на Камчатку или Сахалин, нужно было пройти длинный путь в двадцать пять тысяч километров по чужим морям, вокруг Африки, заходить в иностранные порты, покупать на золото уголь, брать пресную воду. А ведь Северный путь по нашим полярным морям более чем вдвое короче. Но он очень труден.

Несколько столетий отважные мореплаватели разных стран пытались провести корабли до Северному морскому пути. Одни дальше углублялись во льды, другие меньше, но никому не удавалось за одну навигацию проплыть из Атлантического океана в Тихий по короткой, но тяжёлой водной дороге. Впервые этого добились люди в 1932 году, и это были советские моряки и учёные. Экспедиция знаменитого путешественника – исследователя Арктики профессора Отто Юльевича Шмидта одержала огромную победу. Ледокол «Сибиряков», который вёл прославленный капитан Владимир Иванович Воронин, за одно лето добрался из Архангельска во Владивосток.