Кол Будды - Белов Руслан Альбертович - Страница 8

– Ну ладно, бог с ним, с чудом. Ты скажи прямо, буду я жив через месяц?

– Не скажу, сынок, не скажу.

– Почему?

– Потому что если я прознаю все в точности, и тебе поведаю, то ты что-нибудь не так поймешь и сделаешь, и получится, что я соврала.

Олег задумался, в его лице проступило что-то детское, и гадалка жалостливо вздохнула:

– Чувствую, сынок, здорово тебя вороги обложили. Сильны, они изворотливы, и удача с ними…

– Так, значит, всё, конец… – почернел Олег

– Нет, не все, – неопределенно глянула женщина. – Я чувствую, появиться в твоем сердце что-то такое, что тебе сейчас не хватает. Сильно не хватает. Очень скоро увидишь ты ниточку, можешь увидеть, и она приведет тебя туда, куда ты хочешь, к особенной жизни приведет, особенной и чудесной. Поезд, в котором ты мчишься, замрет как приколотая бабочка, ты выскочишь из него, выскочишь и окажешься в окружающем мире серединкой. Окажешься и станешь думать, долго думать, и все вокруг уйдет за пелену радостной мысли. Жди, сыночек, свое чудо, жди, и оно непременно придет.

Направляясь к гадалке, Олег намеревался дать ей сто долларов, но дал пятьдесят. И то на всякий случай, чтобы не околдовала.

7.

В двух километрах севернее Бетты случился казус.

В середине дня, в самую жару, ему захотелось чаю. Не обнаружив в береговых скалах родничков, он, донельзя замотанный десятикилометровым переходом, поперся вверх по первой попавшейся щели в расчете набрать воды в ближайшем пансионате. Далеко идти не пришлось – на его счастье в лесочке, примыкавшем к обрыву, обнаружился небольшой бетонный резервуар, полный питьевой воды. Найдя полутора литровую бутылку от "Пепси-колы", Смирнов наполнил ее из краника, питавшего емкость, и спустился к морю. Спустя несколько минут он сидел у костра и нетерпеливо ждал, пока закипит вода в кастрюльке.

Она никак не закипала.

Сухой плавник, щедро добавленный в огонь, сгорел без толку.

– Градусов восемьдесят есть – достаточно, – решил он, сыпля чай. – На Памире она кипит при семидесяти.

Вода, приняв в себя заварку, забурлила и… осталась прозрачной.

– Черт знает что! Что за дрянь я набрал?! – чертыхнулся Смирнов, хлебнул из бутылки и… опрометью помчался к морю.

Оказалось, что из краника в резервуар бежала не вода, а крепкий раствор хлорной извести. Или хлорная вода…

Однако все обошлось. Похрустев известью, образовавшейся в результате реакции раствора со слюной (или хлорной воды с зубами), он напился морской воды, а потом портвейна. На следующее утро немного поболели почки, да пару дней было противно во рту. Противно было и на душе. Из-за собственной глупости.

Километрах в восьми севернее Криницы он остановился.

Он не смог не остановится – в узкой щели, завершавшейся трехметровым водопадом, и в которую можно было подняться лишь с помощью изжеванного прибоем каната десятиметровой длины, была баня с бассейном.

Она представляла собой капитальную печь-каменку, окруженную на совесть сбитым дощатым каркасом; его облекала хорошо сохранившаяся целлофановая пленка. В бане было все – крепкая скамейка, большое цинковое ведро для нагрева воды, две шайки из половинок пластиковых канистр, березовый веник, ковшик для поддачи, даже туалетное мыло. Над бассейном, представлявшим собой очищенное от наносов естественное углубление в скальном ложе ручья, протягивался врез; на нем в профессиональном нетерпении томились топчаны для отдыха.

Щель была небольшой, всего лишь с тремя неширокими площадками под двухместные палатки. Смирнов расположился поближе к морю, на той из них, которая, укрывшись двумя обожженными пожаром соснами, висела над самым обрывом, устроился, понаблюдал природу, чувствовавшую себя приподнято, и пожалел, что продуктов у него всего лишь на день.

Однако жалел Евгений Евгеньевич недолго. Обследовав площадки, соединенные ступенчатыми переходами и тропками, он обнаружил один погреб и два продуктовых ящика, прикрытых крышками. В них нашлись мятая, но не потерявшая герметичности банка говяжьего паштета, десяток бульонных кубиков, пачка вермишели с запахом курицы, полпачки спагетти, полкило ядрицы и банка томатного соуса. А вино у него было.

Вечером он сидел у огня, попивал из "рыбьей" кружки вкусную "Изабеллу" и сокрушался, что прошлогодние ливни и вызванные ими грязекаменные потоки принудили постоянных обитателей щели остаться дома или искать безопасные места. На Кипре, в Турции, Хургаде. Если бы не ставшие обычными природные катаклизмы, то сидел бы он сейчас в кругу близких по духу, сидел бы и смотрел на костер и, конечно же, на женщин. И непременно высмотрел бы среди их особенную, с искоркой в глазах, такой искренне объединяющей искоркой.

Все следующее утро он собирал по всей щели мусор и топил им печь. Когда мусора не стало, перешел на сосновый хворост и плавник. К обеду камни так накалились, что жара хватило до вечера. Он был счастлив, окропляя их водой и парясь, он был счастлив, отдыхая голышом на топчане и смотря на безмятежно голубеющее море и поскрипывающие от удовольствия сосны.

8.

От гадалки Олег поехал в казино и выиграл в рулетку пятьдесят с лишним тысяч рублей. В полной мере порадоваться знаменательной удаче ему не удалось – когда он рассовывал фишки по карманам, к нему подкрался Георгий Капанадзе.

– Не туда ты их складываешь, не туда, – добродушно сказал он, положив должнику руку на плечо. – Сюда надо складывать, сюда.

И указал ухоженным пальцем на карман своего малинового пиджака.

Олег выполнил приказ, весь покрывшись пятнами от злости и стыда: сцену, забыв о флеш-роялях, шампанском, скачущих костяных шариках, красных и черных полях, наблюдали все присутствующие в зале и, конечно же, лупоглазые телохранители обманутого им человека. Сам Капанадзе смотрел на него, как удав смотрит на кролика, уже потерявшего волю и мечтающего скорее забыться в бесконечной черноте распахнутой змеиной пасти.

С Георгием Капанадзе получилось нехорошо, глупо получилось. Олег пришел к нему, заинтригованный деловым предложением некого средне-восточного предпринимателя. Предложение со всех сторон казалось чрезвычайно выгодным и беспроигрышным, и он не сомневался, что один из богатейших людей края примет участие в деле. Однако Капанадзе, терзаемый интуицией, стал отказываться, но тут явился Гога Красный. Тот, начавший карьеру вульгарным рыночным рэкетиром, заверил осторожного грузина, что прикроет дело со своей стороны, а также войдет в долю.

Олег знал, что Красный люто недолюбливает его за аристократичный вид и голубоватую кровь, по семейному преданию доставшиеся от одного из королей Болгарии. Ему бы подумать, посмотреть в глаза тайного недоброжелателя, затеять паузу, но, ломая скептицизм Капанадзе, он увлекся. И Гога погубил потомка незаконнорожденного сына балканского монарха, погубил всего за полмиллиона долларов – не прошло и месяца, как один из самых богатых людей города залетел на десять миллионов, а Напалков и Дементьев, в авральном порядке привлеченные позже, на три каждый.

Для всех четверых, бурно ликовавших тому, что обошлось без объяснений с ФСБ и ЦРУ, это были относительно небольшие деньги. Все бы, наверно, обошлось, если бы перед заключением соглашения нервничавший Капанадзе, пошептавшись с Гогой, не утратил своей обычной интеллигентности и не сказал, что в случае дефолта он "самолично изнасилует Олега при помощи вот этой штуки" и не указал на кактус, торчавший в горшке рядом с его креслом (дело происходило в зимнем саду "Веги", изобиловавшем кактусами любимой Кареном формы).

– Это будет трудно, он колючий и толстый, но друзья мне помогут, – добавил грузин, пытаясь улыбнуться.

А Капанадзе всегда держал слово. Его за это уважали.

9.

Недалеко от Геленджика в середине ночи об него, спящего без задних ног в галечной берлоге, споткнулся человек с рюкзаком за спиной и половинкой дыни в руках. Когда пришелец очистился от кулеша – путник упал на кастрюлю, – они выпили (у Смирнова было) и разговорились.